Хайке: Да я тоже уже не знаю, куда от неё (Эделе) деться. Так было хорошо на выходных дома одной, а теперь всё заново здесь…
В кухню зашла сестра.
Я ей: Мы тут вот с Хайке хотели бы уединиться… Нет ли свободной комнаты, в которую нам можно было бы от всех запереться…
Сказав это, я подумал, что сестра меня неправильно поймёт. Но та наблюдала нас уже давно и знала о наших проблемах.
Сестра: Вас уже все достали? Так вы просто нам говорите, мы вас и будем спасать от назойливых пациентов.
Я: Как?!.
Вернулась Розамунде. Всех прочих тут же сдуло. Розамунде сказала, что её только что ударила Секс-Бомба. Она открыла бокс со своим запоздавшим обедом и начала жаловаться сестре, проходившей мимо. Я, мол, из-за похода к зубному не могла поесть вовремя, а теперь вот: на тарелке лишь обглоданная куриная косточка… Я не голодна, но это, тем не менее, неприятно. Сестра согласилась с ней.
Зашла «женщина у шкафа». Анна-Мари. Лет пятидесяти. Встала рядом.
Розамунде начала напевать «Полёт валькирий». При этом снимая с пальцев кольца, с рук — браслеты, с шеи — ожерелья…
Анна-Мари: Что это?
Я: «Полёт валькирий». Вагнер.
Розамунде заводит сама себя. Становится всё громче и громче. Я жду вылета мини-вертолётов из-за её плеч. У меня эта музыка связана лишь с Копполой. Все вокруг смотрят на нас. Анна-Мари просит Розамунде успокоиться. Розамунде останавливается на секунду и спокойно говорит в ответ: Не мешай!
Продолжает свою симфонию с того места, на котором её прервали.
Анна-Мари: Что это у тебя за ожерелье на груди?
Я (пытаясь отвлечь Розамунде от своего безумства): Это определённо какая-то азбука, надо только сначала выяснить слева направо она читается, или же справа налево…
Анна-Мари: Так. Вот микрофон. Это значит…
Розамунде прерывается с Вагнером и поёт в этот микрофон что-то из «Boney M». У неё отличное английское произношение, прекрасная дикция и забавный голос.
Я: В точку. Вот здесь и зеркальные шарики для дискотеки.
Анна-Мари: Индейское перо, цепочки… Ладно, я пошла.
Розамунде (мне): Тебе нравится Джонни Депп?
Я: Да, очень.
Она: Я его обожаю! Особенно это его: «Не Джек-Воробей, а капитан Джек-Воробей, я бы попросил!»
Произносит эту фразу по-английски.
Розамунде: Ты должен посмотреть этот фильм в оригинале! Депп бесподобен.
Я: Я его в оригинале и смотрел. В переводе этот фильм не работает.
Она: У меня его постер на кухне висит, где он вот так вот руку на лбу держит. Ха-ха-ха!
Розамунде стала рассказывать о том, что ей надо прервать свою патеншафт.[48] Я уже слышал о подобном. Через какую-то контору типа Красного Креста можно перечислять ежемесячно какую-то сумму денег (в данном случае — 20 евро) в слаборазвитые страны Африки и Азии, но не абстрактно, а определённому ребёнку. С этим ребёнком можно также переписываться. Розамунде хочет прервать своё опекунство в связи с тем, что ей не хватает денег на содержание арабского скакуна. И ещё ей надо подумать над приобретением мопса.
Она: Ты уже знаком с Александром?
Я: Нет.
Она: Он новый пациент. Русский. Тебе наверняка будет приятно пообщаться со своим соотечественником. Пойдём, я тебя с ним познакомлю. Инщаа-аллаа!
Я: Нет, Розамунде, не надо! Я не хочу ни с кем знакомиться. Тут в Нижней Саксонии уже каждый десятый мой соотечественник. У меня нет по ним ностальгии.
Она: Ха-ха-ха! Алексей, ты бесподобный!
Из коридора в холл вышел толстяк-медбрат. На нём прозрачный полиэтиленовый фартук и резиновые перчатки. Выглядит мясником. Не хватает пятен крови. Он, видать, только что помогал мыться Ралуке.
