Гурьев поставил чашку с почти остывшим чаем на поднос и вдруг стремительно наклонился вперёд, к Иосиде:
– А теперь я открою вам настоящий секрет, Сигэрусама. Если народ Ямато сумеет понять и принять этот рецепт, применить его к себе, империя Ямато станет не просто великой. Она станет вечной. И восходящее солнце на её знамени будет светить сквозь века бесконечным поколениям благородных воиновсамураев, стоящих на страже её благополучия.
– Позволено ли мне будет передать ваши слова моему божественному Тэнно, Гуросама?
– Разумеется, друг мой, разумеется, – Гурьев улыбнулся, священнодействуя над чашкой с новой порцией матча [228]и аккуратно взбивая ароматную смесь чясэном. [229] – Мы, русские, не делаем секрета из принципов нашего могущества, Сигэрусама. Вовсе нет. Мы, русские, не жаждем никого раздавить и подмять. Наоборот – мы хотим уважать своих соседей и жить с ними в прочном, нерушимом мире, мой друг. Сейчас моей Родине нездоровится, Сигэрусама. Но что значат какието два или три десятилетия – рядом с вечностью? Не правда ли?
– Да, мой дорогой Гуросама. Конечно, – Иосида принял из рук Гурьева чашку с чаем, осторожно придерживая обнимающую её кобукуси. [230] – Минуты, проведённые в беседах с вами, Гуросама, – наиболее драгоценные минуты моей жизни. Слушая вас, впитывая ваши слова не только ушами, но всей душой, всем сердцем, я начинаю постигать всю мудрость вашего великого народа, с тем, чтобы как можно лучше служить моему народу и моему Тэнно. У меня никогда не найдётся достаточно слов, чтобы выразить вам, Гуросама, переполняющую меня благодарность за то, что вы так бесконечно щедры со мной…
– О, вы так великодушны, Сигэрусама, – поклонился Гурьев. – Я всего лишь старательный ученик своего учителя, Нисироосэнсэя, да пребудет с нами сила его великого духа.
– Вы – лучший из учеников, Гуросама, – почтительно улыбнулся Иосида. – Ваш чай совершенен, мой дорогой, любезный друг.
Откуда он знает, подумал Иосида. О, боги… Удивительные, непостижимые люди, дети невероятной, поразительной страны. Испытания, обрушившиеся, как молот богов, создали на наковальне России меч, затмевающий своим сиянием все остальные клинки, – Гуросама. Да, он без сомнения, лучший. А что, если он – всегонавсего первый?! Мудрость божественного Тэнно безмерна. Он сразу же понял всё, стоило мне только начать говорить… Тэнно хэйко банзай!
* * *
В свой следующий визит Иосида принёс Гурьеву текст, в котором почти с абсолютной точностью, – с поправкой на японский аспект – воспроизводились его слова, выверенные и рассчитанные для того, чтобы произвести надлежащий эффект. Гурьев притворился несказанно удивлённым:
– Вы превосходным образом развили мою мысль, Сигэрусама. Только теперь, под вашим пером, она обрела необходимые ей изящество и законченность. Но я, признаться, теряюсь в догадках… Что будет с этим текстом дальше?
– О, это такой мой маленький сюрприз для вас, Гуросама. Вы считаете, что я понял вас правильно?
– Никто не смог бы сделать это лучше, Сигэрусама, уверяю вас, мой друг.
– Превосходно. Значит, мой сюрприз последует очень скоро. Взгляните ещё вот на это, Гуросама.
Гурьев принял из рук Иосиды кожаный переплёт и раскрыл папку.
«…Помни: ты – самурай Ямато, поэтому будь честен с врагом и милостив к покорённому.
Помни: ты – самурай Ямато, поэтому будь справедлив и не позволяй гневу руководить тобой.
Помни: уважая других, не похожих на него, самурай Ямато завоёвывает уважение и дружбу всех и каждого.
Помни: ты – щит, на котором начертана священная миссия Ямато – вести народы Азии к совместному процветанию.
Помни: ты – меч, по чистоте и блеску клинка которого судят о блеске и чистоте помыслов божественного Микадо…»
– Что это? – улыбнулся Гурьев. – Десять заповедей для самурая?
– Идея с заповедями не так уж бесперспективна, Гуросама, – улыбнулся в ответ Иосида. – Не вы ли утверждали, что при механизме их распространения, отлаженном надлежащим образом, успех почти гарантирован?
– Очень важно, чтобы эти заповеди не были заведомо невыполнимыми, Сигэрусама, – Гурьев посмотрел на дипломата. – Мне кажется, здесь не хватает небольшого завершающего аккорда. Вот такого: «Помни: быть самураем Ямато – великая честь. Будь достоин её каждый миг твоей жизни». Как вы считаете, Сигэрусама?
