Небо уже совсем темно-синее, и сквозь частую паутину веток тепло светятся окна дома. Единственного дома, в стенах которого меня соглашаются принимать. Но лишь когда я улавливаю издалека шум двигателей отъезжающей машины, я рискую туда вернуться. Под кров, под защиту, под опеку. Мне от этой мысли так же неловко, как, наверное, Иллуми от случившейся недавно сцены.

***

- Не злюсь я на твоего Пелла, - объясняю я в который раз Иллуми, формально не покривив душой. - Стыжусь, это есть. И расстроен. Он прекрасно дал мне понять, что даже в вещах, которыми я традиционно гордился, я ничего не стою. - Усмехаюсь почти зло, вопреки всем своим словам. - Я мало чего умею в этой жизни. Гордиться своими боевыми подвигами здесь мне точно не с руки. Одни не оценят, другие возненавидят, а третьи просто полюбопытствуют, что я, такой из себя патриот, вообще на Цетаганде делаю. Кем твои приятели меня считают, перебежчиком, да?

- Чушь, - роняет уже раздосадованный предыдущим разговором гем-лорд. - Твой имидж с моим связан, как собака с цепью - как ты думаешь, знающие меня люди могут поверить, что я буду уважать перебежчика?

- А ты думаешь, они вообще верят, что ты меня уважаешь? - огрызаюсь автоматически. Нечего на меня голос повышать, хоть ты и Старший. - Укрощение уважения не требует.

- Глупости, - отрывисто сообщает он, раздраженно дернув головой и мотнув распущенными прядями. Потом смотрит на меня пристально, точно оценивая тяжесть состояния, и немного снижает тон. - Мне нужно, чтобы они тебя приняли, и поверь, я не об одном тебе забочусь. Я хочу, чтобы ты здесь акклиматизировался и никуда от меня не делся. Без адекватного общения с обществом это невозможно - тебя потянет куда-нибудь, где тебя будет уважать не только любовник.

- Что же, считаешь, мне чье-то там уважение дороже того, что есть между нами? - возмущаюсь неподдельно. - Хорошо ты про меня думаешь, спасибо. Ты мне дорог и нужен, понятно?

Черт, да что со мною? Это почти... почти признание, а я его раздраженно швыряю любовнику в лицо, словно перчатку во время ссоры?

Иллуми усмехается безрадостно. - Это у тебя национальное или пожизненная привычка? Непременно за кого-то держаться или быть кому-то верным. Носить чью-то форму?

- Мы форы, - вставляю веско. Да. Мы. - Это военная каста, как и гемы, хотя у вас, кажется, некоторые позволяют себе роскошь об этом забывать.

- К чему такое количество солдат в мирное время? - пожимает плечами Иллуми, сворачивая с личной на военную тему. Не сказать, что одна безопасней другой. В моем прошлом не было ничего, кроме войны, а на войне - не было иных врагов, кроме размалеванных цетов.

- Во-первых, не солдат, а офицеров, - педантично поправляю я его, фиксируясь на деталях, чтобы не срываться на эмоции. - А во-вторых - охрана, гарнизоны, пограничная служба, военное обучение, оружейное дело - мало ли что. Да и правильно говорят, кто не желает кормить свою армию - будет кормить чужую. Нашу правоту подтвердила практика.

"Да, мы победили, пожертвовав целым поколением и пятью миллионами человек. А цеты ушли, оставив нам технику и космопорты." Все верно. Только имею ли я теперь право на это "мы"?

Иллуми фыркает. - Меня просто удивляет, а иногда и злит ваш подход к жизни. И к военному делу в том числе. Ваш император в своей гордыне положил полстраны, вместо того, чтобы процветать под рукой Цетаганды. Да, войну начали мы, но это не повод во всем считать ваши обычаи и ваш строй безупречными.

- Нас они устраивают. - Не желаю это даже обсуждать. - У нас дома осталась куча всего, что нужно - и должно - менять, но форская верность Империи - не из этой категории. Так что уж не прохаживайся на ее счет, ладно?

- Постараюсь сдерживаться, - явно неискренне обещает Иллуми. - Хотя это будет сложно. Эта ваша высшая ценность очень отражается не только на обществе, но и на твоих личных принципах, и некоторые из них кажутся мне полнейшим и жесточайшим варварством.

