Пусть французы под прикрытием щитов унесли труп, а знамя удалось сбить, расщепив древко тяжелыми стрелами, но в душе многие британцы содрогнулись. Война не так проста, как кажется непосвященным, в ней есть свои неписаные правила. Солдаты, не привнося в бой ничего личного, должны сражаться с точно такими же профессионалами за вещи простые и ясные: деньги и богатую добычу. Но если галлы начнут драться, не жалея жизни, не думая об отступлении, – дело труба. Таких не взять в плен, не склонить к уступкам и мирным переговорам, они будут биться до последнего. Можно ли победить войско, где каждый воин не ценит собственной жизни, жертвует ею для победы? Да, можно. Но вот обходятся такие победы куда дороже иных поражений, недаром с седой древности их называют пирровыми. А все та ведьма, будь она неладна!..
В каменной крепости скопилось не менее пятисот англичан и французских наемников, хватает здесь и бургундцев, пару раз я слышал гортанный выговор кастильцев. Часам к трем ночи воины уже еле таскают ноги, завершая последние приготовления к неизбежной утренней атаке, наконец они вповалку, где придется валятся спать, но даже во сне не выпускают из рук оружие, опасаясь внезапного нападения.
Я осторожно поднимаю голову. Равнодушные звезды тускло мерцают в полной тьме, не обращая на меня ни малейшего внимания. Хоть бы намекнули, далекие, что ждет меня впереди. Я тихонько хмыкаю. Порядочные небесные огоньки не должны так халатно относиться к основной своей работе – кружить в ночном небе пчелиными хороводами. От них и требуется‑то всего ничего: предвидеть людские беды и невзгоды, взахлеб сигналя, остерегая и советуя. Ну до чего же все‑таки тонкая эта наука – астрология!
На мой невнимательный взгляд, звезды как висели себе в небе, так и висят без малейшего движения, их словно крепко‑накрепко прикрутили шурупами. И лишь пристальный, прямо‑таки орлиный взор астролога способен проникнуть в глубь их ледяного мерцания, понять, что же они нам вещают из дальнего далека. А меж звездами мечутся в черной бездне космоса малютки планеты, крошки астероиды и растрепанные метелки комет. Неужели вся эта чудесная небесная механика задумана Господом лишь для того, чтобы с расстояния в тысячи световых лет подсказывать разным придуркам, чем им грозит грядущая неделя? Много, много чудес на белом свете, разумом все не охватишь.
Тусклое пламя факелов застыло неподвижно, словно вмороженное в лед. Надвинулись и сгустились тени, под утро даже ветер стих, замер в полудреме. Влажный туман от Луары медленными шажками ползет к близкому берегу, спящие на мосту англичане плотно закутаны в плащи. Мерно прохаживаются часовые, звон их подкованных сапог сразу вязнет в насыщенном влагой воздухе. Я очень внимательно осматриваюсь, прислушиваюсь и даже принюхиваюсь – нельзя совершить ни малейшей оплошности, все должно быть выполнено безукоризненно. Пушкари спят на мосту, прямо возле пушек, это строжайший приказ мастера Форшема. Нарушать его и не придется, отсюда мне буквально пара шагов до маленькой боковой двери, ведущей в крепость. Я плавно встаю, вокруг – мертвая тишина, все словно вымерло. Никто и внимания не обращает на воина, который, еле переставляя ноги, плетется внутрь с чадящей лампой в поднятой руке и увесистой корзиной, все внимание часовых направлено на лагерь французов.
Те нагло расположились в какой‑то тысяче ярдов от осажденного форта, расцветив огнями костров весь берег. Казалось бы, самое время англичанам совершить дерзкую вылазку, ударить внезапно, перерезать сонными, но увы! Не так прост сэр Уильям Гладсдейл, он изрядно изучил воинские уловки, прекрасно знает, куда и как надо смотреть, а потому и в самой кромешной тьме угадывает затаившихся галлов, что пристально наблюдают за Турелью. А вон там, слева, замер целый отряд, французы ждут не дождутся вылазки англичан, чтобы тут же ударить им в спину, отсечь и уничтожить. По слухам, с так называемой Девой прибыл шевалье Ла Гир по прозвищу Божий Гнев, большой любитель подобных сюрпризов.
