Я метнулась в боковую улочку, шедшую влево с небольшим уклоном вверх. Дорогу загораживала упавшая колонна, но я перелезла через нее и побежала дальше. Своеобразный рельеф Тханы позволил лаве быстро прорваться на одних направлениях, но должен был задержать ее на других. Вероятно, до порта еще можно было добраться, держась возвышенностей. Вскоре топот и сопение за спиной возвестили мне, что тот же путь избрали и другие беглецы — то ли пришли к тем же выводам, то ли просто устремились за мной, как испуганное стадо за вожаком.

Впрочем, поскольку я совершенно не знала города, вожак из меня был неважный. Когда я, тяжело дыша, остановилась в растерянности у развилки, меня обогнал какой-то мужчина с мечом в руке. Вид у него был решительный, так что я выбрала ту же улицу, что и он, и побежала следом. Все же я предпочла удостовериться, что он понимает ситуацию, и крикнула ему, что лава прорвалась в низины справа и надо бежать по высоко расположенным улицам. Он, не оборачиваясь, раздраженно крикнул, что знает.

Не знаю, сколько еще мы петляли по пригоркам; тогда мне представлялось, что ужасно долго, и я уже сама не верила своему счастью, когда впереди показался порт. Здесь, у моря, воздух был чуть посвежее. Лава еще не добралась сюда; единственными огнями были фонари кораблей. Некоторые суда уже держали курс в открытое море, другие пока оставались у причалов. И в зловещих отсветах извержения на этих причалах и возле них колыхалась, подобно лаве, другая вязкая густая масса — это была толпа.

Быстро сбежав по крутой улице-лестнице на набережную, я врезалась в это столпотворение. Еще сверху я заприметила большой четырехмачтовый корабль и постаралась вклиниться поближе в нему. Во-первых, он был вместительней, а во-вторых… четыре мачты точно гарантировали, что это не «Королева морей», которая, вероятно, тоже была еще где-то тут.

Впрочем, это был мой последний сознательный выбор в Тхане. Оказавшись в гуще давки, я уже ни на что не могла влиять и лишь твердо помнила главную задачу — не упасть, иначе затопчут. Пару раз такие неудачники оказывались и под моими ногами. Стиснувшая меня толпа не оставляла другого выхода, кроме как идти по телам. Один еще дергался, другой, похоже, был уже мертв. Кто-то, оступившись, ухватился за мое крыло сквозь простыню и удержался на ногах, но вряд ли понял в этом хаосе, что это было. Все же я постаралась протолкаться в сторону от него, от греха подальше. Сколько раз меня пихали локтями и наступали мне на ноги — это я уже и не считала…

Но вот, задрав голову, я увидела мачты и реи почти прямо над собой — меня таки вынесло к борту судна. Однако тут же спереди донесся резкий крик по-илсудрумски:

— Все, отчаливаем! Убрать трапы! У нас нет больше места!

— Уберешь тут! — ответил другой голос и раздраженно рявкнул по-кйарохеки: — Да куда вы прете, все уже забито, назад!

Но на искавших спасения от лавы беженцев этот призыв, разумеется, произвел прямо обратное действие: они устремились вперед с удвоенной энергией.

— Назад! — еще раз гаркнул голос, а затем раздались выстрелы — первые, наверное, в воздух, а потом кто-то застонал, и дважды что-то плюхнулось в воду.

На находившихся у трапов это, должно быть, все же произвело впечатление, и они попытались попятиться, но задние напирали. Меня сплющило так, что я не могла дышать; я с ужасом поняла, что сейчас мои кости просто хрустнут, как яичная скорлупа. Но в следующий миг сопротивление спереди резко ослабело, и через несколько мгновений — о чудо! — я ощутила подошвами не шершавый камень пирса, а гладкие доски трапа.

Я шагнула на борт одной из последних. Корабль уже отчаливал, и через несколько мгновений запруженные трапы просто рухнули в воду. Толпа сзади еще не поняла этого и продолжала напирать, заставляя все новых аньйо с криками валиться с причала.

— Вперед, вперед! Не задерживайтесь на палубе! — кричали по-кйарохски с сильным акцентом справа и слева.

Я различила фигуры матросов с мушкетами и успела бросить последний взгляд на гибнущую Тхану: лава уже показалась на двух ведущих к порту улицах, слева и справа, словно смыкая раскаленные клещи. В следующий миг передо мной оказался открытый люк, и я следом за другими беженцами начала спускаться по крутой лестнице в трюм.

Внизу действительно все уже было забито; приходилось перешагивать через сидевших и лежавших на полу, выискивая, куда поставить ногу. В тусклом свете единственного подвешенного сверху фонаря я приметила тощего невысокого старика, который, все еще тяжело дыша, вытянулся у переборки. Между ним и переборкой оставалась узкая щель; я рассудила, что если он немного подвинется, мне как раз хватит там места. Мне пришлось несколько раз повторить ему свою просьбу, но он глядел на меня отсутствующим взглядом. Могу его понять — нелегко на склоне лет лишиться всего: дома, имущества, вероятно, и семьи… В отличие от многих полуголых беженцев, этот был одет — на кйарохский, разумеется, манер: просторная накидка с узорчатой каймой, юбка, сандалии. Причем, кажется, все это — весьма недурного качества; как видно, еще несколько часов назад старик был богат.

Я уже начала терять терпение и готова была просто отпихнуть его, когда он наконец понял, чего я от него хочу, и сдвинулся где-то на пол-локтя вправо, уперевшись в своего соседа. Я втиснулась в образовавшееся слева пространство, немного посидела, потом легла на бок — так было просторнее. Только тут я ощутила, что совершенно вымоталась, что за весь день ничего не ела и сделала лишь несколько глотков воды, что у меня болит голова от той гадости, которой я надышалась по милости вулкана, что мои босые ноги изранены каменными осколками и вдобавок оттоптаны башмаками в давке, что тело в синяках, полученных там же… Но, по крайней мере, я была жива и свободна.

Свобода, впрочем, была довольно относительной. Формально на нее никто не покушался, но фактически я плыла туда, куда меня везли, не спрашивая моего мнения на сей счет. Наученная горьким опытом, я поначалу опасалась, как бы меня вместе с другими беженцами опять куда-нибудь не продали. Но потом рассудила, что это невозможно: нас куда больше, чем матросов, пусть только попытаются! Конечно, северных дикарей тоже перевозят большими партиями, нередко превышающими численность команды, но там другое дело. Там рабов спускают в трюм по одному и сразу заковывают. А здесь мы все свободны, и многие — ну или хотя бы некоторые — наверное, вооружены.