Комментарий к 12. “Единственный выход?”
====== 13. “Сбывшееся предсказание” ======
Что ты изберёшь, когда встанешь перед выбором: верить или не верить? Что ты изберёшь, когда встанешь перед выбором: слушать сердце своё или верить глазам своим? Что если видишь ты одно, а сердце подсказывает тебе совсем другое? Конечно же, ты изберёшь правильный путь… Или неправильный – только тебе решать.
Двое мужчин сидели за низким столом, на котором стояли только два стакана да пузатая глиняная бутыль, снизу оплетённая грубой верёвкой. Ещё четыре таких нашли последнее пристанище под низким столом из рассохшихся деревянных досок. В маленьком помещении было тепло, даже жарко от уже почти потухшего камина, а полумрак не рассеивался от света нескольких свечей, стоящих на ещё одном столе с длинными массивными ножками. Раньше на него складывали оружие стражники, пришедшие с дежурства, чтобы передохнуть, а теперь он предсказуемо пустовал. Один из мужчин- тот, у кого были достаточно короткие каштановые волосы и уродливый шрам под кадыком, который теперь не скрывал изящный шейный платок или высокий ворот камзола – то и дело прикладывался к стакану, держа его чуть дрожащей рукой. – Он мне как отец был… – пусть руки и дрожали, но вот язык у него не заплетался даже после всего выпитого. Повод пить был, брага в дворцовых погребах не переводилась, да и почти все сейчас стоят во внутреннем дворе, у погребального костра. Запах горелой плоти, копоть и расплавленный жир, стекающий по хворосту, кипящий и пузырящийся, когда его лижет огонь. А ещё, этот самый огонь уносит с собой тела тех, кто был дорог, но не смог выстоять в этой схватке. – Я знаю, Орин, – второй из мужчин был не менее печален, но напиваться не спешил. Какой бы сильной ни была боль от потери друга, сейчас было не то время, когда можно позволить себе расслабиться. Мало ли что мятежникам опять на ум придёт? Хотя эти псы сейчас наверняка тоже зализывают раны. С тем только отличием, что подмога к ним придёт скоро, а людям, оставшимся на стороне Монарха помощи ждать еще долго – если она вообще будет. Замок Дараас отнюдь не неприступен, это даже не крепость. Стены слишком тонки, чтобы выстоять против примитивного тарана, а окна широкие и низко начинаются. Когда-то в них были вставлены витражи, теперь вместо них лишь осколки, которые разрезают ветер, проникающий в разгромленные коридоры. Только чудом и ценой больших потерь удалось отстоять этот дворец. Дважды. В третий раз уже вряд ли получится. Мужчина провёл рукой по длинным чёрным волосам и посмотрел исподлобья на своего собутыльника. Тот крепостью нервов отнюдь не отличался: теперь у него дрожали не только руки – его всего знобило. Не так уж и много он пролил на своём веку крови, хоть и успел с лихвой смертей навидаться. Врагов он убивал безжалостно и быстро, чтобы не мучились, но каждого убитого товарища оплакивал: слишком уж он привязчив. – Он всегда рядом со мной был, помогал, когда я бы сам не справился… Он мне жизнь спас! А я вот… Я его подвёл, понимаешь?! Я видел, как его убивали, и не смог помочь!!! Это навсегда останется со мной… – он всхлипнул как-то уж совсем громко, но всё же смог сдержаться. – Я виноват, виноват… – Зато Звет умер как настоящий воин, – Гвеош не смотрел ему в глаза. Не мог заставить себя это сделать, видно тоже ощущал вину за смерть друга. Ведь если бы он тогда помог, не отвлёкся на какого-то доходягу, который с секирой-то толком обращаться не умел – размахивал ей, словно мух отгоняя… Если бы он встал со Зветом спиной к спине… Это он должен был быть мёртв, его тело должны были сейчас предать огню, сказав перед этим пару слов о том, каким хорошим он был боевым товарищем… – Но это я виновен… – мужчина, не переставая подрагивать, опустил голову на лежащие на столе руки и тяжело вздохнул: – Я ви-но-вен… – Орин, он и моим другом тоже был. И я тоже был там, рядом с ним, и с тобой сражался бок о бок. И неужели ты думаешь, что мне сейчас так легко? Отчасти вина в его смерти лежит на мне, – воин сделал пару глотков из своего стакана и вылил туда остатки из глиняной бутылки. – Гвеош, я просто не могу… Он… я… Я виноват… – у парня началась истерика. Он всё твердил и твердил про то, что виновен, что не может смириться с потерей, что Звета больше нет… Гвеош сидел