Появившийся неизвестно откуда одетый в штатское Пятоев заинтересованно спросил:
— How many the baby weighs? (Сколько весит младенец?) После чего незаметно, но сильно ударил врунишку в живот. Прямая трансляция надолго прервалась. Мысль спрятать известных террористов под юбками борцов за мир и таким образом вывести их из осажденной резиденции сама по себе была неплоха. Но самый старший принц, который в плане секса давно отошел от дел, не учёл всех нюансов.
Кстати, всю операцию по проникновению в резиденцию Арафата чуть не сорвал Леваев. Несмотря на строгий запрет Итамара Каплана, Вениамин Мордыхаевич пописал в самый центр огромного вишневого торта, который Анечка, от имени кондитерского дома «Southern Cherry» (Южная Вишня), преподнесла дорогому товарищу Ясиру Арафату за неоценимый вклад в дело построения украинской государственности. К счастью, оказавшиеся в кольце врага палестинские бойцы долгое время оставались без сладкого и поэтому торт не вызвал нареканий.
Прямой репортаж телекомпании «Аль-Джазира» вызвал бурю возмущения во всем арабском мире. Крупный план, демонстрирующий Яна Каца, с глумливой улыбкой на лице поднимающего юбку одетой в украинский национальный костюм Анечки, обошёл все телеграфные агентства мира. Выполняя боевую задачу по поднятию юбки, Ян Борисович предвкушал неизбежное награждение себя высокой правительственной наградой и испытывал по этому поводу чувство глубокого внутреннего удовлетворения. Именно в эти торжественные мгновения он и был увековечен кинооператором компании «Аль-Джазира».
Гидеон Чучундра, военный корреспондент газеты «Черный передел», опубликовал репортаж с места боев, в котором утверждал, что сотрудница газеты «Голая Правда Украины» родила палестинскому лидеру наследника непосредственно на поле брани. Большую часть репортажа Гидеона Чучундры занимало описание украинского костюма Анечки. В конце же корреспонденции утверждалось, что немедленно после рождения младенца, которому счастливые родители дали имя «Степан Арафат», ему было сделано обрезание Яном Кацем. В связи с чем выражалось сомнение в преданности вышеупомянутого Яна Каца еврейскому государству и опасение, что пресловутый Ян Кац способен изменить Родине.
Заканчивая свою публикацию, Гидеон Чучундра от всего сердца поздравил счастливых родителей и пожелал юному Степану Арафату долгих лет жизни и крепкого здоровья.
Время было военное, и Яна Каца вызвали для беседы в соответствующие органы для дачи разъяснений. Вопрос о награждении его правительственной наградой так и не встал. Вернувшись из соответствующих органов, Ян Борисович позвонил в редакцию газеты «Черный передел» и твердо пообещал сделать с Гидеоном то, что сам Чучундра делает с Надеждой Крупской по три раза на день.
— Военная служба делает нравы грубыми, — почему-то радостно прокомментировала случившееся Бух-Поволжская.
Драматические события вокруг резиденции Ясира Арафата странным образом отразились на поведении одной из медсестер отделения судебно-психиатрической экспертизы Офакимской психиатрической больницы. После двадцатилетнего перерыва Фортуна решила продолжить свое образование. Для поступления в университет у заслуженного ветерана почему-то потребовали сдачи экзамена по математике. Фортуна с жаром начала подготовку к экзамену. Яша-татарин часами объяснял ей, что такое квадратный корень, чем гипотенуза отличается от катета, и на себе демонстрировал смысл числа «пи». Фортуна слушала как завороженная. Пытаясь объяснить теорему Пифагора, Яша нарисовал треугольник, который Фортуна долго разглядывала с большим интересом. Однако приложенные титанические усилия не помогли ей избежать оглушительного провала на экзамене.
Первый вопрос, на который Фортуна не смогла дать правильный ответ, был на сообразительность. Было дано три двухзначных числа и предложено указать наименьшее. Фортуна указала число наугад и не угадала. Но особенно её обидел вопрос на запоминание, на который ей так же не довелось ответить правильно. В вопросе спрашивалось, сколько будет восемь умножить на восемь. Фортуна была в тупике.
