И правда: остальные такси были еще краше первого, да и те автомобили, что медленно катились, проталкиваясь между пешеходами и непрерывно сигналя на разные голоса, ничем от них не отличались. Художественная банда, видимо, была чудовищно работоспособна.

Делать было нечего, и поручик с сомнением взялся за бронзовую дверную ручку в виде львиной лапы, приклепанную к расписному борту…

* * *

Похоже, решительно все сегодня было призвано изумлять Александра.

В штаб российского экспедиционного корпуса он попал едва ли не проще, чем до того прошел таможенный контроль в аэропорту. Господин Калистратов попросту, не мудрствуя лукаво, остановил такси рядом с ничем не примечательным зданием в «колониальном» стиле, затерявшимся среди подобных в европейском квартале, сердечно попрощался с юношей за руку, пожелал удачи и скорого свидания и вознамерился было укатить.

– А куда дальше? – всполошился поручик, не увидев ни часовых у подъезда, ни российского флага.

– Да прямо туда и ступайте, – указал «миссионер» пальцем. – Вон в ту дверь. Там вам объяснят…

И оставил недоумевающего Бежецкого посреди небольшой, мощенной по‑европейски брусчаткой площади. Делать было нечего, и путешественник направил свои стопы в указанную сторону.

К его глубочайшему удивлению, охраны не было и внутри. Лишь пехотный фельдфебель лет сорока (а может, и больше) на вид, с пышными усами и обвязанной платком щекой, мающийся за маловатым для него столиком с телефоном в глубине вестибюля. Вскакивать из‑за стола при виде офицера, тянуться и молодцевато гаркать что‑то вроде «Здра‑же‑ва‑бро!!!» он совсем не спешил. Наоборот, смерил вошедшего взглядом с головы до ног и доверительно сообщил, видимо, посчитав достойным:

– Болит, зараза, – спасу нет! Видно, застудил. Что теперь делать – ума не приложу. Рвать надо бы, да разве тут вырвешь где? Одни шарлатаны. Расковыряют только да заразу какую‑нибудь занесут. Сдохнешь еще… В госпиталь бы пошел, да Иннокентий Порфирьевич в отъезде.

Саша открыл было рот, чтобы одернуть зарвавшегося «нижнего чина», заставить его приветствовать офицера по уставу, но внезапно увидел, что из‑под стола торчит замотанная бинтом и оттого толстая, как у слона, нога, а за спинкой стула к стене прислонено два костыля. А кроме того – два солдатских «Георгия» и еще десяток наградных колодок на камуфляжной груди. И гневная отповедь замерла не родившись…

– Полковник Седых в Кабуле, – неожиданно для себя сообщил он страдальцу. – Мы с ним одним самолетом сегодня прибыли.

– Правда? Вот это дело! – обрадовался фельдфебель. – Тогда я этого мучителя, – он ткнул пальцем в щеку, – враз в расход пущу! А то капитан Гимпель – заместитель Иннокентия Порфирьевича одно твердит, немецкая душа: «Очередь на месяц вперед. Если острая боль – прошу в гражданскую клинику». А какая там у туземцев клиника? Коновалы одни сидят и рук отродясь не мыли. А в посольскую кто меня, сиволапого, пустит?… Вы к Василию Никитовичу, ваше благородие?

«Слава богу, – с облегчением подумал Саша. – Дотумкал…»

– Да, с представлением. К командующему корпусом генералу Мещерякову.

– Значит, к нему, – удовлетворенно заметил фельдфебель. – Это прямо наверх по лестнице. Там увидите – сидят перед дверью офицеры и штатские… Приемный день сегодня. Удачно вы попали. А чемоданчик можете оставить здесь – чего вам лишний груз вверх‑вниз тягать? Не пропадет ваш чемоданчик – у нас все по‑честному.

«Да и чему там пропадать‑то особо…»

Поручик поставил чемодан к столу и налегке взбежал по лестнице, слыша вслед:

– Вы уж извините, ваше благородие, что по форме не приветствую, – зацепило малость в прошлом месяце. А Василий Никитович меня сюда и пристроил. «Чего тебе, Иваныч, – говорит, – без дела валяться?…» Вот и сижу – встречаю‑провожаю… Эх, чего бы на зуб положить, на заразу эту…

Перед требуемым кабинетом действительно чинно, будто на приеме к врачу, сидели двое офицеров – капитан интендантской службы и драгунский подполковник – и трое штатских самого представительного вида. Один – явно местный, отличающийся от коллег‑«русаков» орлиным профилем и смуглым лицом. Чувствовалось, что перед Сашиным появлением тут шел оживленный разговор – слишком уж неестественной была тишина.

