Но в том же договоре имеется еще и постановление (ст. 16), содержащееся, впрочем, в одном лишь немецком предложении (латинской грамоте), согласно которому гости, отправляющиеся обратно из других областей к себе домой, обязаны уплачивать в пользу церкви св. Пятницы сбор в размере не свыше одной марки серебром. Немцы его ограничивают этими размерами, так как, вероятно, прежде взималось и больше. Никитский усматривает в этих гостях, едущих из «выше лежащих местностей» (de superioribus partibus terrae), торговцев, которые прибыли горой, но отправляются обратно не тем же путем, как обязывал раньше обычай, а морем на Готланд. Напротив, Бережков, как и Ризенкампф и Гётц, понимают под этими купцами гостей, ездивших в глубь новгородских владений и там закупавших такие товары, как меха или воск, которые обычно немцы приобретали в самом Новгороде. Там же они сбывали свои товары, становились, следовательно, конкурентами новгородцев, в особенности тех из них, которые сами посещали Готланд, «заморских купцов». В пользу общины последних, группировавшихся вокруг церкви св. Пятницы, такие иноземные гости и обязаны были делать упомянутый взнос. Последний являлся известным стеснением этой непосредственной торговли немцев с новгородскими областями – в сущности, торговля должна была происходить через руки новгородцев[148].
О развитии немецкой торговли в Новгороде во второй половине XIII ст. свидетельствует и разнообразие и обилие постановлений, содержащихся в грамоте 1268 г. и договоре 1269 г., которыми они отличаются от договоров как 1195 г., так и 1260 г. Если, с одной стороны, в 1268—1269 гг. находим ряд положений, которые встречались уже в предыдущих соглашениях, то другие впервые появляются теперь и затем повторяются уже в многочисленных переговорах между немцами и Новгородом и обещаниях, даваемых ими друг другу; есть и такие, которые имеются только в трактатах 1269 г. и позже не повторяются. При этом характерными являются те многочисленные или, во всяком случае, гораздо более детальные по сравнению с предыдущими требования, которые предъявляют немцы в 1268 г. и из которых видно, насколько усложнились торговые сношения, какие новые потребности и нужды они вызвали к жизни и в каких направлениях стало необходимым нормировать товарный оборот. Новгородцы соглашаются далеко не на все, делают контрпредложения, некоторые пожелания немцев оставляют без ответа – хотя это еще вовсе не доказывает, что эти требования их не были приняты, ибо окончательная форма трактата нам неизвестна, или что они фактически не были проведены все-таки в жизнь. Наряду с этим многие признанные обеими сторонами постановления, как показывают последующие факты, каждый раз снова и снова нарушались, им приходилось вновь подтверждать, но действовали они опять недолго – до следующего нарушения.
К таким вечно повторяющимся, но никогда не исполняемым заверениям относятся встречающиеся уже в предыдущих договорах постановления об индивидуальной ответственности каждого за долги или преступления и о недопустимости захвата имущества, принадлежащего другим лицам, не причастным к делу. Вообще возникающие споры и тяжбы не должны препятствовать отъезду иностранных гостей – не должно быть репрессалий, «рубежа не чините», а «знати истцу истца», «гостя в том не порубати и не грабити и товару у гостей не отнимати», как гласят многочисленные последующие заявления. И все же вся история русско-ганзейской торговли есть один сплошной захват русскими или немцами товаров посторонних лиц за убытки, действительно или якобы ими понесенные, непрерывный ряд насильственных действий, основанных на идее круговой поруки между лицами, происходящими из одной и той же местности или принадлежащими к одной и той же национальности.
Так, убийство новгородца Власия и ограбление его во время морского путешествия подало повод новгородцам к насилию над ганзейцами. Соглашением 1338 г. устанавливается, что дети и товарищи Власия не должны касаться немецких гостей и последним должны быть возвращены отнятые у них товары. Они должны иметь дело только с виновниками убийства и ограбления Власия Гинзом Вельтберге и Гербортом. Если эти лица окажутся в немецких или ливонских городах, то они должны быть задержаны и согласно «целованию креста», т.е. на основании прежних договоров, преданы суду[149]. Каждая сторона, следовательно, обязана задерживать виновных, если они попадут на ее территорию, их наказывать и возвращать отнятые у потерпевших товары. В одном послании Новгорода к Риге читаем: «Что наших братьев у вас убили, а товары их ограбили, за это бог вам судья. Если вы нашли разбойников, то судите их согласно крестоцелованию, дайте нашим братьям товары и разбойников, чтобы между нами не было речи»[150].
