Взмокший, ошалевший, он смотрит на меня и сквозь меня, явно слабо узнавая даже очевидные предметы: степень ошеломления барраярца очевидна хотя бы по тому, что он просто молчит, переводя дыхание, и даже не пытается сдержать расплывающуюся улыбку, абсолютно дурацкую.

- Воды, - требует, наконец, решительно мотнув головой.

Я невольно фыркаю от смеха. Вот она, непосредственность варвара - после сногсшибательного секса потребовать не признаний, обещаний или ласковых слов, а банального возмещения потери жидкости.

Разумеется, я помогаю Эрику с этой маленькой бедой, и он обнимает меня за плечи, притягивает поближе почти хозяйским жестом. Я не сопротивляюсь, устраивая тяжелую голову на своем предплечье и набросив поверх нас простыню.

Эрик решительно поворачивается на бок, лицом ко мне и, не выбираясь из объятий, умащивается, щекоча коротким "ежиком" плечо и закинув ногу мне на бедро, заявляет напоследок: "Все равно не женюсь, и не надейся", блаженно закрывает глаза и засыпает почти сразу. Поразительно – он язвит даже во сне, даже несмотря на то, что разгорячен и растаял. Мне стоило бы выбраться из постели, как минимум из соображений гигиены, но что-то подсказывает, что эта идея физически неосуществима.

Я тихонько посмеиваюсь, касаясь свободной рукой всего, до чего могу дотянуться.

- Замуж выйдешь, - еле слышно. - Шутка, не бросайся.

Слышится тихий необидный рык сквозь сон. Для порядка, очевидно. И я засыпаю тоже.

Глава 16. Эрик.

Утро. Солнечный луч, как ему и положено, просачивается сквозь щель в занавесях и стеснительно танцует где-то в углу. Архитектор, устроивший этот дом, разумно позаботился, чтобы прямой свет в глаза не будил спящего по утрам... Незнакомая комната, непривычная постель. И вытянувшееся рядом, разморенное сном, обнаженное тело. Мой цет тихо дышит, блуждая во снах, но рука его бессознательно и уверенно закинута мне на бок, и отпускать он не намеревается. Хотя бы волосы он еще вчера благоразумно свернул узлом, не то они бы заняли полпостели.

Ну что, пришла пора для утренней истерики добропорядочного мужчины на тему "меня поимели"?

Только если я буду полнейшим идиотом. После моего лагерного опыта (кольнуло с привычной досадой и моментально отпустило) девственников в этой постели нет. И будь я проклят, если стану стыдиться хоть чего-то, бывшего вчера, вплоть до щекотного воспоминания о том финальном удовольствии, неподобающем, маловероятном, но самом настоящем... Э-э, стоп. Не стоит растравлять утреннюю эрекцию, пока мой... любовник еще спит.

И сладко же спит. Острые черты лица смягчены сонным довольством. Меряю его взглядом, в котором удивления не меньше, чем интереса. В гриме у моего гем-лорда вертикальная полоска у губ, словно брезгливая раздраженная складка. А этот незнакомец скорее мил. Точнее, не незнакомец - просто тот, с кем я впервые познакомился только вчера вечером.

Ха, как там говорится в пословице, "секс не повод для знакомства"? Повод, и еще какой, но смысл фразы не в том. Секс - не самое важное, что бывает в жизни. Если бы не так, черта с два я бы вчера лег даже под этого - желанного, искусного в постели, интересного до безумия типа. Но херами меряться, споря, кому быть снизу, было бы вчера мальчишеской глупостью. И немного трусостью, есть такое. Пробовать самое опасное лучше сразу, как в воду с головой. А уж наутро, обсохнув, размышлять у него под боком, страшно было или здорово.

Буду уж честен с собою: неплохо. Можно и повторить - через пару недель... или часов, как сложится. Но пока Иллуми беспечно посапывает и не намерен просыпаться, у меня есть время подумать. На кой черт я ввязался в интересные отношения с женатым, между прочим, мужиком? А мне скоро возвращаться в город и представать перед светлые очи его неизвестной пока супруги, и уж она не преминет высказать мужу все насчет странного выбора. Из нас двоих он сейчас уязвимее. Моя катастрофа уже позади, а вот кардинально поломать его жизнь я могу без усилий. Если он об этом не подумал, уж я-то мог? Хотя какое там думать, у меня вчера вся кровь отлила от мозга ниже пояса...

