Эйонс со своей немногочисленной свитой подходил к городу. «Что за планета, — устало думал он. — За последние три тысячи лет я видел достаточно дикарей, но подобных… Может быть, команда Эрьенка ошиблась в выборе народа-реципиента? Нет, у остальных, вероятно, еще меньше шансов…» Он заметил росшую у обочины смоковницу и свернул к ней, рассчитывая угоститься плодами: находясь в теле аборигена, он нередко испытывал те же потребности, что и обитатели планеты. Но плодов на дереве не было — для них просто еще не пришло время. Однако это разумное соображение не остановило Эйонса; давно накапливавшееся раздражение выплеснулось импульсом смертоносной энергии. Посланец Группы с удивлением и стыдом смотрел на засохшее дерево. «Нервы, — подумал он, — да, коллеги правы, это нервы. Хорошо, что все это скоро кончится.»

Полевой агент окинул взглядом ужинавших с ним учеников. Пора, откладывать больше нельзя. Уже несколько недель он с ними шляется по Ерушалаиму и окрестностям, но ни иудейские первосвященники, ни романская оккупационная администрация до сих пор так и не сделали решительных шагов для его ареста. Кажется, аборигены даже на это не способны! Ну что ж, придется их подтолкнуть.

— Сегодня один из вас предаст меня, — внезапно объявил он ученикам. Для них это, разумеется, было полной новостью.

— Кто же это? — спросили сразу несколько голосов.

«Пусть решит жребий», — подумал Эйонс.

— Тот, кто обмакнет хлеб в блюдо одновременно со мной, — быстро произнес он и ткнул кусок лепешки в тарелку, а затем поспешно обвел взглядом сотрапезников. Один из них торопливо отдергивал руку от блюда.

«Иуда из Кариофа, наш казначей. Жаль, один из самых здравомыслящих среди них… Ну что ж, Иуда, так Иуда». Он послал телепатический импульс.

Иуда испуганно смотрел на Наставника.

— Иди и делай, что должен, — жестко приказал Эйонс.

Через некоторое время агент Группы встал из-за стола.

— Куда ты, Наставник? — спросил один из учеников.

— Помолиться, — ответил Эйонс. Он собирался снова связаться с Кораблем.

— Мы с тобой, Наставник, — заявил ученик.

— Как знаете, — раздраженно пожал плечами Эйонс, надеясь, что они не увяжутся за ним все. Увязались только трое. Выйдя в сад, он усыпил их.

— Корабль на связи, Эйонс.

— Скоро за мной придут стражники синедриона. Эрьенк, вы уверены, что мы все делаем правильно? Может, следует показать им мою силу?

— Нет, избранная стратегия оптимальна. Ни о чем не беспокойтесь. До самого момента воскресения вам не следует проявлять сверхспособности. Контраст произведет особо сильное впечатление.

— Ну что ж, вы лучше знаете, что делаете.

— Еще одно, Эйонс. Эта романская казнь на кресте довольно мучительна…

— Я, разумеется, помню, как отключается болевая чувствительность, — улыбнулся полевой агент.

— Об этом я и хотел вас предупредить. Аборигены не должны об этом догадаться. Вы должны весьма натурально изображать страдание.

— Да, разумеется. До чего же извращенная раса…

Ученики беспокойно ворочались в гипнотическом сне: телепатические сигналы Эйонса проникали даже в их неразвитое сознание.

Агент Группы висел на грубом деревянном кресте между двумя умирающими разбойниками.

— Эй, пророк! — крикнул ему кто-то из зевак. — Говорят, что ты спас многих, что же не спасешь себя? Сойди с креста, и мы уверуем!

«Возможно, так и следовало бы сделать, — подумал Эйонс. — Но, в конце концов, Эрьенку виднее.»

Тяжелая черная туча, пришедшая с востока, медленно уползала на запад, так и не разродившись дождем.

«Пожалуй, пора», — подумал Эйонс и остановил сердце.

Мария стояла в недоумении перед отваленным в сторону камнем. Она знала, что гробница Иешуа закрыта по приказу самого прокуратора, и вход охраняют стражники. Но никаких стражников поблизости не было. Мария неуверенно вошла внутрь.

Гроб был пуст; два странных существа в светящихся одеяниях сидели рядом. Женщина в страхе вскрикнула.

— Не бойся, Мария, — сказал один из них голосом, мало похожим на человеческий. — Он воскрес, как и было предсказано; иди и объяви об этом его ученикам.

Несколько часов спустя Эйонс вошел в комнату, где сидели одиннадцать его последователей. Если план Эрьенка удался, скоро их будет гораздо больше…

Эмоциональные импульсы учеников красноречивее любых слов говорили об их потрясении. Даже после слов Марии они все равно не верили… Ну что ж, здоровый скептицизм необходим нормальной цивилизации.

— Моя миссия окончена, — объявил Эйонс. — Я должен вернуться на небо. Отныне вы будете нести людям Истину, — он погрузил их в гипнотический транс, пытаясь хоть как-то упорядочить хаос в их мозгах. Затем в сопровождении учеников Эйонс вышел наружу, к ожидавшим его младшим агентам. Антигравитационный луч повлек пришельцев к люку снизившегося Корабля.

Корабль разгонялся перед транспространственным прыжком. Несколько членов Группы, собравшись на прогулочной палубе, смотрели на планету, уже едва выделявшуюся на фоне звезд.

— Кажется, все-таки получилось, — сказал Эрьенк.

— Во всяком случае, мы сделали все, что могли, — заметил Эйонс, уже принявший, разумеется, свой естественный облик.

— Но на всякий случай мы все-таки еще наведаемся сюда. Где-нибудь через полторы тысячи лет, — подытожил Координатор.

По краям площади толпился народ, жаждущий зрелища; все были веселы и возбуждены. Немало было женщин, многие пришли с детьми. Для знати и святых отцов выстроены были специальные трибуны, убранные гирляндами цветов. Все взгляды были устремлены на пятьдесят столбов в центре площади. К каждому столбу был привязан человек в нелепом размалеванном балахоне; многие из них, истерзанные пытками, не могли стоять и висели на веревках. Палачи с зажженными факелами ждали сигнала.

— …и придать казни милостивой и без пролития крови. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь, — инквизитор кончил читать и свернул пергамент. Палачи подожгли хворост. Капельмейстер церковного хора взмахнул руками, и ангельские голоса кастратов заглушили вопли и стоны горящих заживо людей.

Эйонс с отвращением отвернулся от экрана.

— Ну, Эрьенк, что вы теперь скажете?

— Да… — смущенно пробормотал главный этнограф, — приходится признать, что с религией у нас ничего не вышло. Вероятность гибели этой расы возросла еще на процент. Что ж, у нас еще есть время. Попробуем теперь идею социального равенства.