Они расступились, пропуская вперёд сегуна. Хидетада стащил с головы шлем. Кровь была на нём повсюду – на его лице, в волосах, на мече, на латах. Его братья шли за ним, их оружие тоже было покрыто кровью.

– Рад видеть тебя снова, Андзин Миура, – сказал Хидетада. – Вот уж, действительно, удача твоя неисчерпаема. Мы думали, ты давно мёртв. Ты в одиночку захватил цитадель?

– Вовсе нет, мой господин. Я считаю, что неприятель проиграл из-за своей нерешительности. Моя госпожа принцесса?

Дзекоин показалась из-за его спины.

– Женщина твоя, – произнёс Хидетада. – А потом ею займутся мои солдаты.

Воздух с шумом вырвался из ноздрей Дзекоин.

– Ей нужно поговорить с принцем, мой господин сегун, – возразил Уилл. – Я обещал ей это.

– Принц, мой отец, отдыхает, – ответил Хидетада. – Битва окончена. Здесь командую я. – Тем не менее, мой господин сегун. Я обещал, что принцесса Дзекоин сможет поговорить с ним. Она – представитель принца Хидеери и его матери.

– Они побеждены, Андзин Миура. Они не могут рассчитывать на снисхождение.

– Они хотят заключить мир, мой господин сегун, – сказала Дзекоин. – Вся Япония лежит теперь у ног Токугавы. Они хотят того же.

– Они хотят просить милости у Токугавы? – изумился Хидетада. – Вот уж правильно говорят, что предки человека всё же проявятся в нём в конце концов. Проведите принцессу Дзекоин к моему отцу, Андзин Миура. – Он обернулся. – Замок ваш. И всё, что вы найдёте в нём.

Казалось, небеса рухнут сейчас на землю.

Факелы горели во всех покоях принца. Стражники стояли навытяжку, некоторые плакали. Принц был плох. Говорили, что он умирает. Ведь невозможно для семидесятитрехлетнего старика, раненного в почку, провести целый день в седле, командуя своими войсками, и ещё жить после этого. Все Токуга-ва, вся армия, а может, и весь мир смотрели сейчас на Минамото но-Иеясу.

Он лежал на постели и, казалось, почти не дышал. Но глаза его оставались такими же молодыми, как и всегда.

– Уилл? – прошептал он. – Уж на этот раз я не надеялся, что ты выкарабкаешься. Но ты… Ты неуязвим.

– В Англии есть пословица, мой господин принц, – мерзавец всех переживёт.

Тонкие губы раздвинулись в подобии улыбки.

– Ты ещё способен шутить. Что они делали с тобой, Уилл? Я лежал без сна ночи напролёт, думая, что они могут сделать с тобой. А они называли тебя трусом.

– Когда-то вы сказали мне, господин принц, что прошлое не обсуждают. Только будущее. Со мной здесь принцесса Дзекоин.

Голова Иеясу чуть повернулась.

– Она пришла, чтобы просить вас сохранить жизнь принцу Хидеери и его матери. И их людям, мой господин принц.

– А они до сих пор живы?

– Они заперлись в арсенале, мой господин принц, и прислали со мной принцессу, умоляя пощадить их.

– И принцесса Едогими тоже? – Да, мой господин.

– И португальская полукровка?

– Да, мой господин.

Глаза Иеясу не отрывались от его глаз. И больше ни о ком не спрашивает? Знал ли он о Филиппе? Но разве не знал Иеясу всего, что происходило в одном из замков Японии? Разве не сам он хвастался этим?

Но взгляд принца перешёл на Дзекоин.

– Итак, ваша сестра молит меня о пощаде.

– Принцесса Едогими хочет положить достойный конец вашей вражде, мой господин принц, – ответила Дзекоин. – Эту войну начали не Тоетоми, сколько бы вы ни утверждали обратное. Эта война – следствие вашего страха перед именем Тоетоми, вашей ненависти к принцессе Едогими. Что ж, мой господин, вы сражались и победили. Теперь Тоетоми просят вашего снисхождения. Во имя Хидееси, вашего друга и господина.

Теперь Иеясу повернул голову полностью. Он пристально взглянул на женщину.

– Токугава не признают никакого господина, кроме микадо, и никогда не признавали. Передайте своей сестре и её сыну – если уж они притязают на величие своего рода, так пусть и судьбу свою встречают с подобающим величием. Скажите им, что, если они захотят, они смогут выйти из арсенала. Всякий, кто пожелает, может выйти и отдаться на суд Токугавы. Те, кто не захочет, могут оставаться там до конца своих дней.

