— Она, несомненно, умеет также слагать стихи. Среди богомольцев часто встречаются такие люди. Уверен, что не ошибся! Хотелось бы ее повидать… — пожелал гость.

«Ох, как нехорошо получилось!» — подумала я, но, зная, что он собирается на богомолье в Кумано, сказала, что встречусь с ним на обратном пути, когда он будет возвращаться, и сразу ушла.

Меж тем неподалеку от Вати, в селении Эда, жил старший брат хозяина. Оттуда пришли несколько женщин, чтобы помочь принять гостя, и стали говорить мне: «Приезжайте и к нам в Эду! Там красиво, как на картине!» Жить в доме жестокого самурая было тягостно; вернуться в столицу, когда все кругом завалило снегом, тоже было никак невозможно, и я решила поехать в Эду, остаться там до конца года. Не придав особого значения своему переезду, я отправилась в Эду, но оказалось, что мой поступок привел в ярость самурая из Вати и он стал кричать что есть мочи:

— Эта женщина — служанка, служившая у меня долгие годы! Она удрала, ее поймали в Ицукусиме и насилу вернули домой! А теперь ее опять у меня сманили! Убью!…

«Вот так новость!…» — подумала я, но брат самурая успокоил меня:

— Не обращайте внимания на речи неразумного человека!

У него в доме было много молодых девушек, обладавших, как мне показалось, душой чувствительной; не скажу, что я так уж сильно к ним привязалась, но все же здесь мне было не в пример спокойней, чем в прежнем жилище. Однако услышав об угрозах самурая из Вати, я все-таки испугалась — «Да что же это такое?». К счастью, в это время, завершив паломничество в Кумано, по пути домой снова прибыл тот знатный монах Хиросава. Самурай из Вати стал жаловаться ему на старшего брата, дескать, тот поступил неблаговидно, сманил у него служанку… Дело в том, что Хиросава, родной дядя обоих братьев, был наместником всего этого края.

— В толк не возьму! Это что же, тяжба из-за служанки? — воскликнул он. — Разве ты знаешь, кто она? Испокон веков повелось, что люди ходят на богомолье… И кто она в столице — никому не известно. Стыдно затевать по такому поводу непристойную ссору!

А вскоре нам сказали, что наместник посетит Эду, и здесь тоже поднялась суета.

Здешний хозяин объяснил наместнику, отчего разгневался младший брат.

— Из-за богомолки, совсем непричастной к нашему дому, между братьями вспыхнула ссора… — сказал он.

— Какой позор! — ответил наместник. — Немедленно отправь эту женщину в край Биттю, и притом — с провожатым.

Я была рада услышать об этом его приказе и, встретившись с наместником, рассказала, как и почему очутилась в Вати.

— Да, иной раз талант вместо награды сулит беду… — сказал наместник. — Вы так прекрасно рисуете, что самураю из Вати не хотелось вас отпускать…

Потом мы слагали стихи-цепочки и пятистишья танка на заранее определенную тему. Присмотревшись хорошенько к наместнику, я узнала в нем одного из участников поэтических собраний, которые устраивал в Камакуре старший самурай Иинума. Мы оба подивились этой случайной встрече, и наместник отбыл в селение Ида. Мое внимание привлекли здешние бамбуковые ограды с необычным плетением, и я сложила:

Наступил Новый год, меня все сильнее тянуло назад, в столицу, но еще держались сильные холода, все говорили, что в такое время ехать морем опасно, я и сама боялась морской дороги, но в конце второй луны все-таки решила: «Нора!» Узнав, что я собираюсь в путь, наместник опять пожаловал в Эду, снова слагал со мной стихи-цепочки, а на прощание даже преподнес мне щедрые подарки на память, — наверное, потому, что знал, что я состою в родстве с госпожой Комати, у которой бывал в Камакуре, — у нее в доме жила дочь сёгуна, принцесса Накацукаса, а наместник состоял ее воспитателем…

Когда я добралась до селения Эбара, в краю Биттю, сакура уже была в полном цвету. Я отломила ветку, отдала ее моему провожатому и попросила передать наместнику Хиросаве.

Вместе с веткой я послала стихотворение:

Наместник прислал ответ, хотя, чтобы доставить письмо, нарочному понадобилось дна дня пути…

На пути в столицу я посетила храм Кибицу. Это очень причудливое строение, больше похожее на усадьбу, чем на храм, внутреннее убранство тоже напоминает скорее жилые покои. Это производит несколько странное впечатление…

Дни стали длиннее, ветры улеглись, и вскоре я вернулась в столицу.

На сей раз на мою долю выпало поистине странное приключение! Что было бы, если б не приехал наместник? Сколько бы я ни твердила, что этот самурай из Вати вовсе не мой хозяин, а я не его служанка, кто бы за меня заступился? Какая ужасная участь, быть может, меня ожидала!… Воспоминание об этом охладило мою страсть к паломничеству, я не решалась отправиться в новое странствие и надолго поселилась в столице.

Когда я спросила, что нового случилось в столице в мое отсутствие, мне рассказали, что больна государыня, захворала еще в самом начале года. «Что с ней?» — встревожилась я в душе, но мне не у кого было расспросить о больной, и только от совсем посторонних людей я узнала, что она безнадежна и поэтому ей пришлось покинуть дворец, переехать в загородную усадьбу Фусими. «Ничто в мире не долговечно — это старая истина, — подумала я, услыхав эту новость. — Но все-таки почему она вынуждена покинуть дворец — свой дом, с которым сроднилась, где прожила жизнь? Ведь она восседала рядом с Украшенным всеми десятью добродетелями, днем помогала ему управлять государством, ночи проводила в его опочивальне, казалось бы, в час кончины ей должны оказывать такие же почести, как государю! Почему же так обошлись с ней?» Пи пока в голове моей теснились такие мысли, поднялся переполох: «Скончалась!»