– Саша, что с вами? – всполошился Хлебников, заметив, как побледнел свежеиспеченный орденский кавалер. – Вам плохо? Сестра! Сестру сюда! Стебельков, мать вашу, не сидите разинув рот – бегом за сестрой!..
* * *
Осень, даже в этих южных широтах, уже вступала в свои права.
Кабульской осени было далеко до российской Золотой Поры, воспетой десятками поэтов и запечатленной сотнями живописцев – слишком мало зелени, да и та – далеко от «каменных джунглей» городского центра. Полковник Седых не раз жаловался, что все его попытки озеленить хотя бы территорию вокруг госпиталя разбиваются о вороватость окрестных жителей, проявляющих чудеса воображения, чтобы разжиться дровами за счет беспечных «руси». Так что о смене времени года обитателям «медицинского царства» говорили лишь ночные заморозки да заметно посвежевшие дни. Но солнышко светило по‑прежнему, став гораздо ласковее летнего, и выздоравливающие пользовались любым случаем, чтобы выбраться из палат и подышать свежим воздухом, блаженно подставляя светилу отвыкшие лица.
Не стал исключением и Саша. После «орденского» кризиса, чуть было не уложившего его на госпитальную койку всерьез и надолго, он быстро выздоравливал – молодость брала свое – и постепенно приходил в норму. Не проходило дня, чтобы он не гулял на госпитальном дворе, украдкой, несмотря ни на какие запреты врачей, занимался гимнастикой, укрепляя несколько одрябшие мышцы, и подумывал о том, чтобы по примеру некоторых коллег (тех же Храмова, Рихтера и Сапунова) просто‑напросто сбежать из‑под врачебной опеки к реальным делам.
– Добрый день, – раздалось у него за спиной, когда он, как обычно, предавался китайским и индийским членовредительским упражнениям, уединившись в непросматриваемом из начальственных окон углу двора, у самого забора – «мертвое пространство» подсказали ему завзятые курильщики, прячущиеся тут от зоркого взора полковника Седых. – Чем это вы заняты?
– Здравствуйте. – Александр узнал жандармского ротмистра и неприязненно подумал: «Какой черт принес этого сатрапа на мою голову?»
– И все‑таки?
– Да ничего особенного, – пожал плечами поручик. – Вот решил размяться немного…
– А мне показалось, что я узнал тхеквандо.
– Вполне возможно, я не слишком силен в этой премудрости. Так, усвоил несколько упражнений между делом.
– И довольно профессионально, я бы сказал, – хмыкнул ротмистр. – Хотя вот это делается так…
Не чинясь и не беспокоясь за целостность мундира, жандарм тут же изобразил нечто азиатское, и Бежецкому осталось лишь признать, что у него то же движение вышло гораздо грубее.
– А вы где этому научились? – тяжело дыша, поинтересовался молодой человек, когда под руководством самозваного инструктора у него стало получаться гораздо лучше.
– Да было дело… – уклончиво ответил Кавелин, вытирая платочком, извлеченным из кармана, пот, обильно струящийся по лицу. – Примерно в ваши годы, юноша.
Саша прикинул, и вышло, что «его годы» ротмистра, тогда, понятное дело, будущего, пришлись как раз на разгар конфликта, вылившегося в конце концов в знаменитое «Южно‑Китайское противостояние».
«А жандарм‑то, оказывается, боевой, – с некоторым уважением подумал он. – А ведь так и не скажешь…»
Первоначальная неприязнь как‑то сама собой забылась, да и ротмистр оказался неожиданно интересным собеседником… Короче говоря, через полчаса, когда Кавелин, спохватившись, засобирался восвояси, Александру даже жаль было расставаться с гостем.
– Приходите еще, Кирилл Сергеевич, – совершенно искренне провожал он жандарма, совсем позабыв про свою неприязнь к его статусу, сейчас проявлявшемуся разве что в эмблемах на воротнике камуфляжа – ни одной голубой нитки его суровую простоту не нарушало.
– Непременно, непременно, Александр Павлович… Забегу на днях.
Но, уже распрощавшись, ротмистр вдруг остановился, звонко хлопнул себя по лбу и рассмеялся:
– Вот голова садовая! Забыл, зачем приходил! Извините, Александр Павлович, – Кавелин снова подошел к поручику и заговорщически приблизил свое лицо к его лицу. – А как вы смотрите на то, чтобы… Как бы это выразиться… Побыть немного в роли экскурсовода?..