рядом, больше ничего не говоря, и только крепко сжимал того за предплечье. Тут слова утешения не помогут: от них ещё хуже становится. Терять кого-то близкого всегда больно и страшно. Тем более когда такое случается впервые. Они просидели так достаточно долго. Орин уже не всхлипывал – просто так и сидел, положив голову на руки и смотря в одну точку: – Оставь меня, пожалуйста… Воин не стал спорить, только вздохнул и, подбадривающе сжав ещё раз его руку, вышел из-за стола, чуть не опрокинув пару бутылок, стоявших на полу у его ног. Куда пойти он не знал: во дворце ещё не спали, но видеть никого мужчине не хотелось. На душе и так было противно. От всего сразу: от уже ставшего почти родным запаха свежей крови, от смерти друга, от слёз другого… Ноги сами принесли его в тот коридор. Рядом был кабинет Монарха, дверь которого была скрыта так, что если не знать, где искать, то и не найдёшь… А через несколько десятков шагов по холодному каменному полу, липкому от крови, Малая библиотека. Двери нараспашку, на ковре в помещении тоже кровь. И погром, словно коня загнали и калёным железом прижгли, вот он и метался, сшибая всё на своем пути. Гвеош медленно, словно боясь увидеть то, что всё же ожидал увидеть вошёл в библиотеку. Никого. – Кирилл?.. – Вдруг мальчишка прячется где-то? Вдруг он всё же умудрился схорониться от мятежников? Тишина. – Кирилл!!! – уже громче. Голос у мужчины сиплый. Не то от выпитой браги, не то от молчания, не то связки ещё не пришли в норму после сражения. Нет ответа. Со злости Гвеош аж зарычал и смёл книги с уцелевшего стеллажа. Листки, пожелтевшие, а местами и покоричневевшие, исписанные ветхими, почти «слепыми» чернилами с сухим шорохом разлетелись по полу, закрывая собой пятна крови на ковре. Мужчина методично сшибал всё, переворачивал, топтал, расшвыривал… Он даже опрокинул тот шкаф у камина, за которым этот мальчишка что-то нарисовал на стене. Нет, не «что-то», а себя. Пытался убежать. И зачем он вообще пришёл за ним? Почему не остался в своем мире?.. Сейчас бы цел был и… жив.
Если его тело не унесли на погребальный костер вместе со всеми, то значит, ему каким-то чудом удалось остаться в живых. Скорее всего, он пленник у мятежников. Незначительно это обстоятельство продлит ему жизнь…
А когда гнев немного поутих, мужчина с удивлением уставился на рисунок. В прошлый раз он видел не столько мазню угольную, сколько то, как мальчишка смешно стирал его со стены, сорванной с окна занавесью. Только теперь… Гвеошу захотелось спуститься вниз, во внутренний двор, к погребальному костру. У него появился ещё один человек, с которым надо было попрощаться… Связующие иногда могут предвидеть будущее. Тогда их рисунки не проход меж мирами, а своего рода предсказание, которое обязательно должно произойти. Скоро или нет, это уже никому не известно, но то, что эти события когда-нибудь произойдут, бесспорно. Вот и произошло…
Комментарий к 13. “Сбывшееся предсказание”
====== 14. “Началось” ======
Расплачиваться приходится всегда и за всё. За каждое слово, жест, за каждый шаг. Любой поступок влечёт за собой последствия, а последствия наших поступков есть самая непредсказуемая вещь на свете. Кто знает, чем может обернуться то или иное действие? Тем более необдуманный поступок. Нет, даже не так: особенно необдуманный поступок. Всё может быть: спасая собственную жизнь, можно лишиться её же. Защищая своё счастье, можно поплатиться своим сердцем. Никому не дано предугадать, что попросят взамен человеческой глупости боги, призванные поддерживать равновесие. В таком случае можно только одно сказать: как бы тяжела ни была ноша, всегда нужно идти до конца. Ведь не всегда расплата ведёт за собой страдания. Вопрос только в том, готов ли ты ко всему этому… Юноша спотыкался, скользя по склизкой глинистой земле, размытой дождями, но упасть ему не давали двое мужчин, шедших по бокам от него, удерживая за плечи. Его руки были связаны за спиной обрывками каких-то тряпок. Достаточно крепко связаны – кисти распухли и стали чуть ли не бордовыми от прилившей к ним крови. На левой щеке царапина, оставленная хлёсткой веточкой, от которой юноша не успел отшатнуться, левый кроссовок порвался, когда он споткнулся о камень, и «открыл рот», из-за чего ногу приходилось ставить очень осторожно. Трое