В 1373 г. заключается новое соглашение на тех же основаниях по поводу столкновения между Новгородом и немцами, вызванного ограблением русских на Неве и у Стокгольма («взяле у нас товар перед Невою разбойники», «товар, что у Стеколме взяле»)[151]. Следующий трактат, в котором выступает наряду с Любеком и Висби, также Рига в качестве представителя Ганзы, заключен в 1392 г. За ограбление русских в Нарве новгородцы захватили немецких купцов из Дерпта и других городов и передали их товары потерпевшим: «Те товар, что в Ругодиве (в Нарве) порубиле и против того товара повеле Новгород взяти товар своеи братьи и посаднике и тысяцкии и весь господин велики Новгород повелеша товар дати своеи братьи». А между тем эти немцы были снабжены «опасными» грамотами, выданными им Новгородом за печатью посадника и тысяцкого. Ссылаясь на эти грамоты, представители немецких городов при заключении мира добиваются возврата товаров немецким купцам. Новгородцы пускай сами взыскивают убытки с жителей Нарвы: «Ведатися им самы с тыми истци своими купьци», «знати исцю исца»[152]. В том же договоре 1392 г. немцы жалуются на то, что в 1385 г. сгорел их двор в Новгороде и во время пожара было украдено в церкви много имущества немцев: «Двор их погореле и что у их Бжьнице пакость уцинилась»; новгородцы обязуются разыскать воров, наказать их и вернуть украденное. Однако, прибавляют они, если бы найти их оказалось невозможным, то Новгород за это не отвечает: «Аже найдуть что, того товара выдати немцем Новгороду по крестному целованию, или не найдуть, в том немцам измене нетуть»[153].
В 1423 г. русские ограблены в устье Невы и отвезены в замок поблизости от Висмара, на что новгородцы отвечают арестом немецких купцов, а ганзейцы вслед за этим запрещают поездки в Новгород. Следовательно, новгородцы за вину одного делают ответственными всех, что ведет к перерыву в торговле[154]. То же произошло после убийства русскими в Нарве немецкого дворянина Гергарда Клеве – результатом было задержание в 1438 г. русских купцов в ливонских городах и вслед за тем немцев в Новгороде – немцы и русские одинаково нарушают высказанное сотни раз обещание. Вновь устанавливается, что «путь чист», хотя новгородцы, очевидно не доверяя немцам, в соглашении 1439 г. предоставляют право отъезда задержанным немцам лишь после того, как все русские купцы вернутся целы и невредимы со своими товарами из Ревеля и Дерпта в Ниеншлот[155].
Как мало, в сущности, принцип индивидуальной ответственности проник в сознание людей того времени, видно из того, что наряду с высказываемым каждый раз требованием взыскивать убытки только с виновного и задерживать только его, в том же договоре 1269 г. (ст. 15) говорится о том, что в случае столкновения между новгородцами и «зимним гостем» летние гости за это не отвечают, и наоборот, то же выговаривается в отношении зимних гостей. Следовательно, все-таки предполагается групповая ответственность летних гостей или зимних гостей, и только стараются ограничить ее одной группой купцов, которая себя выделяет из прочих, чтобы распря не распространилась на всех немецких купцов, приезжающих в Новгород. В 1448 г. заключен мир между Ливонским орденом, с одной стороны, и Новгородом и Псковом – с другой. В связи с этим устанавливается, что в случае столкновений между орденом и Псковом не допускается задержания новгородских гостей, как и не должны страдать псковичи за вину новгородцев. Это положение повторяется и в соглашениях 1474, 1484, 1493 гг.[156] На принципе, что невинный не должен отвечать за виновного, настаивают, следовательно, уже не ганзейцы, а русские, но и они ограничиваются разграничением городов, установлением ответственности каждого города, но не отдельного лица.
