За эту неделю и теплело, и холодало. Сегодня к утру подпало немного снежку, к вечеру мороз градусов 7.

16/29 ноября. Керженцев написал в «Правде», что Луначарский своими новыми пьесами — «Оливер Кромвель», «Похождения Ивана в раю», заявил себя оппортунистом, соглашателем. После этого состоялась на эту тему политическая литературная беседа, в которой Керженцев и Луначарский «сразились». По Керженцеву выходит, что коммунисту нельзя быть поэтом; по Луначарскому же выходит, что Керженцев и ему подобные страдают своего рода болезнью «коммунистической левизны».

Вот только и удовольствия, что прочел об интересном споре, а самых пьес где же теперь почитаешь? В магазинах частной продажи нет; на Сухаревке книжную торговлю воспретили; на стенах пьес, конечно, не расклеивают, как теперь распространяются газеты.

Вчерашнее воскресенье провел так: встал в 9 часов, от 10,5 до 2.5 ч. колол и таскал дрова, затем пошел в полевой штаб (1 ч. 40 мин. обратного хода), чтобы получить… 1,25 ф. подсолнечного масла, а в 5.5 ч. вечера отправился в свой приходской храм «Спас в Пушкарях», где была совершена торжественная всенощная по чину Успенского собора, совершена подлинными «соборянами» — Любимовым, Пшеничниковым, Розовым, Румянцевым и другими. Пел прекрасный хор под управлением знаменитого регента и выдающегося духовного композитора Павла Григорьевича Чеснокова. Розов исполнил соло «Блажен муж», «Ныне отпущаеши», чесноковскую ектению и его новое произведение «Спаси Боже люди Твоя» (исполняемое после Евангелия). Все эти композиции черпаются Чесноковым — надо правду сказать — из старинных русских напевов, былинных, песенных, слепецких, — какие подойдут, и выходит чрезвычайно эффектно. В таком же духе оказалось и «Спаси Боже люди Твоя». Одним словом, это больше походило на концерт, чем на богослужение. Народу сошлось необыкновенно много, в церковь не вошло и половины желающих; все время слышались от давки стоны, вскрикивания, ропот и даже ругательства. Все это наводило на греховодные мысли и на сожаление, что мы идем теперь в церковь тоже как на развлечение какое-то. При всем этом, протопресвитер Любимов сказал с большим подъемом ликующую и бодрую речь. Ликующую — по поводу такого небывалого стечения народа; бодрую — его верой в то, что в русских людях еще не оскудела вера в Бога. «Блажен кто верует!»

17/30 ноября. Мороз с утра около 10. Езда на санях.

В газетах напечатано правительственное сообщение, что эсеры, Черновцы, врангелевцы и разные «контрреволюционеры» собираются теперь «при поддержке Антанты» бороться с советской властью террористическими выступлениями против крупных единиц власти и властвующей партии. И при этом объявляется, что находящиеся в руках советской власти видные эсеры и играющие с ними одну игру другие деятели отныне становятся заложниками и будут «беспощадно истребляться» в случае приведения террористических актов в исполнение.

† В газетах же сообщают, что в октябре месяце «чекушками» расстреляно около 1.000 человек.

За свои «дровяные» действия получил от Полевого штаба награду в виде одной погонной сажени смешанных дров, заплатив, впрочем, за нее 3.000 р. Итак, в эту зиму отопительное дело для нашей семьи оказалось не в пример легче прошлогоднего. Надеющиеся на Господа да не погибнут!

18 нояб./1 декабря. Английское правительство вручило Красину проект торгового соглашения с советской Россией.

Продолжается разгром войск Булак-Балаховича.

Дочь заплатила за починку прошлогодних валенок (сделаны новые подошвы, валеные же) 10.500 р.

19 нояб./2 декабря. А я сегодня как раз получил от полевого штаба бесплатно кожаные сапоги старого армейского образца, как снаряжение для моих хождений по Москве (здесь на извозчике не полагается). Таким сапогам, бывало, красная цена 6 р. 50 к., а теперь на Сухаревке за них платят 150.000 р.

Кстати, осведомился о других сухаревских ценах: чай 28.000 р. ф., масло русское 8.000 р. ф., масло постное 6.500 р. ф.

