– Ашот, дорогой, – обратился Владимир к смертельно бледному армянину, пришедшему в себя и теперь болезненно кривящемуся, так как лапам перевязывавшего его горца, похоже, было более привычно лишать жизни, чем оказывать помощь. – Спроси, остался ли в живых хоть кто‑нибудь из матросов.
Страдалец, по белому в синеву лицу которого градом катился пот, кивнул и принялся что‑то втолковывать своему мучителю. Тот закивал головой и затараторил, перебив его на первых же словах.
– Он говорит, что люди гор никогда не добивают поверженного врага, – принялся переводить юноша, зрачки которого опасно плыли, показывая готовность последнего снова удалиться в Страну Забвения. – Считая это недостойным мужчины…
– Пожалуйста, покороче, – попросил Бекбулатов, небезосновательно опасаясь, что повторный обморок будет не столь коротким: болевой шок явно проходил и раненый балансировал на грани забытья.
– В плен захвачено пять или шесть человек… – прошептал храбрый армянин, отключаясь.
– Войцех, – распорядился штаб‑ротмистр. – Помоги нашему другу отнести раненого вниз и разыщи для него чего‑нибудь укрепляющего. Вина там или водки… Только сам: ни‑ни!
– Слушаюсь, командир! – Пшимановский несколько повеселел при мысли, что ему не придется находиться на залитой кровью палубе среди мертвых и умирающих.
Вручив заряженные винтовки перемазанным кровью горцам, Владимир на пальцах втолковал им, чтобы не спускали глаз с люка, ведущего в кормовые помещения, и скрепя сердце отправился на ют «допрашивать» пленных, в основном полагаясь на тот же «язык», так как насчет своего владения местной «мовой» даже не заблуждался.
«Моряки все‑таки, – думал он, спускаясь по крутой скрипучей лестнице, помнится, у водоплавающего люда именуемой трапом, в душную клетушку, мало чем отличающуюся от невольничьего трюма. – Свет повидали… Может, кто‑нибудь из них понимает европейские языки? В конце концов, попробуем на пальцах…»
* * *
– Капитан Фарук! Отзовитесь!.. «Что‑то знаком мне этот голос! – подумал Фарук‑ага, притаившийся за баррикадой из дивана, сундуков, кресла и прочей мебели, загромождающей дверь капитанской каюты. – Чертов „пассажир“, не иначе!»
Да‑а… Похоже себе на беду позарился он, старый прожженный работорговец, на эту залетную птичку. Как бы птичка не заклевала охотника… Но рано отчаиваться.
Слава Аллаху всемогущему, Фарук‑ага не был чужд новых веяний техники и кроме револьвера обзавелся другой чудо‑новинкой – радио. Сейчас верный Идрис, не покладая рук, стучал ключом, раз за разом ьндавая в эфир сигнал бедствия. Если где‑то рядом (а до пролива Йолишке и турецкой крепости, закрывающей проход из Азовского моря в Черное, рукой подать) окажется военный корабль, то он, конечно, придет на помощь. Работорговля? Какая еще работорговля? Пираты напали на мирное торговое судно, перебили команду… Выкрутимся, не впервой! Денег, слава Аллаху, полная шкатулка в тайнике. И связи кое‑какие есть… Лишь бы продержаться до подхода помощи.
– Капитан Фарук! Вы меня слышите? Экий вы неугомонный, господин Бекбулат…
– Слышу. Ну и что?..
– Сдавайтесь, господин капитан. Выходите, так сказать, с поднятыми руками.
– А если не выйду?
– Ваша команда частично пленена, частично… Скажем, уничтожена. У вас остался всего один человек – ваш слуга.
– Ну и что?
– Численный перевес на нашей стороне. Сдавайтесь. Гарантирую вам…
– Себе гарантируй! Через час тут будет сторожевой корабль, и тогда проверим, кто, что и кому гарантирует!..
* * *
– … Через час тут будет сторожевой корабль и тогда проверим, кто, что и кому гарантирует!.. – донеслось из капитанской каюты.
Что‑то чересчур он самоуверенно себя ведет. Может, действительно ждет подмоги? Каким образом?
