– Полностью, господин Прокурор штата. В точку попали. Вы очень прозорливы.

– Это точно. Очень-очень. Временами даже с некоторым избытком…. Ладно, Оуэн, ведите нас к месту преступления. Что называется, взглянем и оценим. Ремарк, не отставайте…

За светло-зелёным двухэтажным коттеджем под терракотовой черепицей размещалось странное сооружение: просторная беседка с пирамидальной крышей, только забранная – со всех четырёх сторон – в решётки из толстых металлических прутьев, а в одну «из решётчатых стен» была вмонтирована крепкая прямоугольная дверь, оббитая тёмными железными листами.

– Что это за шедевр архитектуры? – удивился Модильяни. – И для каких целей он выстроен?

– Для проживания сторожевого пса, – преданно поедая начальство глазами «дисциплинированного служаки», доложил Оуэн. – Порода – ирландский волкодав. Очень крупные, сильные и выносливые собаки. Отличные сторожа и охранники…. Поздним вечером пса выпускали из этой большой клетки – для охраны «Голубой лагуны». А ранним утром, естественно, кормили и запирали обратно.

– Где же труп отставной «цэрушницы»?

– В клетке…. Понимаете, там, внутри, находится ещё и деревянный утеплённый «собачий дом». То есть, очень большая собачья будка. Поздней осенью и зимой на здешнем побережье частенько случаются прохладные ночи, сопровождаемые густыми и промозглыми туманами…. Так вот. Как раз из этой будки и торчат ноги мёртвой женщины. Сейчас покажу. Одну секундочку…

Дверь – со зловещим скрипом – отворилась.

«Однако, картина маслом», – внутренне передёрнулся Роберт. – «Сплошной и навороченный импрессионизм. Причём, с яркими нотками психического извращения…. Из полукруглого проёма в огромной деревянной будке, действительно, торчат ноги – явно старческие, в сине-багровых венах, обутые в старенькие летние башмаки. Из-под серой льняной юбки, сбившейся на сторону, выглядывает край длинных голубых панталон…. А вот и знакомые разноцветные бумажные журавлики: на голых худых ногах, на толстых досках собачьей будки, на железных прутьях клетки-беседки…. Приклеены? Скорей всего. Ветерок-то сегодня резкий и порывистый. Предусмотрительно отработано, надо признать. Чтобы невесомые бумажные птички не разлетелись в разные стороны…. Кровавые пятна и полосы. Полосы? Странно…».

Стараясь выглядеть – на сто процентов – хладнокровным и невозмутимым, он спросил – брезгливым и недовольным голосом:

– Вы, что же, молодой человек, вытаскивали мёртвое тело из будки?

– Вытаскивали, – засмущавшись и погрустнев, признался Оуэн. – Ещё до того, как поступил приказ, мол: – «Ничего руками не трогать. Пусть всё остаётся в первоначальном виде…». Было так. Мы с помощником приехали. Полиция прибыла. Врачи подтянулись. А тут – такое…. Отзвонились и доложились. Поспорили. Вновь задействовали мобильную связь. Стали ждать…. Потом посовещались и решили, что надо слегка разобраться в ситуации. То есть, уточниться. Доктора взяли миссис Трапп за ноги и осторожно вытащили её тело из «собачьего домика». Посмотрели. Всё стало понятно. Вернее, совсем непонятно…. Через некоторое время по телефону поступила строгая команда, мол, ничего не трогать. Причём, и нам поступила, и полицейским. Вновь посовещались и решили, что мёртвую старушку надо срочно вернуть на прежнее место. Вернули…

– Значит, вернули на место, – задумчивым баритоном протянул Модильяни. – Ну-ну, деятели исполнительные…. Так что там, внутри? – нетерпеливо ткнул толстым указательным пальцем в сторону собачьей будки. – Хотелось бы, всё же, узнать, чёрт вас всех побери…. Что – там?

– Огромный медвежий капкан с острыми стальными зубьями. Рука, отрубленная (или же перекушенная?), этим капканом. Мобильный телефон, крепко зажатый в ладони отрубленной руки. Мёртвая старуха – без правой руки. Очень много крови. И целая куча бумажных журавликов. Пожалуй, всё. Кажется, ничего не забыл.

– Бред законченный…. Ремарк, а вы что думаете по этому поводу?

– Много чего, – криво усмехнулся Роберт. – Но одно могу сказать с железобетонной уверенностью: это происшествие – однозначно – проходит по моей епархии.