«Э‑ э‑э… – приуныл Александр, поприветствовав офицеров по форме и сухо кивнув штатским, – я тут, похоже, надолго задержусь…»

– Извините, господа, – сделал он робкую попытку миновать очередь. – Могу я без очереди? Мне совсем недолго…

– Извольте подождать, молодой человек, – буркнул, смерив юношу холодным взглядом, интендант. – Мы тут все по делу, и у всех нет времени. Вон, займите свободный стул и ждите.

– Да ладно вам, Сергей Львович, – без малейшего акцента заявил «туземец», улыбаясь Саше во все тридцать два белоснежных зуба. – Наши дела – рутина. Вспомните себя в молодости – небось тоже было невтерпеж?

– Конечно, господа, – поддержал его драгун. – Ашот Вазгенович прав – давайте пропустим поручика без очереди. Тем более что следующая очередь моя, а я не успел завершить свою мысль.

– Дело ваше, господа, – развел руками интендант. – Но во всем должен быть порядок…

– Знаем мы ваш порядок, – хихикнул толстяк в серой чесучовой тройке.

– Что вы хотите этим сказать?… – вспыхнул капитан.

Увы (или, наоборот, слава богу), вникнуть в суть назревающей ссоры поручик не успел: дверь распахнулась, и в коридор выскочил красный как рак поручик, годами разве что чуть‑чуть старше Саши. Оглянувшись на ожидающих очереди и не видя явного недовольства, юноша проскользнул за дверь…

Стучащая что‑то на пишущей машинке темноволосая барышня (скорее, впрочем, дама), видимо, секретарша командующего корпусом, почти не удостоила офицера вниманием, поэтому он, ободренный, коротко ей кивнув, прошел дальше – непосредственно пред строгие очи начальства. Кое, конечно же, пребывало в тяжких заботах о вверенных ему войсках, склоняясь над столом, заваленным документами, картами и прочими бумагами, опасно свешивающимися с края и громоздящимися шаткими пирамидами.

Генерал поднял на вошедшего глаза, донельзя увеличенные старомодными очками в толстой роговой оправе, и вопросительно шевельнул левой бровью.

– Честь имею представиться, – отрапортовал Александр и протянул пакет, предусмотрительно извлеченный еще в «предбаннике», – поручик Бежецкий!

– А‑а, Бежецкий… – Генерал сломал печати и вытряхнул на стол бумаги Александра. – Получали известие о вашем прибытии, получали… Только не ждали так быстро. Спешили небось?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Похвально, похвально… Да вы не стойте как истукан, э‑э‑э… Александр Павлович. Присаживайтесь.

Саша уселся на удобный «венский» стул и, пока генерал, морща лоб, вчитывался в бумаги, украдкой огляделся.

Вполне уютное помещение, почти ничем не напоминающее служебный кабинет, – изящная мебель, роскошный ковер на стене, туземные безделушки на полках, электрический калорифер в углу – в помещении было довольно свежо. Да и сам хозяин больше походил на пожилого бухгалтера или учителя – стоило лишь мысленно переодеть его из оливково‑зеленого мундира с золотыми погонами в цивильный костюм.

– Весьма, весьма… – оторвался Мещеряков от чтения. – Весьма впечатляюще. Лучший выпускник Николаевского, гвардия… Чем вам, кстати, гвардия не поглянулась?

Бежецкий пожал плечами: разве можно так – в двух словах объяснить все человеку, которого видишь в первый раз в жизни? Да и нужно ли объяснять?

– Решили понюхать пороху? – пришел ему на помощь собеседник. – Тоже неплохо. Начинать службу не на паркете… Немного сейчас желающих совершить сей подвиг. Не желаете ко мне, в штаб?

– Никак нет, ваше превосходительство.

– Ну что же, – не стал скрывать разочарования генерал. – Посмотрите, подумайте… Увы, направить вас к вашим любимым уланам не могу. Нет у нас улан‑с. Вообще, знаете ли, – он снял очки, прикрыл глаза и устало потер переносицу, – корпус мой существует лишь на бумаге. Несколько батальонов и эскадронов неполного состава, чуть больше полка… Держат нас в черном теле чинуши из Петербурга. Мы для них провинция‑с… Да и кадрами обделяют. Уж такими, как вы, Александр Павлович, подавно. Чуть ли не все офицеры – штрафники. Люди в большинстве своем хорошие, откровенных мерзавцев нет, но… Тот разжалован, этот дуэлянт… Да и убыль постоянная.