– Быстрей! – Она двинулась по коридору. Уилл поспешил за ней.

– Я не понимаю, – начал он, – разве это не дворец квамбаку, а она – не его мать?

– В Японии нет ничего такого, каким оно выглядит, – ответила она. У лестницы она остановилась, взмахом руки приказывая ему застыть. Может быть, намеренно, но он чуть промедлил, наткнулся на её руку и сжал её пальцы в своей ладони. Снова быстрый взгляд, на этот раз в сопровождении ещё более быстрого движения бровей. Потом она мягко высвободила руки и, к его удивлению, скользнула вниз по ступенькам. Внизу она свернула в другой коридор, который, по его расчётам, привёл их в подземелья дворца-крепости. В конце обнаружилась ещё одна узкая каменная лесенка. Здесь она остановилась и прислушалась.

– Может быть, вы мне объясните, в чём дело? – спросил Уилл. – Я не хочу, чтобы вы из-за меня рисковали своей жизнью.

– Моя жизнь, Уилл Адамс, в распоряжении моей госпожи, – ответила та. – И я не думаю, что сейчас она в опасности. Но моя госпожа не хочет, чтобы принц Иеясу знал о её разговоре с тобой.

Она снова заспешила вверх по ступеням. Вскоре ступеньки стали деревянными, хотя и оставались такими же узкими. Уилл понял, что они уже в самом дворце.

– Я полагал, что принц Иеясу здесь гость, – выдавил, задыхаясь, Уилл. Она кивнула.

– Но почему же…

Она вновь замерла и так неожиданно повернулась к нему, что он едва успел остановиться, хотя в душе проклинал свою недогадливость.

– В Японии очень много интриг, Уилл Адамс, – сказала она. – А в Осаке больше, чем где-либо. Квамбаку пока ещё ребёнок. Империей управляет временный совет из пяти даймио, из которых самый влиятельный – принц Иеясу. Но у принца много собственных сыновей? Он сделает правителем Японии одного из них. Или же сам станет правителем.

– Твоя госпожа знает это? – изумился Уилл. – И тем не менее принимает его как гостя в собственном доме?

– Госпожа не хочет, чтобы из-за неё был нарушен мир в нашей стране. В течение трёх столетий, пока к власти не пришёл великий Хидееси, в Японии шли бесконечные войны. Кроме того, клан Токугава очень и очень влиятелен. Для нас лучше выждать момент и, возможно, толкнуть их на открытое выступление.

Как серьёзно она говорила об этом. Как серьёзна она была. Это не пустая сплетня, передаваемая от скуки. Как непохожа на любую английскую девушку!

– Твоё время без остатка занимают государственные дела, Магдалина?

На этот раз она не покраснела, а зеленоватые глаза остались холодными.

– Для всего есть своё время, Уилл Адамс, – сказала она. – И сейчас мы заняты делами государства.

Она собиралась двинуться дальше, когда он коснулся её руки. Он задержал бы её в своей руке, но она обернулась к нему с таким неподдельным удивлением от его нахальства, что он поспешно отпустил её.

– И, вероятно, вы тоже видите во мне врага вашего народа?

– Как ты мог быть врагом моему народу, Уилл Адамс? По крайней мере, до сих пор. Госпожа как раз хочет выяснить твои намерения.

– Я имел в виду португальцев. Я ведь протестант, следовательно, в плазах ваших священников – еретик.

Динто Магдалина улыбнулась. Её зубы, к облегчению Уилла, оказались снежно-белыми. – Я христианка, Уилл Адамс. Как и ты. Я не понимаю тех различий, которые делают священники, и не хочу понимать. Того, что мы оба поклоняемся Христу, достаточно для нашей дружбы, если тебе хочется этого. Что касается Португалии, то это родина моего деда. Моя родина – Япония, и этим всё сказано.

Она пошла вперёд, и он поспешил за ней, поднимаясь ещё по одной узенькой лестнице, проложенной, очевидно, внутри наружной стены самого дворца. Наконец лестница упёрлась в занавес, раздвинув который, Магдалина ввела его в крохотную комнатку. Несмотря на размеры, помещение было убрано не менее богато, чем приёмный покой принца Иеясу, с такой же циновкой на возвышении, хотя здесь оно располагалось не в центре, а в дальнем конце комнаты. Магдалина упала на колени, выполняя коутоу, и Уилл последовал её примеру.