– Превосходно, – поклонился Иосида. – Именно так и должно это звучать.
– Что ж, – Гурьев захлопнул папку и совершенно обыденным жестом протянул её Иосиде. – Давайте попробуем, пожалуй. Привычка к повиновению в данном случае должна сыграть роль, исключительно положительную. Начнём с курсантов военных и военноморских училищ… А, кстати, как там у нас обстоят дела с планом «Фугу»? [231]
Глаза Иосиды прыгнули в сторону:
– Прошу прощения, мой дорогой друг. Я не помню, чтобы мы с вами когдалибо обсуждали этот вопрос.
– Совершенно верно, Сигэрусама. с вами мы его действительно не обсуждали. Зато я обсуждал его с другими моими друзьями. Мне очень, очень интересно узнать, как продвигается этот план. Почемуто у меня создалось впечатление, что он довольно серьёзно… буксует. Как вы думаете, Сигэрусама – отчего это происходит?
– Мы, как всегда, недостаточно последовательны и упорны в его осуществлении, Гуросама, – лёгкий вздох и поклон Иосиды свидетельствовал о глубоком раскаянии дипломата. – Я был бы очень признателен вам, Гуросама, если бы вы сочли меня достойным услышать ваше мнение по поводу этого плана и его воплощения в жизнь.
– Я думаю, те, кому принадлежит идея этого плана – генерал Хигуси и полковник Ясуэ – настоящие патриоты Ямато и очень, очень достойные люди, самоотверженные, благородные и отзывчивые, умеющие сострадать и лишённые глупых предрассудков. У этого плана есть только один серьёзный недостаток, мой друг. Но зато этот недостаток лишает такой замечательный во всех прочих отношениях план всякого смысла.
О, боги, в смятении подумал Иосида. Он знает не только о плане, но и о его авторах. Неужели у него есть настолько хорошо осведомлённые источники? Такэда? Нет, о Такэде он говорил мне сам. Значит, это ктото ещё?
– Могу я узнать, в чём заключается этот недостаток, Гуросама?
– Конечно, ведь именно затем мы, очевидно, и обсуждаем его – здесь и сейчас. Всё дело в том, Сигэрусама, что любой план осуществим только тогда, когда некая совокупность, совпадение мировых линий, воля Неба и воля людей совпадают. При этом всегда остаётся возможность выбора, чью сторону принимать – Тьмы или Света. Именно в этот выбор не могут вмешаться даже боги. Вы понимаете меня, мой друг?
– Думаю, да, Гуросама. Пожалуйста, говорите.
– Вы, несомненно, не раз слышали о том, что Всевышний, когдато избравший евреев для служения себе, а потом разгневавшийся на них, изгнал их из земли, теперь именуемой Палестиной?
– Да, разумеется, слышал, Гуросама. Но должен, к своему глубочайшему стыду, признаться, что никогда не понимал, в чём состояло их преступление. Ведь это должно было быть нечто настолько ужасное, чтобы наказанием стала потеря родной земли. Да ещё и для целого народа?
– Вы совершенно правы, Сигэрусама. Евреи были так ужасно наказаны не за то, что поклонялись чужим богам. И не за то, что были, скажем, корыстнее или развратнее других народов, живших с ними бок о бок. А за то, что не научились уважать друг друга в той мере, в какой требовал этого от них Всевышний. Ибо знал: только тогда они смогут служить ему понастоящему, душой и сердцем, а не одной лишь головой. За грех беспричинной взаимной ненависти излил он на них свой гнев. И отправил их в изгнание для того, чтобы они поняли, каково это – быть беспричинно ненавидимыми. Всем народом целиком. А теперь скажите, мне, Сигэрусама. Разве не стремится каждый японец домой, на землю богов?
– О да, Гуросама. Вы правы. Жизнь на чужбине для настоящего японца невыносима. Только гири может заставить японца делать это достаточно долго.
– То же самое – и с евреями, мой дорогой, любезный друг. Их сердца безраздельно принадлежат той земле, которую Всевышний завещал и передал их предкам – Земле Израиля, Иерусалиму. И теперь, когда евреев снова гонят и преследуют, им нужно помочь. Помочь вернуться в ту самую землю, которая им обещана – нет, не людьми, а Всевышним. Я полагаю, младший брат Тэнно, его императорское высочество принц Ясухито, [232]чьи познания в языке и истории евреев вызывают у меня безграничное восхищение, сможет куда лучше меня, посредственного дилетанта, всё объяснить императору. Вероятно, он будет рад возглавить школу, которая поможет японцам лучше узнать евреев, в том числе и получить знания из первых рук. Мне кажется, японцам будет интересно ознакомиться с переводами литературного наследия, которое поддерживало евреев долгие столетия злоключений на чужбине. А мы с удовольствием и надлежащим рвением поможем его высочеству. Что вы думаете об этом, Сигэрусама?
