– Вряд ли мы где-то, – ответил он. – По-моему, мы в котангенциальной несообразности. Хотя, может, я ошибаюсь. Лавка обычно знает, что делает.

– То есть ты этого не знаешь?

– Я, конечно, кой-чего нахватался, – продавец высморкался. – Иногда я приземляюсь в мирах, где люди разбираются в таких штуках, – он обратил на Двацветка свои печальные глазки. – У тебя доброе лицо, господин. Я не против тебе рассказать.

– Про что?

– Что за жизнь – вечно сидеть в этой лавке?! Надолго нигде не задержишься, все время в движении, все время открыт.

– Почему ж ты тогда не остановишься?

– О-о, в том-то все и дело. Понимаешь ли, господин… я не могу. На меня наложено проклятие, вот так-то. Это ужасно.

Он снова высморкался.

– Проклятие заниматься лавкой?

– Да, и я должен торговать здесь вечно, господин, вечно. Даже закрыться мне нельзя! Сотни лет! Как-то раз ко мне зашел чародей… И я совершил страшную вещь.

– В лавке? – уточнил Двацветок.

– О да. Я не помню, что именно ему было нужно, но, когда он спросил меня про это, я… я издал такой всасывающий звук, ну, знаешь, вроде как свист, только наоборот?

Он продемонстрировал.

Двацветок помрачнел, но душа у него была добрая, и он всегда готов был простить.

– Понятно, – медленно проговорил он. – И тем не менее…

– Это не все!

– О-о!

– Я сказал ему, что на это нет спроса!

– После того как издал всасывающий звук?

– Да. И, очень может быть, я еще ухмыльнулся.

– О боги. А ты, случайно, не назвал его «милостивый государь»?

– Я… возможно, я так и поступил.

– Гм.

– Но и это еще не все.

– Не может быть!

– Да, я сказал ему, что могу заказать требуемую вещь и чтобы он зашел на следующий день.

– По-моему, хороший ответ, – вставил Двацветок, который, единственный из всех людей во множественной вселенной, позволял магазинам заказывать для него вещи и ничуть не возражал против того, чтобы переплачивать продавцам, компенсируя неудобство, которое доставила им необходимость держать у себя товар зачастую по несколько часов кряду.

– Но в тот день я рано закрылся, – продолжал продавец.

– О-о.

– Да, и я слышал, как он тряс дверную ручку. У меня была еще табличка на двери, ну, самая обычная, там говорилось нечто вроде «Торговли нет – даже сигаретами „Некромант“». В общем, я услышал, как он колотит в дверь, и расхохотался.

– Ты расхохотался?

– Да. Вот так. Хрумхрумхрумблорт.

– М-да, не очень-то разумный поступок, – покачав головой, признал Двацветок.

– Знаю, знаю. Мой отец всегда говорил: «Не суйся со своим товаром в огород волшебника». А потом чародей закричал, мол, я никогда больше не закроюсь, выкрикнул кучу слов, которые я не разобрал, и лавка… лавка… лавка ожила!

– С тех самых пор ты так и блуждаешь?

– Да. Может быть, в один прекрасный день я найду этого чародея, и то, что он хотел, будет у меня в продаже. Но до той поры мне придется кочевать с места на место…

– Это был ужасный проступок, – сказал Двацветок.

Продавец вытер нос передником.

– Спасибо.

– И все равно, он не должен был налагать на тебя столь страшное проклятие, – добавил Двацветок.

– Да, ну что ж, – продавец поправил передник и предпринял героическо-трогательную попытку взять себя в руки. – Во всяком случае, это ведь не приблизит нас к Анк-Морпорку.

– Самое забавное, – заметил Двацветок, – я когда-то купил свой Сундук в такой же лавке. Но только в другой.

– Нас несколько, – откликнулся продавец, поворачиваясь обратно к столу. – Насколько я понял, этот чародей – очень нетерпеливый человек.

– Бесконечно скитаться по вселенной… – в раздумье проговорил Двацветок.

– Вот именно. Правда, на налогах экономишь.

– На налогах?

– Да, налоги – это… – продавец остановился и наморщил лоб. – Не могу точно припомнить, так давно это было. Налоги, налоги…

– Такие покрывала?

– Возможно, да.

– Подожди-ка, он что-то придумал, – сказал Коэн.