– Господин Мустафа, – обратился Владимир к несколько полинявшему толстяку, выковырнутому с большими трудами из камбуза (каким образом такая туша втиснулась в наполовину пустой ларь с мукой – одному богу известно), которого, приставив к горлу кривой кинжал, держали под белы рученьки два страховидных окровавленных горца. – А нет ли у вашего господина какого‑нибудь средства связи с берегом?
Чем черт не шутит, что‑то там Мишка Королев рассказывал про чудо здешней техники, напоминающее детекторный приемник. Может быть, турки дальше запорожцев ушли в технологическом плане и сейчас из капитанской каюты на весь свет несется: «SOS… SOS… SOS…»
– Какой такой господин? – перетрусивший помощник капитана почему‑то начал изъясняться на ломаном немецком, хотя еще несколько минут назад тараторил вполне грамотно. – Шайтан, собак, не господин! Рабовладелец! Преступник!..
– Ну мы еще разберемся, кто из вас больший преступник, – туманно пообещал Бекбулатов и заорал: – Есть связь с берегом или нет, подонок?!
– Есть, есть!.. – испуганно закивал толстяк, на глазах становясь раза в полтора меньше оригинального размера, так что удивленному горцу пришлось передвинуть кинжал, чтобы снова приблизить его к горлу пленника. – Такой маленький штучка с проводами… Стучишь железка, она пищит, а далеко‑далеко из такой же слышно…
Так и есть – радио…
Владимир и сам теперь видел тонкую, тянущуюся из отверстия над дверью капитанской каюты к грот‑мачте проволоку, на которую сначала не обратил никакого внимания. Обрезать ее было секундным делом, но сколько турецких и крымских кораблей уже успели поймать призыв Фарука о помощи? Похоже, на нейтрализацию засевшего в своей берлоге главаря остаются считаные минуты.
– Что, Фарук‑ага, не работает радио, а? – поинтересовался он, чтобы по звуку голоса определить, далеко ли от двери находится капитан.
Дверь, конечно, забаррикадирована, но… Много ли барахла наберется в каюте моряка‑аскета? А что, если через кормовое окно? Или как оно там у моряков называется? Привязать веревку к кормовому поручню и, как тогда, на Серафимовской, когда брали Никишку Картавого? Правда, тогда операция завершилась неудачно…
– Слушайте, Ашот, – обратился он к армянину, уже перевязанному и бодрому, хотя и бледноватому. – Я сейчас попробую подобраться с тыла, а вы с горцами пока тревожьте капитана всеми силами. Постреливайте, возитесь у двери… Только под пулю не подставьтесь – у него пистолет там многозарядный…
– Револьвер, – кивнул Ашот. – У моего дяди тоже есть такой.
– Тем более… Значит, с его действием вы знакомы. Осторожнее, запомнили? Еще один кивок.
– Тогда я пошел. Не поминайте лихом… Пшимановский тут же вцепился в рукав Бекбулатова:
– Не ходите, Владимир! Бог с ним, с капитаном… Поляка пришлось отцеплять деликатно, но с заметным усилием.
– Так нужно, Войцех… Пожелайте мне лучше «ни пуха…».
Клинок сабли, зажатой в зубах, не дал закончить…
Идрис на пальцах показал хозяину, что радио не работает, но Фарук‑ага уже и так понял, что восставшие рабы перерезали провод. Сам виноват: не нужно было чересчур распространяться на эту тему…
Пуля рванула обшивку возле двери и впилась в противоположную стену с чмокающим звуком, заставив капитана инстинктивно пригнуться. Перешли к решительным действиям? Ерунда! Добротно сложенную баррикаду не снести и тараном. А вот на выстрел нужно ответить… Диван, правда, жалко…
Сделав два прицельных выстрела в середину двери, Фарук‑ага швырнул простые, однозарядные пистолеты Идрису, чтобы перезарядил. Револьвер он пока пускать в ход не собирался – патронов не так уж много – все никак не собрался пополнить запас: дорогие, шайтан их побери!
Еще пара выстрелов снаружи, еще две дыры в дорогом сердцу капитана диване, к тому же одна пуля рикошетом свалила на пол кальян. Неужели испортили дорогую вещицу? Из самого Эр‑Рияда привезена, триста курушей отдал за нее. Да за это на кол мало посадить мерзавцев! Тщательно оструганный и хорошо смазанный бараньим салом…