Антон хотел было согласиться с этим, чтобы внушить страх охраннику, но удержался — в положении пленника следовало быть незаметным, ничем не выделяться. А признать, что ты чем-нибудь необычен, — значит спровоцировать поработителей на непредсказуемые действия, скорее всего, с печальным исходом для себя.
— Нет, Анвар. Татуировка — это баловство, здесь многие ее делают.
Афганец злобно посмотрел на пленника и что-то сказал на фарси, Антон понял по интонации, что это было ругательство, а затем афганец добавил по-русски:
— Врешь, собака! Ты не гург, а собака-оборотень. Меня не обманешь, как Нуруллу! Я с тебя глаз не спущу и дождусь того момента, когда ты отправишься в ад!
Теперь Антона держали в сарае, который после ямы казался ему дворцом. С легкой руки Анвара это жилище называли Гургхона — Волчье логово. Антону стало известно, что через несколько месяцев Абдулла собирается отправиться в Пакистан по каким-то своим делам и решил там попробовать пленника в качестве бойца в боях без правил. Предстоящая «карьера» не прельщала Антона, но он благоразумно не возражал, не теряя надежды сбежать. В такой перспективе были и свои плюсы — кормить пленника стали значительно лучше, с ним изредка проводил тренировки в качестве спарринг-партнера мрачный Азизулла. Как Антон понял, тот когда-то был профессиональным борцом и также попал в плен к афганцам, будучи спецназовцем. Здесь принял ислам, а Аб-дулла приблизил его к себе, сделав своим телохранителем. Обо всем этом Антону поведал Анвар. Новоявленного мусульманина Азизуллу афганцы побаивались из-за того, что их предводитель, Абдулла, доверял ему.
На тренировках Азизулла старался говорить лишь необходимое, резко обрывая разговор с бывшим соотечественником на посторонние темы. У него была своя методика — на ошибки в технике борьбы он указывая своим громадным кулаком, который двигался со скоростью молнии и от удара которого Антон сразу оказывался на земле. Односложные фразы, которые скупо отмерял Азизулла, говоря с легким акцентом, вызвали у Антона ощущение, что тому неприятно говорить на родном языке.
Однажды Антона пригласил к себе Абдулла и долго с ним беседовал, собственно, говорил больше он, оставляя пленнику роль слушателя.
— Ты думаешь, откуда я так хорошо знаю русский язык? Может, все эти восемь лет я специализировался в изучении языка врагов-шурави? Дело в том, что я, как и большинство афганских командиров с обеих враждующих сторон, получил военное образование в Советском Союзе. Я учился в Ташкентском общевойсковом военном училище, а потом, находясь в эмиграции, учился в европейских университетах на врача, правда, недолго — вернулся на родину воевать. Видишь, как интересно? Вот ты, завоеватель, шурави, пришел в чужую страну и даже не знаешь ее истории, а если бы ты знал, то, может, подумал бы — стоит ли ехать сюда воевать.
— Я же не добровольно сюда попал, саиб Абдулла. Военкомат, призыв…
— Неправду говоришь — мне известно, что все, кто участвует в этой войне, прибыли сюда добровольно: кто за орденами и славой, кто испытать себя, а кто — обогатиться.
— Значит, я исключение, саиб.
— Нас называют коварными азиатами, но сейчас хитришь ты, пытаешься вызвать сочувствие. История моей страны, Афганистана, — это история войн. Всегда государства-хищники претендовали на нашу землю, но никогда не могли здесь долго задержаться, потому что плохо знали нашу культуру, наш менталитет, наши обычаи.
Наш народ живет по заветам своих предков, чтит многовековые традиции, с уважением относится к своим правителям. Однако пуштуны и мы, таджики, постоянно соперничаем. У нас может быть сильной только такая власть, которая не ущемляет интересов местных вождей и не нарушает требования религии.
