Она поняла, что король её любит, когда неожиданно её перевели на упаковку особо мягкой туалетной бумаги, украшенной тиснением в виде королевской короны. Радио, работающее в цехе, сообщило, что король Иордании Абдулла Второй в настоящее время находится на отдыхе в своем летнем дворце в Акабе. Она поняла, что это знак судьбы.
Наконец он смог ответить на её письма. Какой же он умница. Он не мог написать ей и, таким образом, поставить под удар иорданский престол. Но ему удалось подать ей сигнал, организовав через иорданскую разведку её перевод на конвейер, выпускающий туалетную бумагу с монархической символикой. И сейчас, подключившись через своих верных резидентов к местной офакимской радиостанции, он, понятными только им двоим намеками, весь трепеща, молил о встрече.
Лента покрытой коронами туалетной бумаги казалась ей бесконечной. Она с трудом дождалась конца смены. Ей хотелось броситься в любящие объятия Абдуллы Второго сразу после получения известия по радио о том, что её ждут в королевском дворце в Акабе, но ставить под удар агентурную сеть иорданской разведки на Офакимской фабрике по производству туалетной бумаги ей не позволяла совесть. Она ясно понимала, что без своих верных резидентов её верный Абдулла Второй не сможет подавать тайные, понятные только их любящим сердцам, сигналы. После окончания смены она на минуту забежала домой взять самое необходимое и последним автобусом отправилась в Эйлат.
Это был тот редкий случай, когда израильское радио говорило правду. С провинциальными радиостанциями это до сих пор случалась. Король Иордании Абдулла Второй действительно находился в своей летней резиденции в Акабе.
От израильского курортного города Эйлат дворцовый комплекс отделяет не более ста метров. Единственный иорданский портовый город, город Акаба, находится на несколько километров южнее. Значение этого дворца для иорданской политики колоссально. В нём происходят встречи между представителями не только самой Иордании, но и других арабских стран с представителями Израиля. Яхта может выйти из израильских территориальных вод и войти в закрытую для посторонних глаз бухту дворцового комплекса за несколько минут. Когда в Иордании происходят волнения, а в любой арабской стране это дело житейское, семья короля всегда во дворце. От северного въезда в дворцовый комплекс и до Эйлатского международного аэропорта десять минут езды по полупустому шоссе в объезд района Эйлатских гостиниц. Да и богатые нефтеналивные шейхи нередко инкогнито посещают Эйлат, желая рядом с домом развеяться в казино или посмотреть стриптиз. Да и привезенные с Восточной Европы Эйлатские проститутки выше всяких похвал.
Уставшая от работы и охватившего ее волнения работница Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги уснула, когда автобус, проехав мимо центра ядерных исследований, начал спускаться к Мертвому морю. При езде на горном серпантине её всегда укачивало, она помнила это и не стала сопротивляться охватившей её приятной дреме. Она спала почти три часа, пока автобус мчался по ровной как стол долине Арава, и проснулась возле поста налоговой службы, когда уже были видны огни Эйлата.
Прибыв на центральную автобусную станцию глубокой ночью, она взяла такси и попросила довезти ее до гостиницы Herous. Водитель бросил на нее удивленный взгляд, но ничего не сказал.
Самые дорогие Эйлатские гостиницы стоят на берегу моря, протянувшись почти непрерывной полосой от египетской до иорданской границы. Гостиница Herous была самой близко расположенной к Иордании. Специалистке по производству туалетной бумаги там делать нечего. Её месячный заработок с трудом покрывает проживание в течение дня в самом дешёвом номере этой гостиницы. Но возлюбленная Абдуллы Второго туда и не стремилась. Пройдя по украшенному затейливой решеткой мосту на приграничный пустырь, усеянный палатками самых экономных гостей Эйлата, она, стараясь не наступить на морских ежей, зашла в воду. Температура воды в районе Эйлата круглый год равна двадцати пяти градусам. Но после тридцати пяти градусов в тени вода казалась ледяной. Отплыв метров десять от берега, она согрелась. Приятная прохлада придала ей бодрости. Бросив прощальный взгляд на залитую огнями набережную Эйлата, она взяла курс на королевский дворец. Проплыв в течение получаса, она вышла на берег и пошла в сторону дворцового парка. Ровно через две минуты ей посчастливилось встретить охрану.
Охрана западной и прибрежной части дворцового комплекса систематически отлавливает разного рода клоунов, штурмующих дворцовые стены со стороны Эйлата и, не вступая с ними в беспредметные беседы, передают в руки израильской полиции.
— Почему вы голая? — спросила ее сотрудница полиции.
— Я купалась ночью, — ответила работница Офакимской фабрики по производству туалетной бумаги.
— Что вы делали возле королевского дворца? — поинтересовалась женщина-полицейский.
— Мне была назначена встреча, — охотно ответила ночная купальщица. — Я возлюбленная монарха. Уверена, мой король ждет меня до сих пор.
