Высокопоставленный сотрудник ДСТ Жан-Луи Дерэн — тот самый прилизанный, похожий на хорька тип в сером костюме, который так хорошо получился на фотографии — покончил с собой при аресте.

Что связывало его с Кафиром, был ли он «заказчиком» или посредником, действовавшим в чьих-то еще интересах, так и осталось неясно. Выдвигалась также версия, что Дерэн вообще не имеет отношения к «заказчику» и что причина его сотрудничества с Кафиром куда проще: преступник обычно не скупился, платя за нужную ему информацию.

Сам Кафир утверждал, что Дерэн планировал кого-то убрать, но кого — неизвестно; имя «мишени» и прочие подробности он якобы собирался сообщить позднее.

С высокой степенью вероятности, как любил выражаться Крэгг, было установлено, что именно Дерэн сообщил Кафиру о девушке, получившей в банкомате деньги по кредитной карточке Клодин Бейкер.

Агент ДСТ, направленный, чтобы проследить за ней (если бы Клодин увидела его фотографию, то наверняка вспомнила бы кудрявого паренька, который поглядывал на нее в кафе), через несколько дней был найден в лесу неподалеку от Сен-Луи-де-Шарон убитым ударом ножа в спину. Кафир отрицал, что имеет какое-то отношение к его смерти.

Но обо всем этом Клодин так никогда и не узнала. Для нее эта история действительно была закончена.

Впрочем, не совсем...

Утром в понедельник она проснулась поздно, и даже полностью проснувшись, все еще какое-то время сопротивлялась необходимости открывать глаза и начинать новый день.

Настроение было тоскливо-никакое, и мысли, крутившиеся в голове, тоже все как одна тоскливые и неприятные: что за последнее время она наверняка прибавила пару фунтов — придется на диету садиться... и что нужно срочно найти кого-то, кто починил бы сломанный вчера Кафиром телефон — скорее всего, Марта уже звонила и теперь беспокоится, что ей никто не ответил... и плечо болит непонятно почему...

Наконец, в качестве компромисса между долгом и нежеланием вставать, она выпустила Сильву, приготовила для нее завтрак и снова забралась под одеяло.

Вот и все... Больше никакой опасности ей не грозит. Почему-то вместо чувства облегчения было ощущение, будто закончилось что-то интересное и нужное — закончилось, не успев начаться.

Послезавтра приедет Жери, и можно будет перебраться в гостиницу, забрать у Макса Дино. Наверное, после Сильвы он поначалу будет казаться непривычно маленьким.

И не нужно больше звонить никому, перебегая от автомата к автомату...

В самом деле, все закончено.

Пришла Сильва — сытая и довольная, привалилась боком к постели, подставляя шею. Клодин старательно почесала ее, поскребла ногтями, и через минуту львица с удовлетворенным вздохом осела на ковер рядом с тахтой.

А ведь за всеми этими хлопотами она так и не сфотографировалась ни с ней, ни с львятами! Нужно будет сегодня же купить фотоаппарат и нащелкать хоть пару десятков снимков на память — просто для себя, не для того, чтобы кому-то ими хвастаться.

Да и не поверит никто все равно. Она бы и сама, наверное, не поверила, если бы ей кто-нибудь что-нибудь подобное рассказал — решила бы, что этот человек начитался бульварных романов.

Действительно, чем это хуже похождений той самой вдовы столетней давности: тут тебе и зловещий брюнет — Кафир, и блондин — Макс, и рыжий... ну, почти рыжий — усики-то у него точно рыжеватые...

Может, позвонить ему? Просто узнать, как дела — тем более что повод есть: он так и не взял свою ветровку, она висит в шкафу.

Или не стоит?

Звонок в дверь раздался часов в десять.

«Небось Марта забеспокоилась, что телефон не отвечает, попросила Арлин заехать и проверить, что случилось», — подумала Клодин, вскакивая; секунду колебалась, потом решила, что спихивать с тапочек разленившуюся львицу — дело непростое и маетное, и побежала открывать как была, в пижаме и босиком.