Дзекоин судорожно сглотнула.

– Вы хотите уничтожить сына Хидееси, мой господин?

– Хидеери сам нарушил перемирие, – ответил Иеясу. – Пусть он выходит. Токугава поступят с ним по справедливости.

– Так же, как вы поступили с Исидой Мицунари, мой господин?

– Я обошёлся с Полицейским лучше, чем он того заслуживал, принцесса Дзекоин. А теперь идите, или я брошу ваше тело солдатам. Вас не тронут на обратном пути к сестре, это я гарантирую.

Дзекоин помедлила, взглянула на Уилла, потом исполнила коутоу и ушла.

– Я провожу её, мой господин, – сказал Уилл.

– Зачем? – Мой господин, ваша месть превосходит моё понимание. Если бы вы были воистину справедливы, то не казнили бы всех собравшихся там. Я умоляю вас, мой господин, впервые за эти пятнадцать лет.

– Ты верно служил мне, – промолвил Иеясу. – И я хорошо наградил тебя за это. Не становись же между моей семьёй и её будущим. – Его голос стал тише. – Если хочешь присутствовать при конце Тоетоми, можешь это сделать. Более того, я назначаю тебя своим свидетелем. Но не рассчитывай удовлетворить сейчас свою кровную месть. Норихазе будет не до этого. Что касается полукровки – как ты принёс мне много удач, так она не принесла тебе ничего, кроме несчастья. – Правая рука принца медленно, слабо двинулась, пальцы легли на рукав Уилла. – Принеси мне известие о смерти Едогими.

Факелы пылали по всему двору. Теперь, когда башня выгорела, они стали особенно заметны. Башни Асаи больше не существовало, на её месте высилась груда обгоревших брёвен. Вниз, в подземелье, туда, где начался пожар – случайно или по чьему-то умыслу, никто теперь не узнает, – спуститься было невозможно до сих пор из-за жара. Впрочем, внизу никого нет, кроме мертвецов. Людей, которых убил он, подумал Уилл. И двух девушек, которых он не стал убивать. Слава Богу, если у них хватило ума выбраться оттуда. Но зачем? Чтобы солдаты Токугавы распяли их на спинах, лишив их тела одновременно и чести, и голов? Сегодня вечером такого было предостаточно.

Дежурный полк разместился вокруг своих наваленных горой копий. Были здесь и женщины, которых затащили сюда, чтобы пытать и насиловать. А он полагал, что это он тогда страдал. Но теперь всё стихло. Был час быка, и скоро забрезжит рассвет. По европейскому счёту, рассвет четвёртого июня тысяча шестьсот пятнадцатого года.

И здесь же ждали Хидетада с братьями. Прямо на земле расстелили циновки, на которые поставили стулья генералов. Сейчас они сидели лицами к запертым дверям арсенала – оставаясь здесь с вечера. Наверное, они устали, но сидели все так же прямо, ни на секунду не смыкая глаз. Они наблюдали за последним убежищем единственного человека в Японии, который мог бы бросить вызов их превосходству. Они даже не повернули головы на звук шагов. Они были намерены ждать. Но у них было средство закончить это ожидание в мгновение ока, если их отец пожелает этого: одну из пушек притащили во двор, и её ствол так же неотрывно смотрел на дверь.

– Что сказал отец? – спросил сегун.

– Он не дал никакого ответа, – произнесла Дзекоин негромко. – Кроме того, что они должны выйти.

– В таком случае, передайте им, что мы ждём их, моя госпожа принцесса. А ты, Андзин Миура?

– Мне приказано выступать в качестве свидетеля, мой господин сегун. – Уилл помедлил. Просить милости у этого человека, когда сам Иеясу отказал ему? Но жить потом самому… – Мой господин, я хорошо понимаю вашу ненависть к Тоетоми. Но не все находящиеся там той же крови, что и Хидеери.

Голова Хидетады чуть повернулась – жест, очень напоминающий его отца.

– Можешь вывести, кого захочешь, Андзин Миура. Выбор за нами. Что же касается полукровки, то я лично ничего не имею против неё. Мы не сомневаемся, что сейчас ты сделаешь все как надо, ведь ты и сам жестоко пострадал от них. Мы будем ждать здесь. Полчаса. Потом мы взорвём дверь.