Аккуратно поглаживаю выпавшую из стянутого узла прядь, перечеркивающую подушку. Он вздыхает, всплывая из глубокого сна в поверхностный: веки начинают вздрагивать, чуть напрягаются мышцы, и меня он прихватывает еще крепче. Вот собственник!

- Привет, - хриплым со сна голосом сообщает Иллуми, наконец, и неверяще моргает.

Обычные утренние хлопоты - одевание и душ, неизбежный грим и расчесывание спутанной со сна шевелюры, случайные касания, почти дружеские объятия... Иллуми тактично не замечает моего возбуждения, я плачу ему ответной вежливостью, пока он не проговаривается, приказывая принести завтрак в комнату:

- Прятаться не будешь?

А смысл? Слуги уже точно знают, что я у себя не ночевал. Вряд ли они рыщут по саду, разыскивая меня, храпящего пьяным сном под каким-нибудь кустом. Улыбаюсь и отрицательно качаю головой, заслужив в ответ облегченное:

- Я боялся, что... - Иллуми недоговаривает, когда его некстати, или слишком кстати, прерывает на полуфразе вошедший с подносом камердинер. Лишь после его ухода объясняет: - Боялся, что ты... пожалеешь, что ли. Или не пожалеешь, но решишь на этом закончить проявления своего, хм, любопытства.

- Я - нет, - отвечаю твердо, и он облегченно делает шаг ко мне, обнимает, трется носом о загривок. Как будто само прикосновение - небывалое удовольствие. - А ты? Тебе скоро возвращаться в город. Ты уверен, что я в новом качестве вписываюсь в твою прежнюю жизнь? Жена, друзья, мальчики-девочки, или кто там у тебя... - Я с настороженностью жду ответа, пока мои руки машинально сооружают что-то многоярусное на тосте. - Похоже, я совратил тебя с пути истинного?

- Самонадеянный нахал, - смеется Иллуми, садится и делает первый глоток пахнущего специями кофе. - В мою, - подчеркнув голосом местоимение, - жизнь ты вписался, остальное поправимо.

- А в жизнь твоей семьи? - спрашиваю прямо.

Он медлит, постукивает пальцами по столу.

- Поймут они сразу, слепых у меня среди родни нет. Но, боюсь, у тебя неверное представление о ситуации. Кинти, мою жену, происшедшее может позабавить или удивить, но не более того. Вмешиваться она, безусловно, не станет. Моя подушка - это только мое дело; то же касается и увлечений Кинти.

- И ты даже не услышишь упрека, что тащишь в дом черт-те-что?

- Сам факт твоего наличия в семье ей бы и в голову не пришло оспаривать. Семейный долг - дело особое. А стали бы мы любовниками или нет - лишь наше с тобою дело. - Внезапно фыркает от смеха. - Я только что вспомнил о Бонэ. Провидец чертов.

- Стали любовниками... - Я пробую слово на вкус и задумчиво прищелкиваю языком. Нечто сладкое, терпкое и из области фантастики. - Надеюсь, это не отменяет остальных развлечений? Лисы, рапиры и вечерний чай?

- Массаж, пение и соревнования по скоростному разжиганию каминов, - подхватывает Иллуми в тон и смеется, а потом, отставив чашку, кладет ладонь поверх моей руки. - Конечно, не отменяет.

***

Несколько дней пролетели быстро, и, наконец, доктор Эрни согласился снизить строгость моего заключения - то есть ограничиться ежесуточной физиотерапией в городском доме. Сборы не заняли много времени - мое имущество свободно уместилось бы в бумажном пакете для пончиков. Разве что пришлось сходить попрощаться с садом, усыпанным хвоей, семейством неуловимых лисиц и беседкой - крайней слева, у пруда.

Вот уже машина - обтянутая изнутри шелком и кожей коробочка, высокотехнологичное чудо - скользит над землей. Мы сидим бок о бок и говорим.

- ... Совсем с ума сошел, - продолжает Иллуми наш давний то ли спор, то ли поддразнивание.

- Воистину, - подтверждаю я, сам запоздало удивляясь воркующему тону своего голоса. - Нормальный с тобой разве свяжется?

Иллуми улыбается. - Ты бываешь таким забавным... не обижайся.

- Я? - Делаю чопорное, надменно серьезное лицо. - Да я само совершенство.