В дальнейшем выяснилось, что пламя сбивалось халатом, принадлежащем Вове-Сынку. И что следящий за своей спортивной формой младший медбрат хранил в карманах своего халата гантели. По заключению консультанта патологоанатома, за то время, которое потребовалось медсестре, чтобы сбить пламя, гантели обрушились на область паха четыре раза. Потрясённая видом горящего синим пламенем знаменитого насильника, Фортуна не сразу обратила внимание на то обстоятельство, что халат, которым она сбивала пламя, был необыкновенно тяжёл.
Кроме того, офицеру безопасности Офакимской психбольницы, ведущему это дело, удалось выяснить следующее. Дерзновенный воздухоплаватель коварно втёрся в доверие к чистосердечной и по-своему наивной медсестре Фортуне. Причём действовал при этом он особо дерзко и цинично. Воспользовавшись тем обстоятельством, что, согласно гуманному распоряжению доктора Лапши, ему полагалось перед сном получать укол в ягодицу, он предложил Фортуне следующий аттракцион. Медсестра, как бы незаметно, ставила шприц с лекарством строго перпендикулярно сиденью стула иголкой вверх. Конструктор крыла-парашюта, держа в руках фиалку, и, как бы преподнося цветок медсестре, элегантно, естественно не снимая брюк, садился на иголку. Под тяжестью тела иголка входила в ягодицу. Туда же, по замыслу авторов и исполнителей этого номера, прижатый сидением стула поршень вдавливал содержащуюся в шприце жидкость. Фортуне оставалось, как бы незаметно, на протяжении всего рекордного трюка придерживать шприц в положении, строго перпендикулярном к надвигающейся на иголку ягодице. Любящая задорную шутку медсестра радовалась происходящему как ребёнок.
Кроме укола воздухоплавателю полагалось получать в течение дня ещё восемь таблеток сильного успокоительного препарата. Втёршийся в доверии к медперсоналу больной таблеток не глотал, а выбрасывал их в туалет. Однажды доктор Лапша обратил внимание на то обстоятельство, что больной, не смотря на проводимую терапию, остаётся слишком жизнерадостен. Всесторонне ещё раз обследовав больного, заведующий отделением судебно-психиатрической экспертизы назначил ему другое лекарство.
Но матёрого психбольного было не так-то просто обвести вокруг пальца. Бдительный конструктор крыла-парашюта сразу обратил внимание, что если раньше таблетки, которые он выбрасывал в туалет, плавали по водной глади, то теперь, внешне выглядевшие так же таблетки, попадая в воду, немедленно тонули в извилистых глубинах унитаза. Воздухоплавателю всё стало ясно. На следующий день он, как бы, между прочим, сообщил доктору Лапше, что стал чувствовать себя значительно лучше. А мысли о покорении воздушного океана окончательно перестали его беспокоить. Доктор Лапша был тронут до слёз ещё одним подтверждением своего врачебного мастерства. Кстати уколы, хотя и радовали медсестру Фортуну, но лечебного действия на коварного пациента не оказывали. Конструктор парашютов при помощи лейкопластыря приклеивал к поверхности ягодиц мочалки, которые и впитывали в себя лекарство, поступающее, согласно всем законам механики, из иголки шприца.
Дело о дерзком поджоге знаменитого насильника имело далеко идущие последствия для всех его участников. Из больницы Ворона поступило заключение врачей, согласно которому ожоги характеризовались как лёгкие и не оказавшие влияния на состояние здоровья знаменитого насильника. А вот мероприятия по тушению пожара вызвали в его организме ряд необратимых изменений, которые свели на нет (уменьшили до нуля) ту потенциальную опасность, которую насильник представлял для общества.
В связи с тем, что бывший знаменитый насильник переставал быть социально опасным больным, главным врачом Офакимской психиатрической больницы ставился вопрос перед заведующим отделением судебно-психиатрической экспертизы этой же больницы о целесообразности пребывания потерявшего всё погорельца в стенах данного лечебного учреждения. Кроме того, доктору Лапше строго указывалось на невыполнение элементарных правил противопожарной безопасности во вверенном ему отделении и рекомендовалось в самые короткие сроки исправить допущенные недостатки.
