Через две-три минуты агенты и европеец пошли от стойки к лифтам. Проныра листал страницы "Нэйшн", не читая ни слова. Как только группа скрылась в кабине лифта, он метнулся к стойке.
– Привет, Проныра, – заулыбался портье.
– Здравствуй, брат, – как можно приветливее отозвался Проныра.
Примелькавшаяся физиономия и популярное имя – не такая уж плохая штука! Каждый, с кем Проныру сводила судьба, называл потом себя его лучшим другом, и сейчас в планы Нельсона не входило разубеждать портье в этом заблуждении.
– Вынюхиваешь уголовщину, а? – спросил портье. – Небось какое-нибудь жуткое убийство?
– Ничего подобного, – ответил Проныра. – Убийства в таких роскошных местах не случаются. Нет, брат, просто шел мимо, гляжу, с тобой болтает целый взвод агентов, вот я и подумал: к чему бы это? – Проныра махнул рукой в сторону лифтов.
– Это агенты были? – изумился портье.
Клюнуло, удовлетворенно подумал Проныра. В каждом человеке сидит ищейка. Все мы мечтаем раскрывать тайны или хотя бы быть причастными к их раскрытию. По расчету Проныры, портье должна польстить весть, что он беседовал с профессионалами, и расчет его оправдался.
– Да, брат, – сказал Проныра. – Ребята, как пить дать, из безопасности. Не мог по виду, что ли, догадаться? Здоровые, хмурые, пиджаки оттопыриваются. Неужто не заметил?
– Оттопыриваются?
– Пистолеты у них там, – произнес Проныра театральным шепотом.
– Пистолеты?
– Неужто не знаешь, ведь они все таскают пистолеты. Устав требует, – добавил Проныра. – Ума не приложу, чего они тут возились с этим мзунгу[5].
– С парнем, что въехал сейчас в тысяча сто третий?
– Да. Хотел бы я знать, кто он и что ему здесь надо, – сказал Проныра. – У него вроде и багажа никакого не было.
– Не было. Он сам сказал – нет багажа, – сообщил портье, вытаскивая заполненный бланк из картотеки вновь прибывших. – Зовут его Джон Уиллард. Прилетел из Лусаки. Англичанин. Адрес: Кэмпбеллкорт, двадцать семь, Глочестер-роуд, Лондон.
– Так ты говоришь, у него английский паспорт? – спросил Проныра, перегибаясь через стойку, чтобы взглянуть на бланк.
– По правде говоря… – замялся портье, – он не вписал номер паспорта.
– Чудно это… Как считаешь?
– Вообще-то иногда так бывает, Проныра, – сказал портье. – Если тут что-то кроется, я помогу тебе разузнать об этом парне все, что захочешь. Можешь на меня положиться. Честно говорю, Проныра.
Нельсон дружелюбно улыбнулся.
– Не надо, брат, – сказал он. – Я случайно проходил мимо. Приметил агентов и поинтересовался, не затевают ли чего. Не стоит тебе беспокоиться.
– Какое тут беспокойство, Проныра! – упорствовал портье. – Я твой постоянный читатель, покупаю "Обсервер" каждый день, строчки никогда не пропускаю. А сын вырезает все твои статьи и наклеивает в альбом. Прямо помешался на тебе. Понадобится помощь, Проныра, только свистни.
– Спасибо большое, – сказал Проныра. – Но, повторяю, ненароком меня сюда занесло.
В этот момент к стойке подошла стюардесса. Удаляясь, Проныра слышал, как портье зашептал ей:
– Глядите, вон Проныра Нельсон.
Белая девушка спросила с немалым удивлением:
– А кто он?
Никогда, думал журналист на ходу, никогда она не слышала о Проныре Нельсоне. Впрочем, неосведомленность девушки была ему по душе. Конечно, приятно заявиться куда-нибудь и приковать к себе все взоры, слышать, как кто-то шепчет другому твое имя, видеть, как этот другой глазеет на тебя, как на знаменитость. Такова награда за долгие и одинокие часы, которые тратишь, распутывая каждую новую историю, за опасности, которым подвергаешься, гоняясь за разным жульем и подонками, за частые трения с властями, за сомнения в собственных способностях. Слава, известность окупают это с лихвой. Будь по-иному, большинство журналистов ограничивались бы халтурой, отписками. Хорошо греться в лучах славы, но ничуть не хуже, а может, и гораздо лучше встречаться с людьми, которые никогда о тебе не слыхивали. Им совершенно безразличен и ты, и твое занятие. Это малость укрощает тщеславие, спускает с небес на землю, а ему, Проныре Нельсону, время от времени необходимо спускаться на грешную землю.
