— Помнится…
— Все было, Витя, — глубокомысленно изрек Грязнов. — А я чем дольше живу, тем вынужден все чаще прислушиваться к словам нашего общего друга Сани Турецкого, да, впрочем, и собственного племянника Дениса. Кажется, снова приходит время осторожных и послушных. Понятна формулировка?
— Еще как… Да, видимо, ты прав. Это что, новые веяния?
— Похоже, грядут изменения. Но в них мало кто верит, хотя и надеются.
— У нас тоже идут такие разговоры. Точнее, возникают. Все же он из наших.
— Угу, — пробурчал Грязнов, понимая, что Гоголев говорил о новом президенте, имевшем самое непосредственное отношение к силовикам, возглавляя одно время Федеральную службу безопасности. Будет очень жаль, если вес, который заказывает себе штангист, выходя на помост, окажется ему не по силам.
— Ну у него вроде другой профиль! — засмеялся Гоголев.
— Все так. Но чтоб выкинуть с татами тот груз, что достался в наследство, требуется не только умение, но и мужество. Дзюдо переводят как «благородный путь»… Не знаю, не знаю…
— Считаешь, для России рановато?
Грязнов не ответил, лишь пожал плечами. На этом их эзопов диалог закончился. А возобновился разговор уже в новом качестве за столом в закрытом кабинете ресторана «Узбекистан».
— Мне сегодня наш главный следак сообщил о какой-то шишке, упавшей в ваших краях, — начал Грязнов, когда взяли по рюмочке и утолили первую потребность в закуске. — Валил, между прочим, на политику. Это так? И что, это в самом деле чувствительный удар по нашему новому?
— Насколько я разбираюсь в колбасных обрезках, Слава, некая связь тут имеется. Но настолько отдаленная, что, видно, кое-кому пришла идея блефануть: а ну как пройдет! Как я понимаю это дело, наш питерский триумвират — я имею в виду тех, у кого в городе и вообще регионе на сегодняшний день в руках реальная власть, — начал зачистку перед очередными губернаторскими выборами. В этом вся соль. Дима Варавва сильным противником не был, но у него были деньги. И наверняка побольше, чем у нашего губернатора четыре года назад. Включая и те бюджетные, которые Алексееву в конце концов удалось списать. Не без московской помощи, разумеется. Ты знаешь, о ком я.
— Догадываюсь.
Гоголев не назвал фамилию Панкратова, но и без этого было понятно, что речь шла именно о нем. Неприятное это чувство — уличать собственное начальство в бесчестности. Но, к сожалению, такие понятия, как коррупция, в российском Уголовном кодексе отсутствуют, следовательно, и ненаказуемы. Поскольку мы все еще играем в ту демократию, которая к подлинной имеет такое же отношение, как… ну, к примеру, гуманизм к расстрелу Дома Советов… Ставшего затем презрительным БэДэ, а позже — холуйским Белым домом.
Почему-то все чаще в последнее время вспоминались те трагические дни конца девяносто третьего, возникали из небытия его «герои», быстро и ловко сменившие свою расчетливую политическую принципиальность на успешный и вовремя приватизированный бизнес. Отдаленным уже эхом разносил эфир визгливый голос благополучной и «всенародно любимой» актрисы, требовавшей раздавить гадину. Это про депутатов Верховного Совета, про соседей, иной раз даже по лестничной площадке…
И вот, кажется, подходила к концу эпоха бандитского передела, все реже стали ссылаться на тот исторический факт, что-де и Америка в свое время прошла подобный этап, после чего дети морских пиратов и придорожных разбойников становились благопристойными джентльменами, сливками общества. Да и о чем, собственно, говорить, если российские нувориши от криминального бизнеса успели уже освоить райские кущи Лазурного побережья, а их отпрыски вполне сносно чувствуют себя в разных Гарвардах и Оксфордах…
Все так. Никто, кстати, не собирался всерьез поворачивать историю вспять, но очень не хотелось бы новой крови, с которой в России начинается каждая новая эпоха. Однако для спокойствия нации требовалось жесткое слово, был необходим решительный жест. И ждали его от только что избранного президента, поскольку от предыдущего так ничего и не дождались. А у нового лидера страны было одно, но важное преимущество перед добрым десятком его конкурентов, рвавшихся на самый верх: он был для большинства политтусовщиков темной лошадкой, однако сам полностью владел информацией. Он был из «своих».