В связи с тем, что бывший знаменитый насильник твёрдо стал на путь исправления, доктору Керену объявлялась благодарность за кропотливую психотерапевтическую работу, проведённую им с бывшим опасным преступником, которая и привела оного к глубокому и, что самое главное, искреннему раскаянию в совершённых им преступных деяниях.
Особо была отмечена медсестра Фортуна, которая проявила чудеса мужества и героизма во время пожара и, не щадя себя, боролась с огнём.
Изобретателю крыла-парашюта были назначены другие таблетки, которые при попадании в воды унитазы шипели и образовывали множество пузырьков.
Из зарплаты Вовы-Сынка вычли стоимость прожжённого в районе карманов халата.
Врачу приёмного покоя больницы Ворона, которого звали Рюрик Соломонович, и который на все вопросы знаменитого насильника отвечал: «Ути, какие мы оптимистичные», была предложена роль доктора Айболита в новом фильме киностудии «Антисар». На роль верной помощницы самоотверженного доктора Айболита, ветеринарной медсестры Ойщипет-Ахчесется, была приглашена популярная актриса палестинского эротического кино Мирьям Абуркаек, сникавшая широкую известность как графиня Кадохес. Опытная Мирьям Кадохес, работающая над образом лирической героини, оказывала самоотверженную шефскую помощь Рюрику Соломоновичу, для которого работа над образом доктора Айболита в фильме «Трусишки зайка серенький» была дебютом в палестинском эротическом кино. Более того, для врача приёмного покоя больницы Ворона это было встреча с искусством кино после длительной разлуки. Его последняя и единственная встреча с кинокамерой произошла много лет назад, когда он проходил свидетелем по делу об ограблении, и ему, для опознания, был представлен фотоаппарат «Зоркий». Мирьям Абуркаек справедливо считала, что для создания образа грудью вставшего на защиту палестинского животного мира доктора Айболита этого недостаточно.
— Вы должны ясно осознавать, Рюрик Соломонович, — говаривала она своему партнёру, — что служение музам, как и проституция, является не просто профессией. Это и образ жизни, и образ мыслей, и особый эмоциональный настрой. Я вспоминаю себя. В своё время мне посчастливилось работать в публичном доме «Экстаза» в годы его расцвета. Будучи культурным человеком, Вы конечно о нём слышали много хорошего. Это было золотое время, меня окружали чудесные люди, каждый из них заслуживает особого повествования, и я была целиком погружена в работу. Хочу особо отметить, что самоотверженное служение музам, а работа в публичном доме, если это действительно работа по призванию, по зову сердца, то это подлинное служение музам, не терпит суеты. Я в этом глубоко убеждена. Все ваши помыслы должны быть направлены на служение прекрасному. Вы обязаны быть вдалеке от мелких бытовых и житейских проблем. Для мусульманки, впрочем, как и для еврейки, это тяжкий крест, но в этом наше высокое предназначение. Я вспоминаю, как однажды куда-то запропастился мой любимый вибратор, с которым я не расставалась ни на минуту. Он был моим талисманом, и все это знали. В мире искусства всегда есть место бездарности и зависти, мы не должны закрывать на данное обстоятельство глаза, хотя и обязаны быть выше всей этой грязи. Конечно, такой удар ниже пояса не мог пройти бесследно или незамеченным. Я приходила на работу в расстроенных чувствах, не могла сосредоточиться, капризничала, даже сердилась по пустякам. Всё валилось у меня из рук. В этом и заключался коварный замысел интриганов, пытавшихся выбить меня из седла и, в конечном итоге, не дать полностью раскрыться моему дарованию. Безусловно, в конечном итоге завистники были посрамлены. Но только я знаю, чего мне это стоило. В тот период я ходила как во сне.
— И на камнях растут деревья, на деревьях лопаются почки, в почках образуются камни. Таким образом круг замкнулся — несколько философски прокомментировал врач приёмного покоя морально-этические построения Мирьям Абуркаек, — то что графиня Кадохес ощутила в результате интриг, можно добиться при помощи лекарств. Виагра плюс снотворное, и через пол часа к Вам приходит любовь похожая на сон.