— Я вызубрила все пособие по подготовке к экзамену, — возмущалась тянущаяся к знаниям медсестра, — там говорилось, сколько будет, если восемь умножить на шесть и восемь умножить на четыре. Об умножении восемь на восемь там не сказано ни звука. Этот экзамен сдать невозможно.
Закончив описание постигших её злоключений на экзамене по математике, Фортуна замолчала, обиженно поджав губки. Она была глубоко убеждена, что её академическая карьера прервалась из-за интриг завистников и неприкрытой дискриминации, которой она подвергалась в силу своего неевропейского происхождения.
— Да, — согласился с ней присутствующий при беседе шейх Мустафа, — любят еще у нас зажать истинное дарование. Всё жиды проклятые.
В последнее время в отношениях шейха и Вареньки Бух-Поволжской что-то надломилось. Мустафа решил на время вернуться к простой и здоровой жизни кочевника-бедуина, но бродил по пустыне он недолго. Легкомысленная любовная интрижка с малознакомым ишаком быстро привела его в стены отделения судебно-психиатрической экспертизы Офакимской психбольницы.
Кинематографическая карьера шейха наложила заметный отпечаток на его мировоззрение. Мустафа стал более раскрепощенным, набрался интеллигентских замашек и проникся идеями борьбы за законные права арабского народа Палестины.
Любовная связь с ишаком ему виделась не как ни к чему не обязывающая интрижка, а как имеющий далеко идущие последствия акт политического протеста против ущемления законных прав палестинского народа, акт бескомпромиссной борьбы с сионистским врагом. Таким образом, можно смело сказать, что половой акт Мустафы с ишаком во дворе Офакимской школы для девочек «Путь к Сиону» был не половым актом, а хорошо выверенным актом политической борьбы, бескомпромиссного противоборства арабского народа Палестины сионистской оккупацией исконно арабских земель. И только близорукая позиция руководства Офакимской полиции, цинично попытавшейся представить эту акцию как проявление злостного хулиганства, сорвавшего учебный процесс во всех классах, где из окон был виден школьный двор привела борца за свободу сексуальных палестинских меньшинств в психиатрическую больницу. Конечно, прямое вмешательство Великого Вождя и Учительницы своей бескомпромиссной позицией восстановило демократические нормы и пресекло в зародыше эту отвратительную попытку ущемления естественного права сексуальных меньшинств на свободное волеизъявление. Дело получило широкую огласку. Возмущению всей прогрессивно мыслящей общественности по поводу действий полиции, которая пошла на поводу у религиозных мракобесов и задержала шейха Мустафу, не было предела. Хаиму Марциано, начальнику офакимской полиции, было строго указано на недопустимость вмешательства правоохранительных органов в демократическое волеизъявление граждан.
В ходе стихийно поднявшейся бури общественного возмущения во весь голос заявила о себе пацифистская организация в защиту животных «Black panthers» (Черные пантеры).
Все израильские газеты обошла трогательная фотография, на которой была изображена пресс-секретарь Великого Вождя и Учительницы, известная в Офакимской психбольнице как бывшая секретарша главного врача, которая надевала венок из полевых цветов на голову счастливого ишака. Пострадавшего от действий религиозных мракобесов и произвола полиции ишака посещали представители международных общественных организаций, борющихся с глобализмом, известный афро-американский проповедник, требующий «to call Jews to account because of the campaign untied by them trade in slaves in New Light» (призвать евреев к ответу из-за развязанной ими кампании работорговли в Новом Свете), видный российский политик-патриот, остро ставящий вопрос о сионистском засилье на Дону, и даже широко известная лет двадцать назад французская кинозвезда, ведущая «la lutte sans compromis contre la production des cols de la fourrure naturelle» (бескомпромиссную борьбу против производства воротников из натурального меха).
