— Не обращайте на меня никакого внимания, — любезно ответил африканец, собираясь засунуть чемодан под полку, на которой недавно дремал Эразмус.

Ученый быстро нагнулся, вытащил свой портфель и положил его на одеяло.

— Настает самый ненавистный момент, — сказал африканец, — надо лезть на верхнюю полку. Дорогой друг, полагаю, и вы не из любителей верхних полок?

— Боюсь, что нет, — сухо ответил Эразмус.

— Так я и думал, — сказал африканец. — Но не беспокойтесь. Раз-два — и я там.

Он подхватил стоявшую у двери лесенку и прислонил ее к верхней полке. Медленно, покачиваясь, он поднимался со ступеньки на ступеньку.

— Откровенно говоря, им бы следовало иметь купе на одного пассажира, — вздохнул он, наконец достигнув цели.

— Вы правы, — сказал Эразмус, убирая лесенку и ложась на свою полку.

— Доброй ночи, дорогой друг, — пожелал африканец. — Приятных сновидений.

Эразмус пробормотал что-то неразборчивое, выключил свет под потолком купе и оставил горящей только маленькую лампочку для чтения над своей полкой. Читать ему было нечего, но сонливость прошла. Все теперь изменилось, в его планы вторглось новое, непредвиденное обстоятельство. Он не мог позволить себе заснуть.

Африканец наверху, видимо, никак не мог устроиться поудобнее и все время ворочался. Эразмус уставился на край верхней полки, ожидая чего угодно. Он подтянул портфель ближе к изголовью и для верности положил на него руку.

Верхняя полка заскрипела, африканец перегнулся вниз и уставился на Эразмуса.

— Послушайте, мой друг, — сказал он. — Не могли бы вы погасить лампочку? Я не умею спать при свете.

— А я не могу спать в полной темноте, — ответил Эразмус.

— Но, мой друг, кто же спит при свете? Будьте так добры, выключите лампочку!

Эразмус вздохнул и покорно произнес:

— Хорошо.

— Спасибо!

Голова африканца снова исчезла.

Полка еще немного поскрипела, потом стало тихо. Эразмус лежал напрягшись.

Снова послышался голос африканца:

— Дорогой друг, вы из какой части Южной Африки?

Эразмус так и сел на полке. Лицо его покрыл холодный пот, он ощутил, как его обволакивает удушающий жар.

— А вам-то что? — спросил он.

— Просто интересно, — ответил африканец.

Эразмус ждал, не скажет ли он чего-нибудь еще, но африканец молчал. Эразмус слушал, как громыхает поезд на стыках рельсов и, словно в такт, стучит его сердце.

Джон Брэдли заметно нервничал.

— Альберт, ты уверен, что все получится, как ты говоришь? — спросил он у своего спутника.

Они сидели в «ягуаре» на вокзальной площади Мтито-Андеи, ожидая прибытия поезда.

— Почему бы мне не быть уверенным?

— Ну, знаешь, нельзя предусмотреть все неожиданности, — сказал Брэдли.

— В этом разница между профессионалом и любителем, — пояснил Конноли. — Конечно, нельзя предусмотреть всего, но, к счастью, так не бывает, чтобы случалось все сразу. Ты ученый, Джон, и должен знать, что шанс на непредвиденную случайность минимален, если ты как следует подготовился. А мы, поверь уж мне, подготовились хорошо!

Брэдли промолчал.

— Не нравится мне этот ночной полет, — сказал он наконец.

— Послушай, чего тебе беспокоиться: летишь-то не ты! — бросил Конноли. — Мы должны вывезти Эразмуса из Кении по воздуху. Единственный способ сделать это, не привлекая внимания, — отправить его ночью. Мы с тобой не полетим. Нам только надо передать Эразмуса кому следует на станции Султан-Хамуд. После этого нас отвезут в Найроби.

— А что будет с «ягуаром»?

— Пошлю за ним кого-нибудь завтра, — отрезал Конноли. — Все улажено.

— Обо всем ты подумал, Альберт!

— Не я, Джон. Не я, а организация.

В ночной тишине они услышали гудок приближающегося поезда.

— А вот и наш голубчик, — сказал Конноли.

Брэдли хранил молчание.

