Огромный. Стены, почти дворцовые, уходят вверх символом того изящества, что присуще неодолимой силе, лишенной грубости. Присмотрись, и увидишь, как камень и сталь прорастают, сплетаются с живой материей, буйно цветущей и плодоносящей.

Ибо эта сила не только величественна. Она дарит сладкие плоды, питающие верных, и рождает гордость за тех, кто умением и разумом превозмогает хаос. Висячие сады, окружающие особняк зеленым объятием столь же естественно, как мать обнимает дитя. Искусно созданный лабиринт, забава для пытливого ума и возможность охранить драгоценное содержимое дома, широкие зеленые тоннели, пригодные для движения аут-шаров. На одном из перекрестков нам приходится остановиться, чтобы пропустить цепочку шаров - консорта с прислужницами.

Кинти беззвучно шевелит губами - то ли вознося молчаливую ритуальную благодарность аутам, то ли загадывая желание на цвет шаров. Кортеж исчезает в овальном проеме, и мы идем дальше: по поверхности идеально круглого озера, не позволяющего замочить ног, мимо восхитительных водяных скульптур - сама земля ослабила хватку ради прелести переливающихся сияющих контуров.

Удивительный покой, вот что поражает воображение. Весь цвет столицы здесь, но шума множества людей почти не слышно, и, несмотря на то, что это объясняется наличием звукопоглотителей, ощущение мягкого присутствия великой силы не уничтожается суетой. Приходится волевым усилием сдвинуться с места. Опозданий здесь не терпят, да и времени после окончания церемонии будет достаточно, чтобы налюбоваться вдоволь.

Платье Кинти шелестит шелковыми складками, подвески в прическе позванивают тонко и ласково. И улыбается она светло и ясно, словно никакая тревога не кусает ее сердце. Чужие взгляды скользят по лицу моей супруги, не задевая и не нарушая ее безмятежности, точно блики по глади ровной воды. Увы, я так не могу. Мы кланяемся знакомым, ступаем по мозаичному полу, бросаем взгляды по сторонам - не пропустить никого, кто заслуживает вежливого приветствия, - но в каждом выражении радости встречи мне чудится праздное любопытство и нездоровое внимание, в каждом пожелании выздоровления моему сыну и возмездия напавшему на него - тайное злорадство. Иррациональная злость овладевает мною, и понимания, что самой большой моей ошибкой будет выдать это чувство, не хватает, к сожалению, чтобы вовсе от него избавиться.

Как сердцевина драгоценного камня, безупречная и незыблемая - восемь входов в парадную залу под открытым небом, восемь мозаичных дорожек, в центре сплетающихся в символ Цетаганды, и никто не смеет наступить на узел, что никто не в силах ни разорвать, ни распутать. Шары аутов не касаются пола, гостей принимают воздушные платформы и выгнутые кошачьими спинами мостики-перемычки.

Нам приходится поторопиться: мелодия подгоняет и торопит, зал полон людей, подносы с закусками и напитками плавно плывут между рядами амфитеатра, силовой купол не скрывает пробуждающихся на небе звезд. И меняющийся свет выхватывает из темноты то блеск глаз и драгоценностей, то изгибы сияющих дорожек - вот они, нити вещества, содержащего в себе зародыши будущей безупречности.

Мы замираем вместе с музыкой, Кинти забывает о снятом с подноса бокале - сатрап-губернатор появляется так просто и обыденно, что это само по себе впечатляет больше всего остального. И медленно, кружась, плывут с восьми сторон силовые шары аут-леди. Милосердный обычай прячет их лица - иначе каждый из присутствующих в полной мере ощутил бы свое несовершенство.

Аут-консорт, чье положение выше всех прочих, появляется последней и замирает чуть впереди сатрап-губернатора. Звезда, подаренная нам Яслями, чуткая и строгая хранительница чистоты расы - как, должно быть, она горда нами, стремящимися к высотам.

Звонкий музыкальный перелив и вспышка золотого света искрами по нервам. Мы все здесь как струны, натянутые в ожидании, - и нежный, нездешний голос, голос небожительницы, приветствует нас...

