– Я вообще иду молчу! – как всегда, в приподнятом настроении ответил негр.

– Вот и молчи почаще! – поддержала меня Катя.

– Девушка, я не с вами разговаривал.

У Жеки от такого обращения со своей любимой вспыхнули глаза:

– Ты ща огребешь, понял? Даже не пищи в ее сторону!

– Да ладно, она сама часто пищит, – бросил Паша.

Только мы втроем (я, Жека, Катя) хотели наброситься на лучшего друга и побить его за Любимову (она – за саму себя), как тут индеец по-лошадиному игогокнул и пробурчал что-то на неизвестном науке языке.

– Че он бузит? – обратилась Барская к Кеше.

Тот пожал плечами:

– Я что вам, переводчик? Не знаю я их языка.

– Но как ты с ним общаешься?

– По-русски! Я негр, но я русский! – Похоже, что даже у негра стали сдавать нервы. Не знаю отчего, но это было чертовски приятно.

– Я сказал, смешные вы, – громко возвестил радостный индеец со странным акцентом. Точно он не индеец вовсе, а чукча. – Как тут не понять? Это закон джу-бня.

– Кого закон? – переспросили все хором.

– Джу-бня. Бледнолицую никто не любил, и ее смерть внесла в бытие ныне живущих разлад. Когда змея покидает мир, она выплескивает наружу весь свой яд, чтобы не перенести его на облака. А яд впитывается в окружающий мир.

Несмотря на то, что индеец выглядел глуповатым и изъяснялся очень странно, я все же поняла, какую мысль он хотел до нас донести. Негатив к Агате с ее смертью преобразовался в нечто совершенно новое – негатив ко всем остальным. Так как пианистки больше нет, значит, на нее уже невозможно выплескивать раздражение, но никакая материя и даже энергия в природе не может быть самоликвидирована, вот мы и набросились друг на друга.

Не я одна была такая умная, Орлиного Глаза поняли все, потому до «Газели» шли молча, разом прекратив перебранку. Когда влезли на места, распределившись точно так же, как по дороге сю-да (одно сиденье, естественно, осталось пустовать), а Альберт вставил ключ в замок зажигания, выяснилось, что у Паши дурной глаз, и раздражение ко мне вновь вернулось. Дело в том, что «Газель» не завелась.

– Еп-те… – ругнулся Альберт.

– В чем дело? – спросила Лера.

– Не пойму. Показывает, что бензин на нуле. А сюда когда ехали, полный бак был, я ж заправился.

Тут Логинов всех удивил:

– Похоже, лужа рядом с машиной отнюдь не от дождя.

Все удивленно замолчали.

– Милый, ты хочешь сказать, что кто-то проткнул бензобак? – Катька почесала бровь. – Это становится похожим на кровавый триллер. На-двигается ураган, машина не заводится, сейчас у всех синхронно откажут сотовые, и начнем потихоньку умирать один за другим.

Люди, словно их мгновенно охватило стадное чувство, полезли за своими мобильниками. Я тоже полезла в сумку, лишь сама Любимова и не думала шевелиться.

Крошечная «раскладушка» показала мне на табло «Поиск сети», так я и знала. Как и предсказала подруга, у всех одиннадцати человек ситуация с телефоном была аналогичной.

– Что за дурдом, – проворчал водитель, вылезая на улицу. До нас сразу донесся шум буйствующего ветра, стенающего и воющего, нагоняющего в самое сердце ужас и лед. Уже совсем потемнело из-за непогоды, но дождь так и не желал начинаться. Это почему-то если не пугало, то серьезно настораживало. Словно готовилось что-то… недоброе.

Водитель обошел машину и склонился в том месте, где на асфальте разливалась подмеченная наблюдательным Женей лужа. Валерия открыла окошко и крикнула:

– Ну что там?

– Не понимаю. Весь бензин вытек! Словно его специально слили.

Люди, переполошившись, заохали.

– Кому это надо? – тонким голосочком взывала Лера.

– Видишь, тут штуковина на земле валяется? – ответил ей с улицы Альберт. – Это антенна, она, видимо, отломилась от какого-то здания и из-за ветра наткнулась на бак и проколола его.

– Еще есть версии?

– Я знаю, что звучит неубедительно, но я не верю, что кто-то специально это сделал. Кому это нужно, Лер? Получается, нам просто «очень повезло», стечение обстоятельств.

– Что теперь будет? – спросила взволнованная Света подругу.

– Да, что теперь? – вторили ей металлисты.

– Не знаю, – смутилась от вопросов Малинова. Она не ведала, что отвечать, потому что впервые попала в подобную ситуацию. Что делать, она тоже не знала. – Альберт Семеныч, как считаешь, что делать? Телефон не работает, звонить некому.