— Точно по расписанию. Удивительно, даже эти тупицы приучаются к точности, — усмехнулся Конноли. — Когда впервые паровозы повели черномазые, поезда опаздывали часа на два, на три.

— Они поддаются дрессировке, — отметил Брэдли.

— Если долго и упорно вколачивать что-нибудь им в башку, то в конце концов до них начинает доходить.

Скоро они увидели прожектор локомотива, потом донесся перестук колес. Они вышли из машины.

— Джон, значит, тебе все ясно? — спросил Конноли.

— Как божий день.

— Хорошо. Двинули.

Когда они уже стояли на платформе, Брэдли поинтересовался:

— А если не удастся передать Эразмуса в Султан-Хамуде?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, его может не оказаться в этом поезде.

— Он там, — нетерпеливо заверил его Конноли. — Он сел на поезд в Момбасе. Надо быть безумцем, чтобы сойти с поезда среди ночи в незнакомой африканской стране. Так вот… Он в этом поезде, и наша задача — передать его в надежные руки в Султан-Хамуде.

— А если все-таки сорвется? — упорствовал Брэдли. — Представь только, вдруг не получится?

Конноли взглянул на него, но в полутьме ему не удалось разглядеть лица Брэдли. Он сказал:

— Все сделаем, во что бы то ни стало!

Поезд медленно катился вдоль платформы.

— Вагоны первого класса в хвосте, — объяснил Конноли, направляясь вместе с Брэдли навстречу составу.

— Тысяча триста семьдесят четвертый, — прочитал Брэдли номер одного из вагонов, когда поезд остановился.

— А вот и тысяча сто двадцать седьмой, — сказал Конноли. — Это наш.

Шагая вдоль вагона, он рассматривал вывешенные в каждом окне карточки с именами пассажиров. Наружные огни вагонов первого класса светили слабо, но все-таки можно было разобрать написанные на карточках фамилии. У одного окна он остановился и постучал пальцем по карточке.

— Вагон тысяча сто двадцать седьмой, пятое купе, — прочел он. — Мистер Питер Хоммингз. Так из Момбасы и сообщили. — Он повернулся к Брэдли: — Пошли. Пора приниматься за дело.

Они влезли в вагон и зашагали по коридору к пятому купе. В этот момент поезд тронулся. Конноли вытащил пистолет из кобуры, оглянулся и, удостоверившись, что коридор пуст, резко постучал два раза в дверь.

Они услышали какое-то ворчание в купе, и чей-то голос спросил:

— Кто там?

— Билеты, — приглушенно, но вполне внятно сказал Конноли.

В купе все стихло.

— Черт побери, спать вы нам не даете! — услышали они тот же голос.

Акцент был явно южноафриканский, и Конноли с Брэдли быстро переглянулись. При звуке открываемого замка они радостно улыбнулись. Конноли рывком открыл дверь и ворвался в купе. Брэдли быстро последовал за ним и запер дверь.

В купе было темно.

Инспектор Эдвард Вайгуру из кенийского Управления безопасности сидел, скрючившись, в старом «фольксвагене» на стоянке у станции Султан-Хамуд. В таком положении он пребывал уже почти час. Он ждал и от нечего делать следил за перемещением луны в ясном ночном небе. Сначала ее скрывали ветви акации, под которой он поставил «фольксваген». Но теперь со своего места он мог видеть яркий полудиск.

В приемнике раздался треск, сквозь который прорвался голос начальника:

— Вэмбе, отвечайте, Вэмбе!

Вэмбе — кодовая кличка Вайгуру.

— Вэмбе слушает, говорите, шеф.

— Подозреваемый едет от взлетно-посадочной полосы по направлению к станции. Он один в машине. Действуйте по плану. Повторяю, действуйте по плану.

— Вас понял. О прибытии извещу. Конец.

Инспектор Вайгуру откинулся на спинку сиденья и снова принялся ждать. Он видел свет в будке начальника станции и даже мог различить фигуру самого начальника — очевидно, дремлющего над столом.

В отдалении послышался шум приближающегося поезда. Вайгуру поднес ко рту микрофон.

— Вэмбе вызывает шефа, Вэмбе вызывает шефа, — заговорил он нараспев. — Как слышите?

— Вас слышу. Говорите.

— Поезд приближается к станции. Будет минут через пять. Подозреваемого пока нет.

— Вэмбе, вас понял. Глядите в оба.