Я завариваю чай на всё отделение в восьми термосах. Сегодня восемь сортов. Не могу вычислить тот, которого не было раньше. Выкурив сигаретку, ко мне направляется Розамунде. Ещё не доходя до меня, она уже начинает свою речь:
А знаешь, это же отвратительно — вся эта мусульманская культура в отношении женщины. Эти парни из Саудовской Аравии, эти чёртовы ваххабиты, они понадевали на своих женщин эти отвратительные тряпки, эти мешки на живой душе — эти, да будь они во веки будут прокляты, хиджабы. [Мне вспомнилось очередное радио-выступление или же статья Валерии Новодворской на эту тему.] Все эти бесы из Аль КАиды… Ах, как меня забавляет, когда их по телевизору произносят: Аль КаИда. Аль КаИда значит по-арабски — баба[49], а Аль КАида — фундамент. [Спрашиваю позже об этом Акрама. Он говорит, что это чепуха.]
Мне надоедает слушать, и я начинаю свою болтовню. Говорю о пассионарности этих ребят, что рождаются с АКМ в руках. О том, что им гораздо легче убить другого человека, т.к. мы-еврвопейцы, уже забыли, как отрубить голову курице, не говоря уже о том чтобы зарезать свинью или завалить быка. Оттого и такие изнеженные. А там, в странах шариата всё проще, там человек словно мясная туша, которую можно без сожаления выпотрошить, если та не в силах запомнить формулу: «Ла илах илла Аллаа. Мохаммед расуль Аллаа». А мы тут, понимаешь ли, навыбирали себе овощные религии: человеколюбие, непротивление злу…
Бездумно чешу языком и активно жестикулирую. Случайно бросаю взгляд из кухни в холл и замечаю обалдевшего соседа-художника. Он смотрит на разгорячённого беседой меня и, словно, не может уверовать в то, что это я — его немой сосед, который даже «халлё» никогда не говорит, а тут так разошёлся, что…
Я (решив избавиться от своего бреда): Розамунде, в чём различие суннитов и шиитов?..
Розамунде: Ой, я и не знаю! Насрать на них на всех, с этими их распрями.
Розамунде, ты же говорила, что сошла с ума от ислама… Почему ты ничего об исламе толком не знаешь?..
В этот вечер Секс-бомба ударила паренька на кухне. С ней, наконец-то начали разбираться медбратья.
Скандалы и раздор между пациентами набирают обороты. То и дело слышна ругань на повышенных тонах. Как только начинается заварушка, тут же за дверью слышны шаркающие походки. Психи стекаются к эпицентру раздора. Им это интересно. Они охотно играют в зрителей…
На следующий день визиты к врачу. Они уже знают все мои проблемы и с Эдэле (Kalter Entzug!), и с Розамунде (Ты должен мне написать, как звали этих трёх рыцарей из русских сказок!). Спрашивают, кто меня посещал за это время, кто звонил. Я сказал, что навещали два раза, и регулярно звонят друзья.
Подумал, что за этим последует вопрос: назовите их имена, адреса, контактные телефоны, пароли…
Главврач: У вас есть друзья?
Я: Да. И очень хорошие друзья. Настоящие друзья.
Акрам звонит каждый второй день. Я уже не знаю, что ему рассказывать… Я не «Аль Джазира» и не «Аль Арабия». Врачи, похоже, не верят, что у меня есть друзья. Им кажется, что я одинок и из-за этого вакуума все мои проблемы. Видимо, отказались искать во мне психопатические отклонения и пытаются найти мотивацию в моём характере. Я говорю, что в общении с окружающими у меня проблем нет, т.е. проблемы общения у меня лежат несколько в иной области, а именно с…
Лечащий врач (главврачу): …фрау Кюн и фрау Краузе.
Я: …но это вынужденное общение. Я к нему не стремился. Если фрау Кюн глупа, то фрау Краузе, напротив, интересна. Но, тем не менее, это не моя среда. Чрезмерно избыточная. Я в таком ритме задыхаюсь. Общение — это, конечно, хорошо. Но когда только общение — я начинаю беситься.
Главврач: Я вас понимаю.
Я: Я первую неделю специально не снимал с головы наушники, т.к. догадывался о последствиях… Мне эта исповедальня не впервой.
Был уже огромный опыт по этой части во время работы в «Карге».
Мне предлагают перейти в другое отделение. Оно, правда, открытое. Там меня не вправе держать силком. Я соглашаюсь раньше, чем они успевают расписать мне все его (отделения) выгоды и всучить соответствующий флайер. Прочь-прочь, от этих болтушек.
Я уже начинаю думать, что это они, бабы эти, из-за общения со мной так деградировали. Я оказался их единственным «другом», других у них нет (ни разу не видел, чтобы кто-то их посещал), и ведь обе должны были вот-вот быть выписаны. И у обеих случился слом. Эдэле вернули назад в «буйное», ей запретили гулять одной. Розамунде сегодня явно не выпустят. Она уже сама это знает. Она говорит, что здесь нельзя смеяться.