Подсчет минувшей переписи дал для Москвы цифру 1.028.000 чел., т. е. убыло здесь народонаселения после 1918 года 40 %. Вышел декрет о предоставлении иностранным компаниям, и вообще иностранным подданным, — концессий на разработку русских природных богатств, на устройство жел.-дор., заводов, фабрик. Никак не разберешься в этом декрете, как его примирить с победами большевиков на всех фронтах? Они разгромили русский капитал, а теперь как будто идут «под нози» иностранных капиталов. Стоило ли «огород городить»!?

Впрочем, как скажет теперь Ленин или Стеклов, это тоже своего рода «передышка», впредь до установления пролетарской власти на всем земном шаре.

20 нояб./5 декабря. Вчера грянул 15-градусный мороз, а сегодня съежился только до 4-х. Выпало немножко снежку. И вот чудеса-то: сегодня как раз получил от Лели 2 письма из Лубны от 6 и 13 ноября, и еще в первом из них он пишет, что там снега на 2 аршина и морозы от 6 до 17 градусов. Второе письмо он послал «с оказией» и приложил при нем для меня 1/4 ф. табаку. Тут вышла оказия. Ехавший с «оказией» не явился ко мне, а опустил письмо в Москве в почтовый ящик и на конверте написал карандашиком, что он «по недоразумению» табак выкурил сам. Каково?! По-моему, это не недоразумение, а просто — нахальство!

Чичерин и польский министр иностранных дел князь Сапега обменялись нотами, в которых упрекают друг друга за затягивание мирных переговоров. Решено предписать договаривающимся делегациям, чтобы они установили последний окончательный срок для подписания мира.

«Правда» пишет, что газету «Бедноту» одолевают запросами, что такое значит декрет о концессиях для иностранных подданных? И видит «Правда» в этих запросах что-то такое в высшей степени деловитое, хозяйственное. «Хозяева», мол, желают знать, не угрожают ли их добру эти концессии, и утешает их, что добро будет в целости, потому что концессия — это сдача того или другого «добра» только в аренду. Какие к черту это хозяева, это просто любители чужого, каких развелось теперь больше чем когда-либо.

Меня спрашивают все, что я теперь делаю в Цупвосе. Увы! Из махорки свертываю цыгарки да кораблики делаю из бумаги от нечего делать. Один кораблик так отчетливо вышел, что я его ношу в кармане и показываю вопрошающим о моих служебных трудах. Вот материал для будущей пьесы о нравах наших дней. И еще для бытописателя: я знаю, что во многих портфелях деловых советских людей вместо бумаг — пустые мешки под картошку или под яблоки, а то и самая какая-нибудь «выдача». У меня портфеля нет, но зато в карманах мешки и мешки.

Армения объявилась тоже советской республикой. В Эривани образовался Ревком. Ленину прислана приветственная телеграмма, и т. д.

Накануне Введения (21 н./3 д.) был на Троицком подворье, где всенощную служил сам Патриарх. Двор Подворья весь заставлен какими-то военными колымагами и повозками. Значит, и у «Святейшего отца нашего» военный постой.

20 нояб./6 декабря. Уже из заграничных источников, московские газеты сообщают, что в Москву приезжал представитель синдиката американских капиталистов Вандерлин и от имени его вошел с советским правительством в торговое соглашение. При этом заграничные газеты отмечают, что этот договор побивает собой всякие рекорды когда-либо состоявшихся торговых сделок.

29 нояб./12 декабря. Стоят морозы от 6 до 12 градусов. Понемножку и снег идет, но все еще нет санного пути. Наконец, ухитрился купить на улице «из-под полы», как запрещенный товар, обе главные московские газеты «Правду» и «Известия». Заплатил только по 50 р. за газету. Пользуясь этим, могу на этот раз вписать в свои скрижали что-нибудь побольше против обыкновения. «Московский революционный трибунал» устроил на днях перекличку именитому купечеству и родовитому дворянству. Графы Шереметевы, купцы Корзинкины, Разореновы, Найденовы, Щукины, Кузнецовы, Прохоровы, Банкетовы, Калмыковы и прочие — как пишет «Правда» — верят и надеются на восстановление права собственности, а потому «брали и давали деньги под векселя». Векселя помечали 1917 г., сроки ставили до 1921 г., а подписывали — граф Шереметев, член правления т-ва Кузнецов и т. д. Векселя хранили в укромном месте, в углублении стены, заклеив сверху обоями. Ждали времени, когда можно будет векселя предъявлять, учитывать и переучитывать. Деньги давал некий Журинский. Его приговорили к расстрелу, а векселедателей — в тюрьму от 5 до 15 лет.