Картинно развожу руками. - Но они же мои? Примирись с тем, что у тебя в доме завелся варвар. Или я навязываю эти принципы тебе?

- Нет, хуже, - отвечает мой любовник зло. - Ты себя изводишь из-за страны, которая, не попытавшись разобраться, мгновенно зачислила тебя в шпионы, или кем там тебя считают твои сородичи.

- Знаешь что, - рявкаю, постепенно закипая уже всерьез, - потрудись не объяснять мне, что моя родина меня недостойна. Это как минимум оскорбительно.

Если разговор зашел об оскорблениях... ох, плохи наши дела.

Может, мне все-таки удастся объяснить мою позицию логически, не доводя дела до ссоры?

- Видишь ли... Будь я уверен, что попал сюда лишь из-за цепи нехороших случайностей, то мог бы заорать "Люди, да за что же это? Я не виноват!". К сожалению, я виноват, и точно знаю, в чем именно. Это меняет дело. На то и даны нам принципы, чтобы им следовать - а пойдешь на компромисс хоть раз, и неизвестно заранее, как оно тебе аукнется. Формально я виновен... в измене. - Морщусь.

Иллуми передергивается, как от холода, хотя в комнате стоит обычно комфортная для него прохладная свежесть.

- Чушь. То, что ты попал именно в этот лагерь, и то, что Хисока положил глаз именно на тебя, и вся завязка этой истории - вот это именно случайности.

Усмехнувшись. - Расскажи мне кто-нибудь мою же историю, в любом из двух вариантов: про офицера, который лег под врага, спасая свою шкуру, или про барраярца, который согласился пойти замуж за цета... я бы выразился непечатно. Да, я разделяю принципы моего общества и горжусь ими. Пускай они бьют по мне самому. Есть такое понятие: мораль, знаешь ли... Она у меня вот тут, - для наглядности стучу пальцем по грудине, - и извлечь ее оттуда даже из самых благих намерений тебе не удастся.

- Ваша мораль жестока и нелогична, - без обиняков заявляет Иллуми. - И странно, что ты воспринимаешь ее как должное. Даже самого порядочного человека обстоятельства могут прижать так, что не вывернешься. Да и то - ты же не секреты военные выдавал?

- Когда порядочного человека прижали, у него остается стандартный выход. - Ножом по горлу или пулю в висок, вот именно. Не самая лучшая тема для разговора с любовником? Досадливо хмыкаю и хлопаю себя ладонью по колену. - Тебе охота считать, что ты один тут понимаешь, как надо жить? Переспорить я тебя не смогу, факт, а вот поссориться мы рискуем.

Иллуми, судя по интонациям, моими словами не убежден, но решает махнуть рукой: - Ладно, делай как знаешь, и пребывай в восторге от своих принципов, это твои проблемы, в конце концов. Жаль, что ты не позволяешь себе помочь.

А переделать меня под свой образец значит помочь? Да, отдам Иллуми должное: ему нравится обо мне заботиться. Беда в том, что грань между "заботиться" и "контролировать" такая тонкая... Или в этом и дело? Может, лишь отвечая за меня и управляя мною полностью, он чувствует себя со мною... в безопасности?

Ну так мое чувство безопасности изо всех сил противится попыткам растворить то, что я считаю своим "я". Нет уж. Мне нужно право наступать на собственные грабли и обязанность платить за собственные ошибки. За двадцать лет войны в барраярскую кровь въелся принцип "Империя правее человека", если бы не он - мы бы не победили. Не стоит Иллуми силой рвать последние ниточки, связывающие меня с моим миром. Даже трижды ради моего блага. Не дамся.

Так что, поморщившись от излишнего пафоса, тем не менее считаю нужным сказать:

- Моя совесть - это действительно мои проблемы. И слава богу, что она у меня хоть немножко сохранилась в этой роскоши.

Он лишь пожимает плечами. - Слегка потрясти основы вбитой в тебя морали - почему нет? Если она действительно верна и логична, ее это только укрепит; если нет, так нечего за нее и цепляться.