Не знаю, какое расстояние мы одолели так против ветра — может быть, милю, может, две-три сотни локтей. Однако, когда Йарре, уже почти выбившись из сил, добрался до того, что я считала селением, выяснилось, что никаких домов там нет в помине. Это была маленькая редкая рощица посреди голой равнины, продуваемая всеми ветрами и потому непригодная в качестве убежища.

Тут мне пришла в голову мысль, до которой мне следовало бы додуматься уже на краю оврага. Пусть рощица не могла нас укрыть, но она была ориентиром! И если она обозначена на карте (в чем, впрочем, у меня были большие сомнения), это позволит хотя бы определить наше местоположение. Как знать, может быть, жилье и вправду где-то рядом.

Окоченевшими даже в рукавицах руками я принялась распутывать узел своей дорожной сумки. Сделать это мне никак не удавалось, так что в конце концов я сняла рукавицы и засунула их за пояс. Теперь котомку удалось развязать, но руки закоченели окончательно. Едва я вытащила и развернула карту, как очередной порыв ветра вырвал ее из негнущихся пальцев и унес прочь, в снежную мглу.

Я послала Йарре в погоню, но, разумеется, безуспешно. Отчаянный рывок через сугробы привел лишь к тому, что мы вновь затерялись в буре и не могли даже вернуться к рощице, а тйорл без толку растратил силы. И снегу вокруг намело уже столько, что, куда бы мы ни ехали, вряд ли нам удалось бы продвинуться далеко.

Если прежде моими чувствами были в основном злость и досада, то теперь меня охватил настоящий ужас. Холод сковал все тело; я почти уже не чувствовала пальцев ног, да и кожа между шапкой и шарфом полностью онемела. До меня наконец дошло, что я не просто сбилась с дороги, а что я могу погибнуть, умереть в буквальном смысле этого слова прямо здесь, на крохотном по географическим меркам пятачке между несколькими населенными пунктами, может быть, в какой-нибудь полумиле от жилья! И мой заледенелый труп так и пролежит под снегом до весны…

Я вспомнила жуткую историю из жизни Йорпа Тнааксена, знаменитого путешественника и исследователя южных земель. Однажды на пути к лагерю его настиг страшный буран, его тйорл выбился из сил, и самому Тнааксену грозила верная гибель. Тогда он взрезал тйорлу живот и забрался внутрь. Тепло внутренностей помогло ему пережить буран и дождаться товарищей, которые отправились его искать, когда непогода стихла. Впервые я прочла эту историю в детстве, когда у меня еще не было Йарре, но и тогда она произвела на меня очень тяжелое впечатление. Тнааксен даже не мог избавить несчастное животное от страданий — он был заинтересован, чтобы тйорл прожил как можно дольше, и тот действительно умер не сразу. Я не осуждала путешественника, понимая, что у него не было другого выхода, но… Я потом несколько дней не могла есть мясо — при взгляде на самые аппетитные куски мне мерещились окровавленные, но все еще живые, пульсирующие внутренности.

И менее всего я ожидала, что сама окажусь в подобной ситуации!

Там были высокие широты, суровые и дикие южные земли, где снег лежит по двенадцать месяцев в году, а здесь привычный умеренный климат и чуть ли не центр Ранайского королевства. Однако, в отличие от Тнааксена, меня никто не собирался искать…

И все же я совершенно не собиралась поступать так с Йарре! Что угодно, только не это!

Однако мысль об этом навела меня на другую идею. Непослушными руками я кое-как расстегнула верхние крючки плаща (не тронув нижние, чтобы ветер не разметал полы). Метель сразу ворвалась под накидку, но я и так Уже промерзла насквозь и почти не заметила этого. Я разделалась с застежкой жакета, отряхнула от снега шерсть Йарре и легла на спину тйорла, плотно прижавшись к нему; теперь наши тела разделяла лишь тонкая ткань рубашки, и я надеялась, что живое тепло его могучего организма согреет меня. Вскоре мне и впрямь стало теплее; одновременно я почувствовала, до чего же меня вымотала эта борьба со стихией; глаза слипались сами собой, невыносимо хотелось спать… Я понимала, что уснуть на морозе — это смертельно опасно, но Йарре все еще куда-то шагал, и размеренные движения его большого тела укачивали, успокаивали, убаюкивали…

И вскоре не осталось уже ни холода, ни ветра, ни снега; я снова оказалась в Йартнаре, и со мной были мама, молодая и веселая, и отчим, живой и здоровый, и Ллуйор, девятилетний мальчик.

— Ты же взрослый, Ллуйор, — сказала я.

— Нет, — ответил он, — это была просто игра, ты что, забыла? Мы играли в принцессу и злодея. Мы же друзья, Эйольта, друзья на всю жизнь!

— А ты не ранен? — обратилась я к отчиму.

— Нет, — ответил он, — тебе это просто приснилось. А теперь ты проснулась, и мы всегда будем вместе.

И они все трое рассмеялись над моей недогадливостью.

— А то, что я не умею летать, мне тоже приснилось? — спросила я с надеждой.

— Конечно, — ответила мама, — ты прекрасно летаешь.

И я расправила крылья, и взмахнула ими, и без всяких усилий поднялась над полом; тогда я тоже засмеялась, сделала круг по комнате и вылетела в окно. Стоял чудесный летний день, всюду цвели большие цветы, похожие на цветы тнуала, только разноцветные; я поднималась все выше и выше, теплый ласковый ветер нес меня над цветущей землей… Никогда в жизни я не испытывала такого полного, всеобъемлющего счастья. Отчим, мама и Ллуйор бежали за мной по земле, и их голоса доносились все слабее, но меня это не беспокоило — я понимала, что налетаюсь и вернусь к ним и мы опять будем вместе.

— Правильно рассуждаете, барышня, — сказал доктор

Ваайне. — А сейчас позвольте представить вам пришельцев со звезд.

Я повернула голову и увидела крылатых аньйо — мужчин и женщин, которые летели сбоку от меня и махали мне руками. Двое подлетели совсем близко и подхватили меня.

— Осторожней, держите! — напутствовала их третья аньйо.

Я хотела ответить, что в этом нет нужды, ибо я и сама прекрасно умею летать, но тут один из пришельцев-мужчин скептически осведомился:

— Да он живой ли?

— Живой, вишь, дышит, — ответил ему один из державших.

— Ну, повезло парню, считай, второй раз родился, — откликнулся другой пришелец.

— Какой парень, глаза протри! — возразили ему неожиданно визгливым голосом. — Девка это!