– Я схожу во дворец, там же остались люди. Видишь «пазик» и «жигуль»? Гости все разъеха-лись, значит, это местные. Можно попросить у них топлива.

– Было б куда наливать, – поспорил Женя. – Бензин же выльется, если там дыра.

– Да, но… – Сильный порыв ветра заглушил ответ. Нам пришлось переспросить. Тогда Альберт приоткрыл дверь и сунул голову внутрь. – Я говорю, я попробую чем-нибудь заделать. Ждите меня здесь, никуда не разбредайтесь.

Он бодрой походкой, ничуть не дрожа от штормового ветра, направился во дворец.

– Ну вот, один уже ушел. По закону жанра он не вернется, – продолжала Катька сравнивать реальность с фильмами ужасов, которые смотрела пачками.

– Что значит не вернется? – испугалась Барская.

Иннокентий открыл было рот, чтобы что-то сказать, но покосился на нас с подругой и закрыл его.

– Глупости, он вернется, – отвергла страшную мысль Валерия. – Ничего дурного больше не случится. – Ох, как же сильно она заблуждалась в тот момент! – Давайте просто ждать.

Мы и ждали. Логинов с Самойловым впереди соприкоснули головы, опираясь на спинку сиденья, и, кажется, задремали. Мы с Катей принялись играть в «Морской бой» – так мы часто развлекаем себя в поездках. Кеша что-то тихо рассказывал товарищу индейцу, по-моему, о космических кораблях (во всяком случае, слова «орбита» и «Луна» прозвучали точно), по лицу последнего сложно было догадаться, понимал ли он, о чем речь, или нет. Металлисты сзади сочиняли новую песню про фонтаны и тучи, вслух проговаривая ноты и тут же рисуя их на начерченном от руки нотном стане в блокноте. Света листала найденный между передними сиденьями журнал, жуя жвачку. Лера молча смотрела за окно на то, как зверствует непогода.

Я, конечно, продула. Катька показала мне язык, а Малинова вдруг поднялась и сказала:

– Я пойду за ним.

– Вот, еще одна, – со змеиной ухмылкой ляпнула Катя. Я ткнула ее в бок, а Павел, очнувшись, неожиданно принял ее сторону:

– Кстати, на самом деле, во всех фильмах, когда кто-то так говорит и отделяется от коллектива, его кромсают на кусочки уже через пару метров.

– Что за фильмы вы такие смотрите? – полюбопытствовал негр, по-прежнему улыбаясь.

– «Черные тела», – хихикнула Света, не отрывая глаз от глянцевой страницы.

– Очень смешно. – Даже обидевшись, Александров упорно не переставал улыбаться. Загадочный тип.

Индеец впал в транс.

Валерия взялась за остатки былой ручки и открыла дверь.

– Я не боюсь, – сказала нам, выходя.

– Что творится! – замахал руками Паша. – Сперва записка, потом труп, теперь вот это. Люди уходят и не возвращаются. Ты ведь не уйдешь, Жека?! – набросился он на спящего друга и затряс его за плечи. – Не уйдешь?!

– Что? – проворчал тот тоном невыспавшегося медведя и потянулся. – А что, куда-то надо идти?

– Паш, отстань от него, пусть человек поспит! – вступилась Катя за возлюбленного. – Ты бы лучше разгадывал шифровку, пока время есть.

– Да че там. Разгадал уже. Еще по дороге сюда.

– Что?! – вскочили мы с ней обе.

Индеец вздрогнул и открыл глаза. Барская оторвалась от журнала.

– Что там у вас? – поинтересовался Кеша, обратив к нам любопытствующий взор.

– Ничего, ничего, это мы так… – Катька просунула черепушку меж сидений и зашептала в Пашино ухо: – Ты почему не сказал, что расшифровал послание? Это же так важно!

– Именно, что уже неважно. Потому и не сказал. Вчера было бы важно, сегодня уже нет, – Павел был мастер по недосказанностям.

– То есть? Ты можешь прямо сказать?

– Эх, смотри. – Самойлов вытащил из кармана лист бумаги. На первом обороте был хорошо известный нам текст, на обратном же была изображена неровной Пашиной рукой клавиатура с буквами – латиницей и кириллицей. – Однажды в далеком детстве мы играли с Жекой в партизан. Мы записывали по компьютеру текст, нажимая нужные клавиши с русскими буквами, но сменив языки. То есть письмо было набрано сплошь английскими буквами, но, сверившись с клавиатурой, мы быстро переводили написанное на русский и читали.