Недобор устало поднял глаза. В тенечке было так приятно сидеть. И ювелир только что пришел к выводу, что, пытаясь убежать из города, заполненного ошалевшими безумцами, он, похоже, угодил в лапы к полному психу. Интересно, доживет ли он до того, чтобы об этом пожалеть?

Недобор от души на это надеялся.

– Да, он определенно что-то придумал, – голос ювелира источал горечь. – Сразу видно.

– Мне кажется, он их нашел.

– Прекрасно.

– Держись за него.

– Ты что, чокнулся? – спросил Недобор.

– Я знаю эту штуковину, поверь мне. Или ты предпочтешь остаться в компании звезднолобых? Им, наверное, будет о чем поболтать с тобой.

Коэн бочком придвинулся к Сундуку и быстро вскочил на него верхом. Сундук не обратил на варвара никакого внимания.

– Поторопись, – сказал Коэн. – По-моему, он вот-вот отправится.

Недобор пожал плечами и осторожно забрался герою за спину.

– О-о? А каким образом он…

Анк-Морпорк!

Жемчужина всех городов!

Разумеется, это не совсем точное определение – он не был ни круглым, ни блестящим, но даже злейшие враги этого города согласились бы, что если уж сравнивать с чем-нибудь Анк-Морпорк, то только с куском какой-то дряни, покрытым болезнетворными выделениями умирающего моллюска.

В мире есть более крупные города. В мире есть более богатые города. В мире наверняка есть более красивые города. Но ни один город во множественной вселенной не может соперничать с Анк-Морпорком по части запаха.

Великие и Древнейшие, которые знали о вселенных все и вдыхали запахи Калькутты, !Ксрк-!а и центрального Марспорта, единодушно согласились, что даже эти великолепные образчики назальной поэзии – не более чем частушки в сопоставлении с великолепными одами пахнущего Анк-Морпорка.

Можно говорить о козлах. Можно говорить о чесноке. Можно говорить о Франции. Валяйте. Но если вы не нюхали Анк-Морпорк в жаркую погоду, вы не нюхали ничего.

Горожане гордятся этим запахом. Они выносят стулья на улицу, чтобы насладиться им в погожий денек. Они надувают щеки, похлопывают себя по груди и оживленно комментируют еле заметные характерные нюансы. Они даже поставили памятник, чтобы увековечить ту темную ночь, когда войска одного вражеского государства попытались украдкой войти в город и успели уже забраться на стены, когда – оцените весь ужас! – затычки у них в носах перестали справляться с нагрузкой. Богатые купцы, проведшие много лет за границей, посылают домой за специально закупоренными и запечатанными бутылками местного воздуха, который вызывает у них на глазах слезы.

Так он действует на людей.

Описать эффект, который запах Анк-Морпорка производит на заезжий нос, можно только одним способом. При помощи аналогии.

Возьмите плед. Осыпьте его конфетти. Осветите разноцветной лампой.

А теперь возьмите хамелеона.

Посадите его на этот плед.

Внимательно посмотрите.

Видите?

Вот почему, когда лавка наконец материализовалась в Анк-Морпорке, Ринсвинд резко выпрямился на стуле и сказал: «Приехали», Бетан побледнела, тогда как Двацветок, совершенно лишенный обоняния, спросил: «Правда? А откуда ты знаешь?»

Это был долгий день. Они перемерили множество стен в целом ряде городов, потому что, согласно объяснениям продавца, магическое поле Диска выкидывало разные фокусы и переворачивало все вверх тормашками.

Все города были покинуты жителями и находились во власти праздношатающихся банд безумных почитателей левого уха.

– Откуда их столько? – полюбопытствовал Двацветок, улепетывая от очередной толпы.

– Внутри каждого нормального человека сидит безумец, пытающийся выбраться наружу, – ответил продавец. – Лично я так всегда думал. Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек.

– Это бессмыслица, – сказала Бетан, – а если в этом и есть какой-то смысл, то он мне не нравится.

Звезда превзошла размерами солнце. Этой ночью ночи не предвиделось. У противоположного горизонта солнышко Диска прилагало массу усилий, чтобы зайти нормально. Общее впечатление, производимое красным светом, делало город, и в обычное время не особенно красивый, похожим на картину, нарисованную художником-фанатиком после периода неудач под названием «пора гуталина».