Через полчаса санитарная машина увозила её в Офакимскую психиатрическую больницу.
— Как, — воскликнул, увидев её, доктор Лапша, — Вы снова прекратили приём лекарств, которые я вам назначил?
— Я была влюблена, — созналась работница фабрики по производству туалетной
бумаги.
— Оформляйте её, — сказал доктор Лапша, и возлюбленная Абдуллы Второго попала в надежные и заботливые руки медицинских братьев и сестер.
Первым начал беседу Ян Кац, задав тактичный вопрос:
— Кто ваш избранник?
Иорданский монарх Абдулла Второй, — было ему ответом.
А у тебя половая губа не дура, — одобрил её выбор офицер безопасности Офакимской психиатрической больницы. Он также счёл нужным побеседовать с нарушителем государственной границы.
— И насколько далеко зашли ваши отношения? — Кац попытался загладить грубость офицера безопасности и вернуть беседу в интеллигентное русло.
— Акты нашего слияния были почти первобытны, — просто ответила любимая
женщина короля Иордании.
— А как вы предохранялись? — спросила практичная Фортуна.
— Абдулла Второй пользовался королевским презервативом, — удивляясь наивности своих собеседников, ответила новая пациентка отделения судебно-психиатрической экспертизы.
— Не нравится мне все это, — прервал её офицер безопасности, — романтики много. И чем королевский презерватив отличается от кондома простолюдина?
Подозрительно мне все это.
— Ничего подозрительного здесь нет, — неожиданно заявил Кац. — Вот у нас, в Офакиме, в доме будущего мэра города, среди ночи обкакался маститый кинорежиссер. Вот это действительно странно.
Офицер безопасности Офакимской психиатрической больницы очень негативно относился к попыткам посторонних лиц вмешиваться в ход его оперативно-розыскных мероприятий. Попытка же вмешательства в святая святых, вмешательство в ход анализа добытой им информации, когда следствие почти закончено и злоумышленник уличен, вызывало в нем законное негодование.
— Может быть, одаренный автор поэмы «Под» ознакомит нас с произошедшим в доме будущего мэра в стихотворной форме? — с откровенной издёвкой спросил он Каца.
— Да и чистосердечное признание изменит его положение к лучшему.
Горько усмехнувшись, Кац подбоченился, выплюнул жвачку и степенно начал свой сказ, раскачиваясь, как молодой еврей на молитве:
Как Борщевский наш, свет Борисович
Погостить зашёл к Косте славному,
К Косте славному, мэру нашему.
Слово за слово. Время позднее.
И Борщевский наш собрался честь знать.
Да супруга его, Кости славного,
Девка белая да румяная,
Позвала свет Борисыча, деда яркого,
Деда яркого, одаренного
Не тащиться в даль, в ночь ненастную,
В ночь ненастную в Ливна малое
В Ливна малое и неблизкое:
«Не езжай ты наш, свет Борисович,
Оставайся спать в нашей горенке.
Поспишь ночку здесь, а позавтракав,
Ты отправишься в путь асфальтовый».
И послушал её свет Борисович,
Не сумел возразить девке белой он.
Постелили ему койку в горенке,
Койку в горенке рядом с кухонькой.
Но проснулся он в ночи в два часа,
В ночи в два часа писать хочется.
Писать хочется, но не можется,
Шевелится кто, рядом, в кухоньке,
Рядом, в кухоньке, дышит громко он,
Дышит громко он и прерывисто.
А сходить в туалет и пописати
Нет возможности мимо кухоньки.
Режиссера того, одаренного,
Так приспичило, так измучило,
Что не вынес он мук жестоких тех,
Мук жестоких тех. Приоткрыл он дверь.
Приоткрыл он дверь, дверь на кухоньку.
А на кухоньке в ночи в два часа,
В ночи два часа Костик славный наш,
Костик славный наш, мэр наш будущий
Девку белую да румяную,
Да румяную, в позы разные,
В позы разные, в позы всякие
Ставит Костик наш, мэр неизбранный.
Вячеслав же наш свет Борисович
Писать хочет так, что стоять невмочь,
Что стоять невмочь. Но да выход есть!
Рядом с горенкой, в тихой спаленке
Спал малец у них, дитя малое,
Дитя малое, несмышленое.
Режиссер то наш был находчивый
Был находчивый. Удивлялись все.
Взял дитяти он, дитя малое,
Дитя малое, дитя чистое
И отнес его на постель свою,
На постель свою в свою спаленку.
Ну а сам в ночи точно в два часа,
В ночи в два часа в постель писает,
В постель писает в тихой спаленке,
В тихой спаленке усмехается.
Ну да Бог у нас, он не фраер ведь,
Он не фраер ведь, видит всё насквозь.
Вот вернулся наш свет Борисович,
Свет Борисович в свою горенку,
А постель его вся обкакана
Вся обкакана сверху донизу.