В двадцатых годах этого столетия шах Амманулла, чтобы избавиться от влияния Англии, тесно сблизился с Советским Союзом, решил провести реформы: ввести частную собственность на землю, ограничить в правах нас, вождей племен, и даже начал открывать женские школы. Несмотря на то что Россия помогала подавлять многочисленные восстания, вспыхивающие из-за проводимых реформ, направляя свою авиацию и переодетых солдат, он все же вскоре лишился престола, бежал из страны. Во главе государства стал «полевой командир», таджик по национальности, Бача-и-Сакао, что означает «сын водоноса». Но он сформировал «правительство» из таких же дехкан низкого происхождения, и мы не поддержали его, хотя он был таджиком, — вновь у нас стала править шахская династия, пуштуны, вновь установились тесные связи с Советским Союзом.
В 1973 году принц Дауд совершил дворцовый переворот, пошел против своего дяди, шаха Мохаммеда Пехлеви. Он получил поддержку народно-демократической партии, во главе которой стояли Тараки, Кармаль и Амин, в результате Афганистан стал республикой.
Но кто такой был Тараки? Он был не просто пуштуном, а принадлежал к клану Гильзаи, который в XVІІI веке, свергнув династию Дуррани, стал фактически править Афганистаном. Бабрак Кармаль тоже называл себя пуштуном, но на самом деле он был таджиком, из знатного рода, что тщательно скрывал, но ни для кого это не было секретом. В 1978 году президент Дауд, осознав, какой силой стала НДП, арестовал ее руководителей, но было уже поздно. Армия оказалась под контролем НДП, и президент Дауд был низложен и убит вместе с братом, женой, детьми, внуками.
Президентом стал Тараки, его заместителями — Бабрак Кармаль и Амин. После этого еще больше усилились связи с вашим государством. Но в НДП уже не было единства — Тараки был председателем левого, «коммунистического» крыла, «Хальк», по-вашему «Народ», а Кармаль руководил правым крылом, которое называлось «Парчам». Это не устраивало Тараки, и он отправил Кармаля в почетную ссылку, послом за пределы страны, а сам стал потихоньку расправляться со сторонниками «Парчам». Я в то время был на последнем курсе военного училища в Ташкенте, меня сочли сочувствующим «Парчам», и, не доучившись, я должен был отправиться в Афганистан, где меня ждала тюрьма, но мне удалось бежать в Турцию. Затем мне пришлось скитаться по европейским странам.
Тем временем правительство Тараки начало аграрную реформу. У нас, правителей, конфисковывали землю и раздавали ее безземельным дехканам, и это притом, что собственность свято охраняется законами Шариата! Отобрать землю — это тяжкий грех, это значит прогневить Аллаха!
К этому времени уже Амин не устраивал Тараки, знающем о его растущем влиянии на армию. В сентябре 79-го Тараки встретился с вашим Брежневым и получил согласие на устранение Амина, но тому стало об этом известно.
Тараки пригласил Амина в свою резиденцию — «Дворец народа» — для переговоров. Едва Амин вошел в здание, как по нему был открыт огонь. Завязалась перестрелка, в результате которой Амин, потеряв нескольких телохранителей, одержал победу и арестовал Тараки. Вскоре «друг и учитель» Hyp Мухаммед Тараки по приказу Амина был задушен подушкой в тюремной камере.
Это были наши внутренние дела, но через время с вашей помощью уничтожили Амина и его сына, хотя он и заслуживал этого, а ваши войска вошли в Афганистан, приведя к власти марионеточное правительство Бабрака! Теперь я воюю против Бабрака, хотя еще недавно как его приверженец чуть не попал в тюрьму, из которой вряд ли вышел бы живым.
— Восток дело тонкое, — брякнул известную кинофразу Антон, заметив, что Абдулла вопросительно смотрит на него, ожидая реакции на свой рассказ.
Недовольная гримаса пробежала по лицу Абдуллы.
— Ты думаешь, почему я тебе это рассказываю?
— Не знаю, саиб.
— Чтобы ты понял, что эта война разрушила все, что соединяло наши страны в течение многих десятилетий. Теперь ты — враг! А врага надо уничтожить!
Увидев, как перекосилось лицо Абдуллы, Антон испытал страх. Телохранитель, стоя за спиной хозяина, «поедал глазами» пленного шурави, ожидая приказа Абдуллы. Тот что-то быстро сказал ему, и телохранитель с недовольным выражением лица вышел из комнаты.
— Но ты враг, пока воюешь с нами.