Неслышной тенью, стараясь не запнуться о лежащие повсюду тела, я осторожно пробираюсь вниз, с первого этажа крепости на подземный, а затем еще ниже. Только бы не зацепиться за наваленное грудами оружие, все эти связки стрел для луков и арбалетов, дротики и копья, булавы и топоры, а то железо загрохочет так, что перебудит добрую сотню народа. Пусть мирно спят, завтра у них день сюрпризов. Мой путь лежит в подвальный этаж, где еще при французах был создан пороховой погреб. Захватив в прошлом году крепость, англичане оставили там все так же, как оно и было. Зачем что‑то менять, если то, что имеется, сделано замечательно?
Ни один из проведенных в Турели дней не пропал для меня даром. Я, как самый молодой воин орудийной батареи, со всех ног кидался выполнять любую работу, искательно улыбаясь, навязывался всем помогать, оттого уже на второй день на меня окончательно повесили ярлык мальчика на побегушках и перестали воспринимать всерьез. Как угорелый я бегал по всем поручениям, то за дровами для печи, то за едой. По вечерам, разинув рот, слушал байки бывалых воинов, попутно позволяя обыгрывать себя в кости. Зато теперь я всеобщий любимец, на меня и глядят покровительственно, как на безобидного старательного недотепу. Если такой болван и забредет куда не надо, то всего лишь получит подзатыльник, а то и просто строгую нотацию. Сейчас я точно знаю, куда надо идти, и, что намного лучше, там, куда я иду, меня тоже знают. Видели за последние дни не один десяток раз, ведь это у них я получал порох для пушек нашей батареи. На подземном этаже нет ни единой живой души, одни дубовые двери, поверх которых навешаны пудовые замки.
«Прошел! – облегченно вздыхаю я. – Никто не остановил, не велел возвращаться на мост, ура!»
Но расслабляться еще рано. И, не думая красться, а то еще влупят с перепугу и от излишней бдительности арбалетный болт в живот, я громко топаю вниз по каменным ступеням. Лестница круто извивается влево, я привычно спотыкаюсь на третьей ступеньке, выщербленной точно посередине, потом из короткого коридора попадаю в просторный каменный зал. В паре ярдов слева находится металлическая дверь, поверх нее – тяжелый засов. Здесь же за длинным деревянным столом откровенно скучают мрачные стражники. Завидев меня, караульные напрягаются, в их глазах я читаю настороженное недоумение. Мол, если ты не проверяющий офицер, то какого рожна сюда приперся? Рук к оружию они пока не тянут, но схватить его можно и за пару секунд. Сделаю хоть одну ошибку, пикнуть не успею, как повисну на копьях, захлебываясь кровью. Ражий детина с простым прованским именем Пете широко ухмыляется, опознав меня в неверном свете факелов. Ведь это именно ему я сегодня проиграл ужин.
– Стой, кто идет? – громко кричит начальник караула, невысокий лысый сержант с роскошной черной бородой, толстые мускулистые руки которого крепко сжимают короткую алебарду.
Лезвие угрожающе поблескивает в пламени факелов, оно чуть не в полтора локтя длиной, его еще называют «бычьим языком». Серьезное оружие, если умеешь им пользоваться, а сержант умеет, по глазам вижу. Ишь как набычился, крепыш плешивый. Пятеро верзил за спиной сержанта мигом введены в курс дела шустрым, как таракан, Пете, а потому они в живейшим интересом разглядывают незваного гостя, вернее, не столько меня, сколько корзину в моей руке.
– Возвращаю долг, господин лейтенант! – бодро рапортую я. – Первейшая обязанность солдата – выполнять данное товарищу слово!
– Что еще за долг? – морщит лоб сержант.
– Разрешите объяснить, господин де Камбре. – Пете подлетает к насупленному сержанту и шепчет ему что‑то прямо в ухо, плотоядно улыбаясь.
Губы у Пете толстые и мясистые, зубы желтые, крупные, как у коня. Этот жулик и плут при игре в кости постоянно мошенничает. Два дня он втягивал лоха из новеньких в игру, пока я не решил, что настал момент проиграть. Разорил он меня сегодня на солидную сумму. Хорошо, что я не растерял полезных навыков, ловко срезав кошелек у одного из лейтенантов, а последней моей ставкой в сегодняшней Игре было обещание праздничного ужина. Я открываю корзину и бодро докладываю:
