– Надя, я же сказала, что нет, я не могу. Не хочу.
– Что значит «не хочу»?
– Ты сама меня всегда укоряешь, что я не знаю, чего хочу. А тут я знаю: я хочу побыть одна. В свой день рождения.
– Стоп. Что-то тут нечисто. – Надя даже на самом деле остановилась.
Вике ничего не осталось, как тоже остановиться. Она встала рядом, но сделала вид, что любуется окрестностями, чтобы не смотреть на подругу. Изо всех сил пыталась придать себе спокойный и равнодушный вид.
– С кем ты собралась встречать дэрэ? – поразмыслив, выдала Надя.
– Одна, – держала оборону Вика.
– Что, правда?
– Да. Ладно, спасибо за поздравления. Давай, может, потом и правда куда-нибудь сходим? А сейчас мне пора. Мама должна прийти ненадолго. Она тоже хочет меня поздравить.
– Ладно… Пока… – растерянно проговорила Надя, всё ещё недоверчиво глядя на подругу.
У Вики всё внутри дрожало, но она внешне спокойно помахала рукой на прощание, позвала Керри и пошла к своему подъезду. «Удалось, повезло, пронесло», – стучало у неё в висках.
15.03.
«Счастье и несчастье – одно и то же. Есть такое слово «счастье», но где само счастье? Как и есть такое слово – «горе». Наиболее ясно это видно в любви. Счастье – несчастье, страдание – наслаждение, свобода – зависимость. Жизнь не настолько проста, чтобы можно было отделить одно от другого, классифицировать, разложить по полочкам, как старается это сделать Надя. Ей кажется всё просто: разложи, выбери себе то, что подходит, а остальное выкинь. Но так нельзя! Любая мысль, облечённая в слова, теряет свою цельность, форму – она однобока. Люди живут в двухмерной реальности. Это как если нарисовать человека, животное – лишь контур. А что включает в себя другая сторона, невидимая? Можно жить в трёх измерениях – изваять статую, скульптуру. А что внутри? Гипс? Чугун? А каков этот человек, это животное в движении? Какие они по характеру? Что они чувствуют? Выход в трёхмерность не выявляет суть, потому что под формой должно быть содержание. Так и мысль – сложный, многомерный, живой, постоянно меняющийся и самоусовершенствующийся организм. Выразив словами один её бок, можно ли домыслить, достроить и другие? Если я говорю «любовь», то что я имею в виду, что слышат остальные? Если человек говорит другому «ты мне нужен» – как понять его? Или, может, не надо его понимать, а надо почувствовать?»
Вика сидела в кресле с ногами и с дневником на коленях.
Мама уже приходила. Они посидели за столом, поели салатиков и попили чаю с тортом. На шее у Вики висел мамин подарок – тоненькая серебряная цепочка с кулончиком в виде мотоцикла. Папа не звонил, не торопился поздравить её с днём рождения. Но в семь должен был прийти Гена, и Вика всё равно была счастлива.
Делать было нечего: ведь глупо же заниматься повседневными делами – уроками, физическими упражнениями – в свой день рождения! А потому она сидела, глядя в пустоту, и думала, думала, думала обо всём сразу. Время от времени записывая мысли в дневник.
Пискнул домофон. Вика удивилась: времени было – четыре, но вдруг Гена не выдержал и прибежал раньше? Но это была Надя.
– С днюхой! И ничего не говори. Я не позволю тебе сидеть дома в дэрэ одной. Возражения не принимаются!
– Надя, я… – растерялась Вика.
– Доставай салатики из холодильника. Обожаю твой сырный салат. А это тебе – держи! – Надя, раздевшись, вручила имениннице огромный свёрток.
– Что это?
– Просто разверни.
Вика осторожно развернула свой подарок и обнаружила под пакетами и упаковками… настоящий мотоциклетный шлем. И тут же надела его.
– Круто, – оценила Надя.
А Вика смотрела на себя в зеркало и не верила своим глазами: у неё появился собственный шлем!
– Шлем у тебя уже есть. Желаю тебе, чтобы вскоре появился и мотоцикл. Пойдём срочно есть, я голодная.
– Спасибо… – всё ещё не могла прийти в себя Вика.
– Ты есть в шлеме собралась?
Пришлось его снять.
– Вичка, посмотри мне в глаза, ты что-то от меня скрываешь, – начала Надя, когда они поели.
