Около десяти часов утра началось заседание правительства. К министрам присоединились Жозеф и Люсьен. Наполеон изложил свой план действий:

«Если нация поднимется, враг будет разбит. Если же, вместо того чтобы поднять народное ополчение и принять чрезвычайные меры, мы будем ссориться, все погибло. Враг во Франции. Для спасения отечества мне нужны неограниченная власть и временная диктатура. В интересах родины я мог бы установить ее сам, но было бы полезнее и патриотичнее, если бы такой властью меня облекли палаты»^{217}.

Образовались две партии. Одна выступила за немедленное применение силовых методов, вторая (Коленкур, Камбасерес, Маре) поддержала предложение императора.

Фуше предложил открыто обратиться к палатам и при этом утверждал, что они настроены благожелательно. Появилась третья партия — пораженцы, советовавшие императору отказаться от борьбы. Это значило отречение от престола.

Во время политического кризиса 1814 года победил Талейран, теперь настал час Фуше. Он начал свою игру до отъезда Наполеона на фронт, а теперь тайно предупредил депутатов о подготовке правительства к насильственному роспуску палат.

В четверть первого депутаты открыли свою сессию. На трибуну поднялся Лафайет и предложил программу государственного переворота. Предложение героя революции включало следующий пункт: «Палата объявляет себя постоянно действующей. Всякая попытка распустить ее является государственной изменой: всякий, виновный в подобной попытке, является предателем родины и будет осужден как таковой»^{218}. Император тем самым лишался своих конституционных прав откладывать заседания палаты или распускать ее. Министр иностранных дел, военный министр и министр полиции вызывались в палату.

Подавляющее большинство депутатов палаты представителей проголосовали за предложение Лафайета. Назначенные императором пэры присоединились к депутатам. Свершилась быстрая революция, и Наполеон был практически лишен власти.

Даву заявил императору, что время упущено: «Резолюция, принятая депутатами, антиконституционна, но она — свершившийся факт. Не следует строить иллюзий, будто в нынешних обстоятельствах можно повторить 18 брюмера. Что касается меня, то я откажусь быть его исполнителем»^{219}. Даву стал оппозиционером. Императора покинул его доселе преданный сторонник.

Во второй половине дня Наполеон беседовал с Люсьеном в саду Елисейского дворца. Он только что назначил брата главой правительственной делегации в должности чрезвычайного комиссара, хотя депутаты Люсьена не звали. Сорокалетний брат, сохранивший пыл молодости, требовал от Наполеона принять императорский декрет в духе конституции. Он утверждал, что иначе депутаты провозгласят лишение императора власти. Они осмелятся на все, если Наполеон не осмелится ни на что. Люсьен требовал решительных действий и указывал на толпу, собиравшуюся вокруг дворца. Люди приветствовали императора, несмотря на военное поражение. Люсьен утверждал, что подобное происходит по всей Франции.

Несколькими проникновенными и убедительными словами Наполеон лишил брата всех иллюзий. Он сказал ему о непартийности своего патриотизма и заявил: «Ступайте, и я запрещаю вам обращаться к народу, требующему у меня оружия. Ради Франции я готов на все; для себя мне ничего не нужно»^{220}.

В своей «Правде о Ста днях» Люсьен напишет: «Глаза мои наполнились слезами, и впервые в жизни я пал на колени, до глубины души восхищаясь этим отцом отечества, преданным и непонятым заблудшими депутатами»^{221}.

Наполеон вернулся во дворец и отдал последние распоряжения министрам: «Ступайте, говорите об интересах Франции, они должны быть дороги всем депутатам. Когда вы вернетесь, я приму решение, которое мне продиктует долг»^{222}.

Палаты и часть министров инициировали переговоры о мире. Единственным препятствием на пути мирного процесса являлся император Наполеон, объявленный союзными державами вне закона. Чтобы устранить это препятствие, требовалось отречение императора.

На следующее утро Жозеф, Коленкур, Савари и другие верные соратники собрались вокруг императора, чтобы уговорить его принять тяжелое решение. Наполеон выслушал их с серьезным видом. Он колебался. Император готов был и дальше нести мир на своих плечах, но мир больше не подчинялся и не помогал. Наполеон согласился на отречение от престола.

Люсьен предпринял последнюю попытку уговорить брата совершить государственный переворот. Наполеон оборвал его: «Принц Люсьен, пишите!»^{223} Когда император закончил говорить слова отречения, ему напомнили о том, что он забыл упомянуть сына.

«Мой сын, мой сын! Какая химера! Да не в пользу сына я отрекаюсь, а в пользу Бурбонов!»^{224}— воскликнул император.

«Моя политическая жизнь кончена, — продолжал диктовать Наполеон, — и я провозглашаю моего сына, под именем Наполеона II, императором французов. Принцы Жозеф и Люсьен, а также нынешние министры образуют временный совет управления. Забота о сыне заставляет меня просить палаты не откладывая издать соответствующий закон и подготовить регентство»^{225}.

Маре заметил, что палата может воспринять как провокацию участие братьев императора во временном правительстве. Нисколько не колеблясь, Наполеон вычеркнул имена Жозефа и Люсьена.

Император отдал власть, но победители не могли чувствовать себя спокойно. В любой момент Наполеон мог передумать и снова взять бразды правления в свои руки, сославшись на нарушение парламентариями конституции.

Фуше, ставший председателем временного правительства, продолжал свою игру. Он не отвечал на просьбы Наполеона о предоставлении двух фрегатов, на которых лишенный власти император мог бы уплыть в Соединенные Штаты Америки. Фуше попросил пропуск у Веллингтона и явно тянул время.

Наполеон оставался в Елисейском дворце до 25 июня. Полиция следила за ним, а он то ходил по дворцу, то появлялся на балконе. Императора приветствовала многочисленная толпа, и людей становилось все больше. Приходили рабочие, студенты, военные, члены добровольческих отрядов. Наполеон понимал, что он в одну секунду может стать вождем восстания, которое быстро сметет непрочную власть. Он проклинал депутатов, но отказался от искушения. Наполеон не хотел стать причиной беспорядка и гражданской войны.

В день отречения Наполеона от престола рабочие из предместий приходили длинными колоннами, неся зеленые ветви — символы свободы. Люди кричали: «Нет! Нет! Нет отречению! Это предательство! Как это император позволил палатам сместить его, вместо того чтобы распустить их самому? Все министры — предатели. У нас не будет Римского короля, и нам придется столкнуться с мщением Бурбонов. Да здравствует император!»^{226}

Фуше усилил охрану и направил Даву в Елисейский дворец. 24 июня маршал явился к императору и попросил его уехать. Присутствие Наполеона, объяснил Даву, подрывает гражданский мир и заставляет союзников усомниться в доброй воле французского правительства. Император ответил, что готов уехать, если ему гарантируют возможность отправиться в Америку. «Они хотят, чтобы я уехал, — сказал Наполеон маршалу. — Мне это не будет стоить большого труда. Фуше обманывает всех, но будет обманут последним, попав в собственные сети. Он дурачит палату, а союзники одурачат его, и из его рук вы получите Людовика XVIII, которого они вам приведут»^{227}.