– Согласен. Без маньяка здесь, скорее всего, не обошлось, – важно пошевелив густыми седыми усами, пропыхтел Прокурор штата. – Подчёркиваю, без матёрого и законченного маньяка…. Но есть ли у вас, старший инспектор, конкретные предположения…э-э-э, относительно обстоятельств этой необычной «собачьей смерти»?

– Естественно. Предполагаю, что произошло следующее…. На нежном розовом рассвете миссис Трапп вышла из коттеджа – чтобы отвести собаку в клетку и, предварительно накормив, запереть её там. Звала, звала, нет ответа…. Тогда она встревожилась и забеспокоилась, мол: – «Неужели, верный пёсик приболел и, не дожидаясь завтрака, отправился спать?». Подошла к клетке, заглянула внутрь…. И вдруг, из собачьей будки раздалась трель мобильного телефона. Может, её собственного мобильника. Может, просто очень знакомая и приметная мелодия. Трудно сказать…. Итак, бывшая сотрудница ЦРУ, утратив бдительность, вошла в клетку и опустилась на четвереньки. Залезла – наполовину – в конуру, вытянула вперёд правую руку, нашарила ладонью не умолкающий мобильник…. Дальше вы знаете. В конечном итоге, миссис Трапп умерла – либо от сильнейшего болевого шока, либо от критической потери крови…. Возникает закономерный и разумный вопрос, мол: – «А где же отважный сторожевой пёс? То бишь, породистый ирландский волкодав?». Отвечаю…. Оуэн, когда вы прибыли к «Голубой лагуне», двухстворчатые ворота были заперты? А металлическая калитка, встроенная в них? Открыта? Ну-ну. Я так и думал. Убежал сторожевой пёс, без сомнений. А может, его маньяк увёл с собой. Существует авторитетное мнение, что животные (причём, как домашние, так и дикие), относятся к человекообразным психам с искренним пиететом и трогательной жалостью. Очередная загадка природы…. Как вам, уважаемые господа, такая печальная история?

– Правдоподобная и яркая картинка, – одобрил Модильяни. – Можете, Ремарк, когда захотите. Не отнять и не прибавить…. Ну, Оуэн, а где сейчас находится супруг пострадавшей?

– С противоположной стороны дома установлена садовая скамейка. Вот, он на ней и сидит. Смотрит на устье реки Хоксбери и плачет. На вопросы не отвечает. Общаться ни с кем не желает…. Вас проводить к нему, господин Прокурор штата?

– Зачем же мешать – своим присутствием – профессионалам? Идите, Ремарк, общайтесь с фигурантом. Говорят, что вы большой и непревзойдённый мастер – разговоры душевные разговаривать. Вот, вам и карты в руки. Только не забудьте потом – доложить о полученных результатах…

И он пошёл. Обогнул – со стороны залива Брокен – коттедж Траппов. Уселся на краюшек длинной светло-синей садовой скамьи, на втором краю которой расположился совершенно седой сгорбленный старик, повздыхал, помолчал, закурил, вновь повздыхал…

Со скамьи отрывался просто замечательный и изумительный вид на обширный эстуарий реки Хоксбери. Загадочные серо-голубоватые воды, украшенные парусами (в основном, идеально-белоснежными), легкомысленных яхт. Неясные и призрачные силуэты солидных морских судов. Многочисленные чёрно-белые пятна крикливых птичьих стай, парящих над океанским побережьем.

– Очень красиво здесь. Словно бы какая-то выставка – мудрых и целительных картинок, – поделился своими ощущениями Роберт, после чего достал из внутреннего кармана джинсовой куртки фляжку из нержавейки и неторопливо – с характерными звуками – отвинтил крышечку.

– Ром? – заинтересованно задёргал длинным носом старикан.

– Ага. Ямайский и коллекционный. Хлебнёте?

– Пожалуй. Давайте…. Эх, Эстель, Эстель. Как же так? Грехи наши тяжкие…. Ох, хорош напиток. Духовит. Молодость мне напомнил. Спасибо вам, юноша…

– Роберт Ремарк. Криминальный инспектор. Специализируюсь на серийных убийцах. Сиречь, на маньяках.

– На маньяках? Даже так?

– Да, речь, безусловно, идёт о серии, – подтвердил Роберт. – Этот конкретный маньяк на месте каждого из своих преступлений оставляет приметный знак – японских бумажных журавликов. Ну, как подпись. Или же, как отпечатки пальцев…. Расскажите мне, пожалуйста, про миссис Трапп. И, вообще, про вашу совместную жизнь.