Идя вдоль кресел, Проныра увидел знакомого. Это был Шэйн, чернокожий южноафриканский певец, выступавший в клубе. Он занимал немаловажное место в жизни Лоры Ванджику.
– Шэйн, привет! – Проныра остановился.
– Здорово, старина. – Певец поднялся с кресла. – Что затеваешь, старина? Кого выслеживаешь? – На нем был красный пиджак в клетку.
– Да так, пустяки.
Что вытаращился на меня? – подумал Проныра.
– Я видел, как ты пялился на того белого парня, – сказал Шэйн, испытующе глядя Проныре в глаза.
– На какого парня?
– На того, что в темных очках.
– Значит, ты следил за мной? – спросил Проныра. – Для чего?
– Не мог не следить, старина, – ответил певец. – Сижу в этом кресле, ты проходишь в двух шагах и так занят тем парнем, что даже меня не замечаешь. Я пытаюсь привлечь твое внимание – никакого результата. Потом ты усаживаешься и начинаешь притворяться, будто читаешь "Нэйшн". Знаешь, старина, слепой и тот понял бы: не читал ты эту газету. Что у тебя с белым, какие дела?
– Никаких, – сказал Проныра, испытывая некоторое неудобство. Он и не предполагал, что его интерес к европейцу в темных очках столь заметен. – Просто он напомнил мне одного знакомого из Штатов.
– Странно, – протянул певец. – И мне он напомнил одного знакомого.
– Вот ведь как можно ошибиться, надо же! – Проныра затряс головой. – Во всяком случае, рад встрече. Прости мою рассеянность.
– Едешь в редакцию?
– Да.
– Передай привет моей девочке, – попросил певец. – Хороша!
– Непременно передам.
Мистер Питер Хамиси покуривал трубку и, не перебивая, слушал Проныру. Только его пальцы выстукивали дробь по металлической поверхности стола, давая знать Проныре, что его речь не слишком убедительна.
– Не думаю, что мы много потеряли, не побеседовав с Капвелой, – говорил Проныра редактору. – Побывай я даже на пресс-конференции, все равно в присутствии репортеров из других газет и нашего министра ничего нового про контрабанду узнать бы не удалось. А тут наклевывается что-то интересное. Европеец прибывает в аэропорт Найроби, его встречают три машины, набитые агентами, мигом увозят оттуда в город, без таможенной проверки. Весь его багаж – портфель для бумаг; агенты устраивают его в отеле без паспорта. Вот вам мое мнение: этот Джон Уиллард на самом деле беглый ученый из Южной Африки. Он каким-то образом пробрался в Замбию и предупредил кенийские власти, что приедет, что ему понадобится убежище до получения разрешения на проезд в Европу. Кто-то понимал: в Найроби ученого могут караулить южноафриканские агенты. И этот кто-то договорился, чтобы его встретили в аэропорту люди из безопасности. Я думаю, это устроили южноафриканские борцы за свободу, минуя замбийские власти. – Сделав паузу, Проныра добавил: – Сознаюсь, в аэропорту я забыл про Капвелу и прилип к белому парню чисто интуитивно. Но, проследив за агентами до "Хилтона", я убедился, что это и есть сбежавший ученый.
Проныра замолчал, давая возможность Хамиси ответить. Голос его во время рассказа звенел от волнения, он чувствовал полную уверенность в своей правоте. Хамиси прервал барабанную дробь и глубоко затянулся.
– Гипотеза увлекательная, Нельсон, – наконец сказал он. – Но для газеты в этом деле особого проку не вижу. Если все, о чем ты рассказал, правда, значит, по соображениям безопасности, мы не сможем напечатать ни слова. Ты, Нельсон, не разведчик, не Джеймс Бонд, а репортер уголовной хроники. Я понимаю: этот парень в темных очках разжигает в тебе любопытство. Однако любопытство не основание для того, чтобы бросать работу над солидной, важной темой и отправляться на вольную охоту. Ты должен написать о контрабанде маиса, а до сих пор ничего стоящего не принес. Непременно удовлетвори свое любопытство об исчезнувшем ученом. Позвони в Управление безопасности и спроси, не в их ли руках он находится. А мне подавай контрабанду. Ясно, Нельсон?