мятежников шли впереди, двое по бокам от него и один сзади. Кирилла увели из дворца, не дождавшись конца битвы. Видно, решили, что он какая-то важная фигура или, на крайний случай, тот, кто может помочь захватить власть, вольно или не вольно. Ни тем, ни другим мальчишка не был, власть захватывать не умел и не собирался, поэтому вспоминал всех известных ему богов и молился. Умирать ему не хотелось. Хотя что ещё делать, кроме как взывать к богам, если тебя тащат по жиденькому лесочку, в котором даже спрятаться негде? Было очевидно, что просто так ему не отделаться. Он им нужен, иначе ему просто дали бы меч и заставили биться, доказывая, что он “на их стороне”. Но нет же: вместо этого – совершенно сумасшедшая гонка по дворцовым коридорам уже со связанными руками и так и не проходящим ощущением острия лезвия, упершегося в кадык. Хотя это было бесспорно лучше, чем какой-либо другой исход этой ситуации. Парень не желал ни во что ввязываться, хотя бы по возможности, да только куда там: вляпался по самые уши. Вляпался и не знает, как выбраться. Шестеро сопровождавших его воинов молчали. Шёл отряд, всё время петляя в жиденьком лесочке; даже птиц, обычно голосивших на разные лады в кронах деревьев, там почти не было. Только коричнево-серая подстилка из прелых листьев, которая кое-где смешивалась с рыжей влажной глинистой землёй. Вода в таких местах даже в самую жару почти не испарялась и могла стоять достаточно долго, не давая расти никакой траве, кроме резучей осоки, да и то чахлой, слабенькой. Путь не был долгим: мятежники только немного углубились в чащу, чтобы их лагерь ну уж совсем в глаза не бросался. Хотя обнаружить их по дыму костров и шуму и так можно было без особого труда. Беда в том, что обнаруживать-то как раз было некому. Те, кто поддерживал Монарха, не то что об ответном нападении помыслить не могли – они еле-еле Дараас защищают. Правда, ходят слухи, что к ним в скором времени придёт подкрепление. Но пока это были всего лишь слухи... Кирилла, уже еле переставляющего ноги и запыхавшегося, вывели к широкой вырубке, огороженной бревенчатым частоколом. Едва она стала видна сквозь деревья, “охранники” юношу схватили ещё сильнее: боялись, что сбежит. Нет, такие мысли у Кирилла были, но шансов на побег с каждым шагом всё убавлялось и убавлялось. Во-первых, вывернуться из крепкой хватки двоих воинов уже было пропащей затеей, ровно так же, как и бежать по незнакомому лесу, который пусть и находился в черте города, но отнюдь не был таким уж маленьким. Во-вторых, даже если допустить поистине мизерную вероятность удачного побега, то... Побег-то этот куда? Дараас? Дворец, вычурно-красивый, с башенками и стрельчатыми окнами, в некоторых из которых даже сохранились пёстрые витражи… У юноши немного времени было на то, чтобы рассматривать архитектурные изыски: его тащили по пустым городским улицам. Окна домов были закрыты ставнями, кое-где даже заколочены. И никого. Вообще никого. Город словно вымер: те, кто не поддерживал ни ту ни другую сторону не рисковали выходить из собственных домов, наглухо запирая двери, не желая подвергать свою жизнь опасности. Это были те, которым всё равно, кто придёт к власти. И такие бывают. Нет, во дворец нельзя возвращаться. Там можно запросто лишиться жизни: кто знает, чем и когда закончится резня? Да и не пустит Кирилла никто обратно. Он предатель, хотя его в этом никто не обвинял. Только для того, чтобы почувствовать себя предателем, слов и не надо... – Пошевеливайся давай! – Юношу пихнули в плечо с такой силой, что он чуть не упал, в последний момент еле-еле сохранив равновесие. Теперь его уже никто не держал. Мужчины, шедшие по бокам от него, переглянулись и отпустили, теперь просто шагая рядом. Ни к чему уже это было: четверо мужиков, стоявших рядом с воротами, закрыли их створки и поставили одно бревно поперёк, вложив его в специальные скобы – такой засов выдержит многое… Вся территория лагеря – достаточно большая поляна, на которой плотными рядами стояли самодельные палатки: крупные шкуры, наброшенные на колья, иногда перетянутые грубыми верёвками, чтобы не сваливались при сильном ветре, наверное. Примерно посередине лагеря было вкопан столб, а рядом с ним – огромное костровище. Видно, местная кухня. Или не кухня, но что-то подобное.