Так размышляли Грязнов с Гоголевым, может, и невеликие политики, зато высокие профессионалы в своем деле, сыщики до мозга костей. Гоголев же еще крепко надеялся и на то, что с помощью президента в бывшей его, как говорится, вотчине будет наконец наведен порядок и Питер перестанут именовать криминальной столицей России.
От большой политики, без которой нынче не обходится ни одно застолье — еще одна сугубая черта российского характера, — перешли к частностям. Грязнова интересовала в чисто профессиональном плане последняя заказная акция в Петербурге. Некоторые детали, что во время коллегии нашептал на ухо Евдокимов, указывали на то, что заказ выполнен профессионалом экстра-класса.
Виктор Петрович подтвердил: действительно, был произведен один выстрел. Предположительно из снайперской винтовки. С довольно приличного расстояния. Не оставлено решительно ни малейших следов.
— Короче, Слава, если бы я не знал, что известный Солоник перешел в мир иной, я бы не сомневался, что это его работа. Его почерк.
— А ты лично видел его труп? — с иронией поинтересовался Грязнов.
— Нет, но…
— Вот и я не видел. А русский мужик, к которым я с удовольствием отношу и себя, пока не пощупает, не поверит. Неплохое, кстати, правило.
— Однако имеются свидетельства!
— Чьи? Греческой полиции? А они что, не люди? Им вполне хватает своей зарплаты? Но даже если мы примем гибель Солоника за данность, то почему бы не поставить вопрос несколько в иной плоскости? Например: да, был такой уникальный парень. Однако его мастерство не божий дар, а результат настойчивых тренировок. Плюс соответствующие физические данные. Разве все это, вместе взятое, невозможно повторить? И вот находится человек, полностью соответствующий Солонику по всем параметрам. Что дальше? А дальше легенда продолжается. Кумир возвращается. Как тот бессмертный Фантомас.
— Игра в двойников?
— И это тоже. Но давай подумаем о психологическом факторе. Если, скажем, новоявленный киллер работает под Солоника, сохраняя и, возможно, даже подчеркивая, как ты говоришь, его почерк, то и мы вполне можем сделать для себя какие-то выводы. К примеру, мы уже знаем, как работал Саша Македонский. Как ему обеспечивали подход к объекту. Как он выглядел и какие способы мимикрии предпринимал. Мы многое теперь знаем. Конечно, я не уверен, что твой — как его там? — Варавва, стал жертвой именно Солоника, но кому-то этот образ не дает покоя, и тогда киллер, присвоивший себе стиль, будем считать, покойного супер-киллера, должен невольно повторить и его ошибки. О которых знаем мы, но совсем необязательно, что знает он, этот новый убийца. Понятна мысль? Или же все мои построения ни к черту.
— Не скажи, тут есть… есть, Слава. Надо будет еще разок поглядеть, понюхать. Спасибо за совет. А ты не в курсе, кому будет поручено расследование? Кто возглавит оперативно-следственную группу?
— Ну да, — засмеялся Грязнов, — тебе, разумеется, Саню подавай! Спелись!
— При чем здесь это? Я в том смысле, что если Панкратов имеет в виду варяга, то лучше Турецкого не придумаешь. Ты бы, между прочим, сделал добро своим питерским коллегам, заглянул бы к Меркулову. Подсказал, что ли. Я так понимаю, что мимо Константина Дмитриевича такие вопросы не проходят.
— В конечном счете решение будет принимать он, как зам генерального по следствию. А вот что касается Сани, тут не знаю, честное слово. На нем висят два или три тухляка, и он, по-моему, даже захандрил по этой причине. А когда Александр Борисович хандрят, можешь себе представить, что это такое!
— И Константин Дмитриевич разрешает ему это дело? — засмеялся Гоголев.
— У Меркулова своя точка зрения. Он считает, кому много дано, с того много и спросится. И навешивает на Саню новые и новые тухляки. Как лучшему другу.