Выскочила в холл — и остановилась, растерянно глядя на дверь: фигура, просвечивающая сквозь стекло, несомненно принадлежала мужчине. Это зрелище отозвалось в ней ощущением дежавю и мгновенным острым уколом ужаса: опять Кафир? Неужели сбежал?! Да нет, быть такого не может! Черт бы подрал это узорчатое стекло, сквозь которое ничего не видно!

— Кто там? — нерешительно пискнула Клодин, на всякий случай отступив подальше от двери.

— Это я, открывай! — раздался знакомый голос.

Руки начали действовать сами, даже прежде, чем она осознала, кто это. Откинула обе защелки, распахнула дверь... Томми! Да, действительно он!

Сердце подпрыгнуло от радости. Несколько секунд она не знала, что сказать — просто смотрела на него.

— Ох-х... Я уж думал, тебя там львица съела, — первым нарушил он молчание. — У тебя телефон не работает, я решил заехать и починить.

Сглотнул, чуть нахмурился, глядя ей в глаза — и тут Клодин поняла: да он же волнуется, волнуется точно так же, как и она!

— Я тоже собиралась тебе звонить, — неуверенно улыбнулась она. — Ты ведь так и не забрал свою голубую ветровку.

— А еще я хотел сказать, что Кафир уже в Лондоне. Я его прямо на самолет повез, так что французская полиция ничего про твою львицу не узнает, можешь не беспокоиться.

Они по-прежнему стояли в дверях и смотрели друг на друга.

— И мне еще нужен ключ от квартиры, где остались все мои вещи, — вспомнила Клодин.

— Твой повод лучше моего, — кивнул Томми.

Шагнул ближе, притянул ее к себе и поцеловал — осторожно-осторожно, словно все еще не был до конца уверен, имеет ли на это право; взглянул на Клодин сверху вниз веселыми голубыми глазами.

— И потом — ты так и не показала мне львят!

Из телефонного разговора:

— Мама, а чем все же заканчивалась та книга? Которого из трех кавалеров женщина в конце концов выбрала?

— Знаешь,я сейчас уже и не помню. Кажется, рыжего... А почему ты это вдруг вспомнила?

— Мама, я после съемок, наверное, еще на некоторое время задержусь в Париже...

Часть вторая

ЗОЛОТАЯ ЛЬВИЦА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Из дневника Клодин Бейкер: «Часто приходится слышать про женскую логику, а вот про мужскую редко кто говорит. Интересно, с чего бы это? Может, у них ее просто нет?»...

— Ну так мы женимся или расходимся? — в очередной раз спросил Томми — легко, словно о чем-то незначащем. И в очередной раз заставил Клодин задуматься.

— Не знаю, — наконец ответила она. — Не знаю!

— Ну так узнай, пожалуйста! — потребовал он.

Перед уходом он все-таки поцеловал ее. И ушел. А она осталась. И мысли невеселые тоже остались.

Ни жениться, ни расходиться на самом деле они с Томми не собирались — слова эти были очередным проявлением его чувства юмора, которое Клодин в общем нравилось — но иногда оказывалось, что называется, «с перебором». И в то же время определенный смысл в его словах, увы, имелся.

С одной стороны, им, конечно, хорошо вместе. Когда речь доходит до этого самого «вместе». И вот тут-то вся и загвоздка.

Он — в Лондоне, она — в Филадельфии.

У него работа. В прошлом месяце, когда Клодин выкроила несколько свободных дней и прилетела к нему, она почти все время просидела одна в пустой квартире. Он, на своей «тайной службе Ее Величества», был занят чем-то таким суперважным и суперсрочным, что приходил домой чуть ли не за полночь, усталый и замороченный. Пытался быть веселым и галантным, даже как-то сходил с ней в ночной клуб, но слушал ее вполуха, думая о чем-то своем.

У нее — тоже работа. Совсем недавно Томми закатил сцену ревности (ну, «сцену ревности» — это, наверное, слишком громко сказано, но, что ему это неприятно, определенно дал понять), увидев в журнале фотографию, где она в дезабилье обнимается с полуодетым мужчиной. А что делать — фотомодель ведь не спрашивают, с кем она хочет сниматься. Кстати, в тот раз ее партнером был гей, не обращавший на нее ни малейшего внимания.