Это неописуемо, что он творит. Я сжимаю ладонь Кинти и чувствую: ей сейчас ничто не важно. Даже Лерой. Дурные события, ссоры, грязь этого несовершенного мира - все осталось там, далеко позади, сейчас есть только мягкий чистый голос, обращающийся к каждому сердцу с единственно верными, бьющими в цель словами.

Мы здесь для того, чтобы увидеть друг друга, почувствовать друг друга - и поприветствовать тех, кто стал еще на шаг ближе к совершенству. Не в первый раз и не во второй, - еще мой отец ввел меня в этот зал впервые, - но привыкнуть к этому единству почти невозможно. Я понимаю: все здесь рассчитано, как мудрый хозяин дома рассчитывает освещение и перечень блюд, но мне все равно. Хоть несколько минут провести в душевном тепле, позабыв о бедах.

Свет снова меняется, цветком охватив зал и высветив лица, полные внимания, и сходится в центре единым полотнищем, баюкая в ладонях фигуры правителей. Музыка плещет волной, вынуждая сердце томительно вздрагивать - и в единственно верный момент времени в нее вплетаются слова. Короткое стихотворение, где каждая строка словно выписана небесной кистью в сердце.

Стремления быть совершенными - не утолить.

Вплетается каждая нота в великий мотив.

Звезда, удостоив касанием лоно земли,

Взмывает обратно, чтоб весть небесам отнести.

Снова виток музыки и стихотворных строк, произносимых чуть приглушенно, и снова - нити декламации плетутся, образуя гармонию, а их творительницы мягко ведут затаившую дыхание аудиторию к горним высям, прокладывая мостки над пропастями различий. До обидного коротко, чуть недосказанно - ровно настолько, чтобы сладкая тоска по совершенству осталась в каждом сердце.

И яростным радужным бликом, трепеща крыльями, для которых и чернота небесной тверди не что иное, как опора и родная стихия, по сужающейся спирали слетает вниз птица - миф, искусством генетиков ставший реальностью. Бессмертный кусочек солнца, не боящийся смерти и холода, опускается на подставленную руку, расправляет полыхающие крылья и поет так сладко, что и слов не нужно: эта песня

о том, что ничто не завершается, но лишь рождается заново.

Свиток с именами победителей, вплетенными в мелодию, тому подтверждение. Я невольно замираю, ожидая услышать свое - глупая, неоправданная надежда, - но, как ни странно, не расстраиваюсь неудаче.

Еще круг над нашими головами, радужные отсветы в темноте - и феникс, зажав золотыми когтями свиток с именами, улетает ввысь, к бледным звездам, превращаясь еще в одну. Конечно, фениксы не летают в межпланетном пространстве, и Список с именами удостоенных Свидетельства Райского Сада отправляется на Эту Кита прямым лучом, комм-почтой передатчиком на скачковую станцию, и дальше - ожидавший сообщения корабль уйдет в прыжок, и опять передатчик... Какая разница? Как чудо может быть опущено в земную грязь, так и в обыденность можно привнести чудес, вопрос лишь в точке приложения усилий.

Церемония заканчивается, оставив присутствующим время поговорить, смочить пересохшие губы напитками и опомниться. Сейчас мне даже немного стыдно за собственную подростковую восторженность несколькими минутами тому назад. Я отпиваю коктейля, платформа медленно несет нас с Кинти к выходу, пара знакомых лиц мелькает в толпе, миледи светски улыбается, я киваю...

И одно из лиц, разительно изменившееся триумфом, мне знакомо особенно хорошо. Риз Эстаннис, его земли граничат с моими, и гостем моего дома он бывал не только по праву добрососедства, но и по причине личной привязанности к Хисоке. Не закадычные друзья, но близкие приятели.

Миледи отходит в сторону, заметив одну из своих подруг, а я направляюсь к Эстаннису. Тот сияет свежеотчеканенной монетой лица и парадным мундиром, а я лишь радуюсь тому, что прием близится к концу - никогда еще светские обязанности не были так не вовремя, как сегодня.