– Я ничего от тебя не скрываю, – быстро ответила Вика, выпрыгивая из-за стола к чайнику.
– Мама ушла, а ты сидишь нарядная, и холодильник – полный всяких вкусностей. Ты не умеешь врать! Кого ты ждёшь?
– Никого.
– Не ври мне! Подруга я тебе или нет? Я ведь почти поверила тебе утром, что ты будешь сидеть в одиночестве. А сейчас что-то мне подсказывает, что это не так. Ты… Подожди, подожди… – Надя, озарённая какой-то мыслью, замолчала, а потом с утроенной силой накинулась на подругу: – Ты СНОВА ЖДЁШЬ ФРОЛОВА?!
– Ну… э-э…
– Точно, ты его ждёшь. Отцепись же, наконец, от чайника! Если за него держаться, он быстрее не вскипит. Ты ждёшь Фролова. Ты его сама позвала? Он проявился? И после того, как он поступил с тобой 8-го Марта, ты его простила?!
– Надя, он… Я… Он… он пришёл, извинился, сказал, что он – дурак и ему стыдно…
– Ну надо же! Он – дурак, и ему стыдно, – всплеснула руками Надя. – И ты ему поверила? Если парень один раз так поступил, то ему нельзя верить! Он ведь даже не позвонил, он просто выключил телефон! И отплясывал с Черемшиным в клубе. И это хорошо, если просто с Черемшиным! А если они там были с другими девчонками? Может, у твоего Фролова вообще есть кто-нибудь, а ты – так, запасной вариант?
– Никого у него нет… – Вика, не глядя подруге в глаза, разливала чай. – Что ты так… Ну… ошибся человек.
– Что же он, интересно, сказал тебе, кроме того, что он – дурак? Почему он не позвонил? Он же должен был как-то объяснить тебе свой поступок?
– Он сказал…
И тут Вика поняла, что в тот вечер, когда она забыла Керри на улице, а вернувшись за ней во двор, обнаружила там Фролова, он, конечно, что-то ей объяснял, но она так разволновалась, что ничего из его объяснений не запомнила.
– Я не помню, – призналась Вика подруге.
– Как это не помнишь? Он объяснил тебе, почему вместо того, чтобы быть у тебя, как обещал, он был в клубе, или нет?
– Объяснил, но я не помню, что он сказал.
– Как это вообще можно забыть?! Я тебя не понимаю. Это же важно!
– Важно. Но я не помню. Я правда не помню. Я волновалась.
– Боже, – Надя схватилась за голову, – я вообще не понимаю, что происходит. Парень тебя предаёт, потом что-то плетёт невразумительное, раз ты даже воспроизвести это не можешь, напрашивается снова в гости, а ты тут же таешь, прощаешь всё и снова на всё готова – так, что ли?
– Ну… Я не знаю. Я… Мне… мне захотелось его увидеть в день рождения. У меня никогда не было дня рождения с парнем.
– Опять двадцать пять! Пусть дурак и предатель – лишь бы был, что ли?!
– Надя, вот тортик, тебе сколько отрезать? – попыталась перевести разговор на другую тему Вика.
– Какой тортик?! Ты опять не хочешь со мной об этом говорить? А мне нужно, чтобы ты ответила: почему ты его простила?!
– Надейка, если ты поняла, что я не хочу об этом говорить, тогда зачем ты настаиваешь?..
Надя сверкнула глазами, но промолчала, взяла себе кусок торта и нервно принялась его поглощать. Вика же в задумчивости размешивала в кружке сахар, который туда не положила. Она чувствовала дискомфорт и раздражение. Ей хотелось, чтобы Надя ушла, хотелось остаться одной, взяться за дневник, ещё немного подумать, настроится на встречу с Геной. Но как попросить подругу оставить её, она не знала.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – вдруг напрямую спросила Надя.
Вика от неожиданности растерялась и брякнула правду:
– Да.
– Хорошо, я уйду. Я не буду мешать твоему счастью. Во сколько он там должен прийти? Только поверь моей интуиции: он не придёт. Не придёт он сегодня. Сегодня – снова суббота, а потому он как пить дать снова пойдёт с Черемшиным в клуб.
– Спасибо тебе ещё раз за шлем. Я так рада, так благодарна тебе, ты – настоящая подруга!
– Пожалуйста. Если он не придёт – позвони, я прибегу и утешу тебя.
– Он придёт.
