Я фыркнула от этого покровительственного «не тронет» и сообщила, что не собираюсь задерживаться в городе.

— Вот и правильно, — одобрила Шайна. — Ну пока, подруга. — Она двинулась прочь, но затем обернулась и подмигнула мне: — А здорово ты его! Я бы, наверно, не решилась.

Рассудив, что на площади мне маячить незачем, я обошла ее кругом, отыскала нужную улицу и направилась в гостиницу. Можно было, конечно, уехать прямо сейчас, пока суматоха, вызванная известием о пришельцах, не улеглась; но от одной мысли о ночлеге под открытым небом, среди грязи и слякоти меня пробрала дрожь. Я решила, что до утра ничего не случится. Разминувшись на лестнице с каким-то нетрезвым субъектом, который бухал сапожищами вниз по скрипучим ступеням, я поднялась в свою комнату. Ужин в номер здесь не подавали, светиться в общем зале мне не хотелось, так что я перекусила копченой ножкой йупы, купленной утром, и, некоторое время помаявшись от скуки, легла спать — как и в предыдущие дни, в одежде.

Мысли об объявлении, впрочем, не давали мне покоя, и я долго ворочалась, прежде чем уснуть. Я запоздало удивилась грамотности Шайны — хотя горожане, в отличие от крестьян, умеют читать почти поголовно, к горожанкам это не относится: неграмотные попадаются даже среди привилегированных сословий, и некоторые даже кичатся этим — зачем, мол, мне разбирать какие-то буквы, если достаточно приказать слугам, и они сделают все, что надо. Что уж говорить о представительницах дна. Я вспомнила, как она предложила мне покровительство себе подобных, и презрительно фыркнула. Даже то, что она умеет читать, еще не дает ей права… Нет, она, конечно, от чистого сердца, но все равно, уж как-нибудь обойдусь без помощи воров и нищих.

В конце концов я заснула, но, должно быть, и во сне оставалась начеку, потому что скрипа верхних ступенек лестницы оказалось достаточно для того, чтобы я открыла глаза. Может быть, конечно, это поднимался припозднившийся постоялец, но я на всякий случай спустила ноги с кровати и натянула сапоги. В следующий миг в дверь загрохотали тяжелые кулаки:

— Именем закона, откройте!

Я метнулась к окну, отодвинула шпингалет и рванула ручку. Но набухшая от сырости рама даже не шелохнулась. Я ухватилась двумя руками и дернула еще несколько раз. Бесполезно! А в дверь уже колотили руками и ногами, засов с каждым ударом вздрагивал все сильнее. Тогда я схватила стул — к счастью", достаточно тяжелый — и в три удара вышибла им стекла вместе с внутренними деревянными перемычками.

Я вскочила на подоконник, бросила вниз сумку и шпагу, а потом прыгнула сама. Неудачный детский опыт прыжка с крыши так и не внушил мне страха перед высотой; правда, прыгать в плаще, не имея возможности взмахнуть крыльями, было все-таки неуютно. Я успела услышать, как за моей спиной с хрустом вылетел засов и распахнулась дверь, глухо бухнув об стену.

В следующий миг я, пробив ледяной наст, приземлилась в большой сугроб под окном. Отфыркиваясь и отплевываясь, я выбралась из липкого рыхлого снега, подхватила котомку, оглянулась в поисках шпаги (она воткнулась в сугроб стоймя) и бросилась бежать, насколько это слово применимо к перемещению по колено в снегу. Из разбитого окна доносились крики стражников, которые, конечно, уже заметили меня.

И тут я поняла, что бежать мне некуда. Единственный выход с глухого заднего двора вел на улицу перед гостиницей; я метнулась было туда, но увидела спешивших мне навстречу стражников. С противоположной же стороны двора дома смыкались углами, не оставляя прохода.

Тем не менее я побежала туда; когда вас зажимают в угол, это на самом деле неплохая оборонительная позиция. Не знаю, всерьез ли я надеялась справиться с несколькими противниками, но сдаваться без боя точно не собиралась. Хотя вообще-то это было глупо — раз уж я считала себя невиновной, мне не следовало сопротивляться при аресте; правда, сомневаюсь, что мне бы это сильно помогло.

Когда я подбежала ближе, то увидела то, чего не разглядела в ночной темноте прежде, — щель между домами все-таки была! Правда, совсем узкая… Я пропихнула в нее сумку и попыталась протиснуться сама. Тут же я поняла, что в меховом плаще это сделать не удастся; выбравшись из щели, я сорвала плащ (благо он был застегнут на один крючок), просунула его между домами и полезла следом — левым боком вперед, со шпагой в правой руке. Мне пришлось полностью расправить крылья. Первый из стражников, которых я видела в проходе, был уже во дворе, за ним вбежал еще один; третий, высовываясь из окна, кричал им, указывая на меня. Пыхтя и извиваясь, я протискивалась все дальше, обдирая голые крылья о холодные шершавые камни.

Сначала левое крыло, а затем и левое плечо оказались на свободе, но стражники бежали быстрее. Первый из них крепко схватил меня за правое крыло.

Если бы он вцепился в кончик, мне бы не хватило совместной длины руки и шпаги, чтобы достать его; но он ухватился за середину, полагая, верно, что так надежнее, и я тут же с силой кольнула его в руку. Он вскрикнул и выпустил меня; я два раза хлестнула его крылом по лицу (это, между прочим, посильнее обычной пощечины) и последним отчаянным усилием продралась сквозь щель, упав на снег с другой стороны. Стражник, опомнившись, рванулся следом, но в своих доспехах не мог протиснуться в узкий лаз. Иногда в бою лучше быть маленькой девочкой, чем громилой в панцире.

Я оказалась в кривом переулке и бросилась бежать, слыша позади бессильную ругань своих противников. При первой возможности я свернула, потом еще и еще… Очень скоро я уже не имела понятия, куда бегу, следя лишь за тем, чтобы не выскакивать на широкие прямые улицы. Но таковых в этом районе, похоже, вовсе не было.

Час Лла, вероятно, миновал, но Лийа, наверное, еще не зашла; однако небо заволокли низкие рыхлые тучи, и ее не было видно. Ни в одном из окон не было света. В темноте тускло белел снег.

Ночью слегка подморозило, и под моими ногами хрупали ледяные корочки. Мне это не нравилось — я предпочла бы бежать бесшумно.

Я нырнула в какую-то подворотню, и тут, перегораживая выход из нее, на моем пути возникли двое. Словно соткались из окружающего мрака.