– Я вас не понимаю, – искренне удивился поручик. – В каком смысле?
– Ну, вы же прилично знаете Кабул, – пожал плечами ротмистр.
– Не сказал бы…
– Да не скромничайте! Вот и дворец королевский посещали. Хотя и с черного хода.
– Королевский? Вы ошибаетесь, наверное, – криво улыбнулся Бежецкий, внезапно вспомнив, кто перед ним. – Или осведомители ваши что‑то перепутали.
– Да полно вам! Какие еще осведомители? – добродушно расхохотался жандарм. – Пол Кабула тогда судачило про ваш тайный визит к принцу.
– Да, но это и был дворец принца Махмуда!
– А вы… Черт, – Кавелин хлопнул себя по бокам. – Я же забыл, что самое интересное вы пропустили! Махмуд‑Шах – настоящий затворник! Он и не думал переселяться в королевский дворец после смерти дядюшки! Заявил, что желает оставить все как есть, но злые языки утверждают, что он просто боится сторонников Ибрагима и предпочитает знакомое до мелочей жилище официальной роскоши. Так что Большой дворец – только для приемов.
– И что, его опасения не беспочвенны? – Александр вспомнил жалкого, затерявшегося среди подушек Ибрагима. – Сторонники неудачливого принца так сильны?
– Да боже упаси! Разбежались, как крысы, стоило Махмуду нацепить золотую саблю и взять в руки скипетр. Да и в народе не слишком любят неудачников… Тем более что армию он в своем первом и единственном походе положил вполне успешно. Да что я вам, Александр Павлович, рассказываю! Вы же сами при этом присутствовали.
Ротмистр помолчал.
– Я слышал, что вы не в большом восторге, поручик, от действий нового короля.
– А кто может этим восторгаться? – вскипел молодой человек. – Да он же просто‑напросто предает Россию! Еще чуть‑чуть, – и нас отсюда попросят! Да я бы…
Кавелин слушал Сашу и задумчиво кивал, не говоря ни слова.
– Так вот почему вы здесь, – внезапно понял Бежецкий, оборвав себя на полуслове. – Вы хотите, чтобы я…
– Вы очень догадливы, Александр Павлович…
– Но я же… Как я смогу вам помочь? Я же был во дворце всего один раз!
– А большего и не нужно. Да не переживайте вы! Те, кого вы проведете, отлично знают свое дело. Ваша забота лишь в том, чтобы они не заблудились. Там ведь весьма сложный маршрут, не правда ли?
– Ну да… Только смогу ли я?
– У вас великолепная зрительная память. Полковник Седых мне рассказывал, что вы в бреду говорили, будто вспомнили карту.
– Но ведь это было бредом!
– Не скажите… В бреду или нет, но вы со своими спутниками вышли точно на казачью заставу. А ведь заблудиться в горах и Прилогарской степи – проще простого. Стоило вам отклониться на пару верст в сторону… Но не будем о плохом. У вас дар, юноша.
– А как же я выйду отсюда? – Саше была приятна похвала, и он боялся, что предательски раскрасневшиеся щеки его выдадут.
– Ну, это несложно…
* * *
– Знаете, Саша, – Иннокентий Порфирьевич поджал губы, – я бы на вашем месте не торопился. Не знаю, конечно, для чего вы понадобились жандарму…
– Я же уже совсем здоров!
– Я бы этого не сказал… По совести говоря, вам еще месяц‑другой стоило бы побыть под присмотром врачей. Последствия контузии, дорогой мой, так быстро не проходят. Порой она напоминает о себе даже спустя годы…
– Вы собираетесь держать меня под замком годы?
– Да что вы! Вот документы о вашей выписке. – Медик прихлопнул ладонью тоненькую картонную папочку. – Все подписано и проштамповано. Вы можете быть свободны хоть сейчас.
– За чем же дело стало? – протянул поручик руку за папкой.
– Саша, – проникновенно сказал полковник. – Я еще раз хочу сказать вам: эта война не для вас. Вам повезло остаться в живых тогда, под Гератом. Вы уцелели в бойне, устроенной принцем Ибрагимом. Наконец, вы отделались контузией там, где сложило головы множество людей. Про чудесное ваше бегство из плена я и не говорю. Может быть, довольно искушать Господа?