– Ты можешь встать, Магдалина, – сказала Едогими по-японски. – И скажи иностранцу сделать то же самое. Уилл поднял голову.

– Я понимаю по-японски, госпожа. Я изучал ваш язык последние шесть недель.

– Значит, переводчик нам не понадобится. – Едогими сидела на вышитой циновке на возвышении, и, как и у Магдалины, сегодня на её лице не было краски. Черты её лица оказались ещё более безукоризненными, чем ожидал Уилл. – Оставь нас, Магдалина.

Он хотел обернуться, но не посмел. Он услышал мгновенный шорох, потом всё стихло. Боже мой, думал он, я стою на коленях перед принцессой, наедине.

– Подойди ближе, Уилл Адамс, – приказала она.

Он встал и, сделав несколько шагов, опустился на колени у края возвышения. Она, не мигая, разглядывала его.

– Расскажи мне, – приказала она, – о чём вы беседуете с Токугавой. – Сегодня и зубы её не получили должного ухода, чёрный цвет превратился в отвратительный буро-коричневый.

– Он расспрашивает меня о моей стране, о моём путешествии, о моём Боге, госпожа.

Он увидел, как её рука показалась из широкого рукава кимоно и медленно двинулась к нему. Он чувствовал себя загипнотизированным, словно кролик перед удавом, не имея сил шевельнуться, ощущая только внезапное напряжение в чреслах. Но ведь это, конечно, немыслимо. Это… Её пальцы коснулись его щеки, скользнули в бороду, зарылись в неё.

– Какие волосы, – пробормотала она. – Ни у одного мужчины в Японии нет таких волос. Даже у священников. Дед Магдалины. Но это было так давно. – Она убрала руку. – Уилл Адамс, ты видишь меня в одежде для сна. Магдалина сказала, что так выглядят европейские женщины, даже показываясь на людях. Это правда?

Он задыхался. Если бы ему только удалось прочесть выражение её глаз! – Да, госпожа.

– Значит, это не будет выглядеть странным для тебя, Уилл Адамс. Красива ли я на взгляд европейца?

– Я никогда не видел такой красивой женщины, госпожа. – О, Магдалина, Магдалина. Неужели она знала? Но он сам пока не был уверен ни в чём. Он просто не мог этому поверить.

– Ты тоже красивый мужчина, – произнесла Едогими. – Ведь женщина должна быть миниатюрной, а мужчина – большим. Я никогда не видела такого большого мужчины. Я хочу рассмотреть подробнее, Уилл Адамс. Разденься. И встань.

Боже, спаси мою душу. Но воспротивиться этому, Уилл Адамс, значит оказаться больше, чем просто ослом. Воспротивиться этому? Будь он сделан из прочнейшей стали, это было бы всё равно невозможно.

Он поднялся на ноги, развязал пояс и движением плеч сбросил кимоно на пол.

– И остальное, – приказала Едогими без всякого изменения в голосе или выражении лица.

С того момента, как он вошёл сюда, он знал, что принцесса захочет этого. И знал, что он повинуется без единого слова. Может быть, всю свою жизнь он подсознательно мечтал о том, чтобы женщина вот так командовала им. Набедренная повязка упала на кимоно. Он дрожал, хотя в комнате было тепло. Боже мой, стоять здесь в присутствии такой богини, испытывая непреодолимое желание.

– Да, – произнесла Едогими. – Я никогда не видела такого мужчины, Уилл Адамс. В твоей стране все мужчины такие?

Он видел, как она двинулась, медленно расцепив ноги и вставая на колени.

– Не все, моя госпожа, – прошептал он. – Но таких много. – Тогда воистину ваши женщины имеют благословение Божье. – Её ладони, начав с его ягодиц, скользнули вокруг бёдер, медленно погладили. – Такое чудо, – сказала она. – Такое чудо.

– Госпожа…

Она нахмурилась.

– И они столь же нетерпеливы, ваши мужчины?

– Это из-за вашей красоты, госпожа. Вашего прикосновения. Ведь я так долго был лишён женщины. – Как просто это получилось, хотя и перед принцессой. Чтобы тебя ласкали так, как ни одна женщина до этого, не считая бесполых прикосновений во время купания. Но это ведь не служанка. Принцесса Асаи Едогими, мать квамбаку, любовница Тоетоми Хидееси.

Её нахмуренные брови разгладились.

– Тогда ты прощён. И всё же я не хочу, чтобы ты ускользнул от меня, Уилл Адамс.