Инстинкт заставлял меня держаться подальше от крупных городов, останавливаясь в маленьких, лежащих в стороне от большой дороги селениях, и лишь несколько дней спустя я поняла, насколько это глупо.

Если на меня и впрямь уже шла охота, то именно в большом городе мне было бы проще всего затеряться в толпе, а во всяких глухих углах каждый путник на виду и привлекает внимание. Поэтому следующий город я не стала огибать стороной и въехала прямо в ворота — хотя я покривила бы душой, если бы сказала, что въехала без опаски. Двое стражников стояли во въездной арке, опершись на алебарды и скользя по проезжающим привычно-равнодушным взглядом, но мне казалось, что они смотрят прямо на меня. Я так старательно избегала встречаться с ними глазами, что это, пожалуй, и впрямь могло бы вызвать подозрение. Однако никто не проявил интереса к моей персоне, и я беспрепятственно въехала в город.

Проезжая по улице, я увидела вывеску цирюльни и решила остричься накоротко. Вообще-то мне идет длинная прическа, с ней не так заметна моя «сутулость». Но, во-первых, стрижка помогла бы мне изменить внешность, а во-вторых, я помнила, какую дурную службу сослужили мне длинные волосы, когда я пыталась убежать от толпы. Цирюльник, скучавший в отсутствие клиентов (зимой ранайцы стригутся реже, чем летом), радостно поприветствовал меня. Подобно многим аньйо его профессии, он был словоохотлив; выслушав мое пожелание, он принялся цокать языком и сокрушаться, что такая милая барышня хочет отрезать такие красивые волосы, предлагая взамен всякие мудреные прически, пока я не оборвала его. Он обиженно поджал губы и молча принялся за работу, но минуту спустя язык его снова развязался.

Как я поняла, весть о гибели сына губернатора еще не достигла здешних мест, иначе цирюльник поведал бы ее одной из первых. Я слушала вполуха его болтовню о местных новостях, не представлявших для меня никакого интереса, и вдруг, вслед за рассказом о смерти какого-то купца и разыгравшейся между его родичами тяжбы из-за наследства, он небрежно упомянул о машине пришельцев, недавно пролетевшей над городом. Естественно, моя скука моментально испарилась.

— Когда это было? — воскликнула я.

— Осторожнее, барышня, не дергайтесь, а то я отхвачу вам лишний клок… Было это, кажется, вчера — а может, и позавчера. Если вообще было, вестимо. Сам я не видал, мне об этом рассказывал Дйетне Ктаар, а он известный любитель приврать. Говорит, мол, словно большая птица промчалась высоко над городом на рассвете. Об этих пришельцах болтают уже несколько декад: мол, они поселились где-то далеко, за морями… Только не знаю, верить ли. Аньйо чего только не придумают, особенно про заморские страны! Вот в запрошлом годе…

— Птица или огненная башня? — не позволила я ему углубиться в воспоминания.

— Птица, вестимо дело, большая железная птица; где это видано, чтоб башня летала? Да еще огненная… Говорю же, чего только не выдумают.

— Куда она полетела? — вновь перебила я.

— В Лланкеру, надо думать.

— Где мне найти этого Ктаара?

— Да где, небось с утра в трактире зенки заливает… А на что он вам? Нового-то ничего не скажет, разве что успел сочинить еще что.

— А что еще говорят о пришельцах?

— Да много чего… Одни говорят, будто они на гигантских пауков похожи. А другие возражают — нет, такие же, как аньйо, только разноцветные…

— Как это — разноцветные? — не поняла я. — Пятнистые, словно твурки?

— Да нет, просто кожа у них не светло-серая, как у нас, а у каждого — своего цвета.

— Так, может, то одежда, а не кожа? — Я опять-таки не слышала, чтобы крылатые когда-либо отличались цветом кожи.

— Может, и одежда. У нас-то их никто не видел… Ну вот, барышня, готово. Взгляните-ка, — он подал мне зеркало.

Я придирчиво изучила свое отражение. Да, пожалуй, теперь узнать меня было затруднительно; все-таки прическа очень сильно меняет внешность. Конечно, за парня мне бы все равно сойти не удалось: тонкий женский нос от широкого мужского не отличит разве что слепой, да и то пока не пощупает. Слуга в «Серебряном тйорле» в первый момент ошибся только потому, что мое лицо было замотано шарфом. Но теперь я была почти благодарна судьбе за свои невзрачные серые глаза и рыжие волосы — такие у каждого второго, не запоминаются, не привлекают внимания…

Я расплатилась с цирюльником и вышла на улицу, к заждавшемуся меня Йарре. Двое зевак, стоявших на противоположной стороне улицы, уважительно разглядывали его. Должно быть, они не решались подойти поближе из опасения, что такой великолепный тйорл принадлежит важной особе. Контраст между ожидавшимся и увиденным был столь велик, что один из них, едва я запрыгнула в седло, так и захрюкал от смеха. Я метнула на него сердитый взгляд и поскакала по улице. Скверно, они, пожалуй, меня запомнили, а моего тйорла и подавно… Я впервые подумала о том, что, если не хочу быть узнанной кем не надо, мне вообще-то следует сменить не только прическу и плащ, но и своего скакуна. Но идея расстаться с Йарре была тут же с ужасом мною отвергнута.

Увидев вывеску трактира, я спешилась и не без внутреннего содрогания — воспоминания о том, что случилось в «Серебряном тйорле», были еще слишком свежи, — вошла внутрь. Когда глаза после яркого солнца привыкли к полумраку помещения, я громко осведомилась, здесь ли Дйетне Ктаар. Несколько лиц обернулось в мою сторону, послышались насмешливые голоса:

— Здесь, где ж ему еще быть…

— Ишь ты, раньше за ним сюда только жена бегала, а теперь вон…

— Эй, Дйет, проснись, ты пользуешься спросом!

— На что он тебе, красавица, садись лучше выпей с нами!

Машинально подумав, назвал бы он меня красавицей, войди я сюда без плаща, я направилась к столу, на который мне указали. За столом в одиночестве дремал грузный аньйо, уронив голову на руки; перед ним стояла недопитая кружка. Цирюльник оказался прав — в том состоянии, в котором находился Ктаар, толку от него было мало. Потормошив его за плечо и добившись лишь невразумительного мычания, я повернулась, чтобы уйти. Но путь мне преградил трактирщик.

— Он задолжал мне два йонка. Платите, и можете забирать его.