О, да; параноики живут долго... и весело. Если не хочу свихнуться, надо срочно подумать о чем-нибудь другом. А на будущее, поскольку ни одна из медсестер не выражает желание предаться со мной греху, остерегаться дисков в простых пластиковых футлярах безо всяких надписей. Вот уж не подумал бы, что великолепный гем-лорд держит в библиотеке полку с обычной порнушкой, не из дорогих, судя по обложке. А может, захватить образчик этого творчества с собою в комнату? Если спохватится владелец, его должна успокоить записка "взял я, верну, как надоест". Или лучше не баловаться гипнотическими игрушками там, где голодному мужику вроде меня хватит толики воображения и собственного кулака? Обдумаю-ка этот вопрос на досуге, а пока изучу приличную часть коллекции.
Через некоторое время я выясняю, как смотреть к дискам аннотации - они проявляются внутри обложки, стоит дважды дернуть за шелковый ярлык, - но ученое настроение уже, разумеется, не возвращается. Гораздо любопытнее просто раccмотреть помещение. Зажигаю свет; заодно включаю и подсветку в аквариумах, и длинные синие рыбы принимаются энергично сновать туда-сюда, настораживая меня всякий раз, когда я ловлю краем глаза их плавное движение. За лаковыми раздвижными створками шкафов последовательно обнаруживаются: второй бар, вертящиеся на штифтах стеклянные панели с пересыпающимся песком, коллекция загадочных бутылочек темного стекла с притертой пробкой, кованые лопаточки, напольные часы и чехол с самой настоящей гитарой.
***
Иллуми Эйри возвращается поздно вечером, когда я уже перестаю его ждать.
- Кто там? - непроизвольно удивляюсь в ответ на стук в дверь.
Более не рассчитывая сегодня на визит вежливости, я совершил простительное прегрешение против местного этикета. Надрался за вечер, проще говоря. Моя гитарная муза требует сперва угостить ее глоточком, и лишь потом начинает наигрывать над ухом нужный напев. Конечно, язык у меня не заплетается, и по половице с закрытыми глазами я пройду, но помешанный на запахах субъект точно учует амбре.
Вошедший Иллуми, разумеется, принюхивается, но от комментариев деликатно воздерживается. Кроме одного: - Не знал, что ты умеешь играть.
- В пределах, - поясняю лаконично, маскируя хмельную неловкость под сосредоточенное подтягивание колков. - Но инструмент не попорчу. Ничего, что я его позаимствовал?
- Ничего, - отзывается, усаживаясь в кресло и уютно в нем потягиваясь. - Я на ней все равно не играю, это для гостей.
А я играть люблю и умею. Гитара - вещь объемная, но легкая, не мешает нести прочую поклажу. Даже на войне невозможно жить только подсчетом скальпов и чисткой оружия. Тем, кто умел сочинять песни, играл и имел не слишком противный голос, по вечерам доставалось самое теплое место у костра.
Что бы такое спеть в ответ на любезное приглашение? Военные марши придутся не к месту, лирики в моем арсенале не слишком много. Может, вот эту?
...Бокал не стоит ни секунды пуст,
А воздух - хоть режь ножом.
Луна, покраснев от наших беспутств,
Нырнула за ближний дом.
Пока не окончилась ночь - гуляй,
Без памяти, без помех;
В решетке старого хрусталя
Рубиновый заперт грех...
Постепенно ускоряя ритм, от начала к концу песни, изо всех сил пытаюсь представить человеку из чуждой культуры всю прелесть легкого хмельного безумия, о котором сейчас вспоминается с горчащей ноткой ностальгии. Нормального вина здесь не достать, а разведенный со сливками медицинский спирт - старое партизанское средство лишь на крайний случай, как сейчас.
- Я действительно могу быть за тебя спокоен, раз эта песня тебе вспомнилась первой, - комментирует Иллуми, улыбаясь, словно мой выбор был тонкой шуткой, которую он по достоинству оценил.
- А почему спокоен? - удивляюсь. Я-то ждал возмущения на некуртуазную тему спиртного.
- Раз тебе на ум приходят грехи и беспутства, - смеется он, - следовательно, организм может позволить себе роскошь необязательных желаний.
Так. Мысли он, что ли, читает? Или у меня все на физиономии с самого визита в библиотеку написано? Да нет, в этом случае я бы спел ему что-нибудь вроде "повстречала невинная дева восемнадцать отважных солдат". Похабщины этой, пусть и не собственного сочинения, у меня в памяти хоть залейся.
- Ладно, я и сам выпью, - машу рукой, виртуозно сводя беспутство к неодобряемому здесь пьянству. - Твое здоровье! - Выдыхаю после жгучего глотка и вежливо интересуюсь: - А что привык слушать ты? Или гитара "для гостей" - просто дань вежливости?
Пожимает плечами. - Обычно играет Арно - это мой хороший друг и, по совместительству, мастер романтических баллад.
М-да. Романтика и любовная лирика - не мой конек. Если вспомнить пошловатый анекдот про четыре вида любви и иллюстрации, у меня рифмуется в основном последний из них, "любовь к Родине". Но все же обещаю отыскать что-нибудь подходящее.
Цетагандиец с серьезным видом благодарит, поясняя: - Не то чтобы опоры дома могли рухнуть от твоего репертуара, но все же...
Вознамерься я исполнить свой репертуар целиком, рухнул бы сам гем. В обморок. Странная они все-таки нация: мужики, делающие вид, что они по-дамски воспитанно-утонченны. А ведь люди везде люди, и на нашу планету высадились отнюдь не ценители классического балета.
- Учти, эта штука специально поется "со слезой", - предупреждаю, выбрав нечто из недлинного романтического списка.
... Мчатся годы - как хищные пули,
Время юности кажется сном,
Если б мы туда чудом вернулись -
Что могли бы исправить в былом?
Мы - рабы наших вечных ошибок,
Нашей страсти и нашей судьбы,
Только струны рыдают фальшиво:
"Если бы... если бы... если бы..."
- Я приятно удивлен стилем. Военная лирика? - интересуется Иллуми, с задумчивым видом выслушав романс до конца.
Традиционный сюжет брака по сговору и последующих лирических страданий к войне отношения имеет мало. Ах да, "хищные пули". Метафора, объясняю я, не более того. Все-таки форы - каста солдат, а уж наше поколение и не знало другой жизни (молчу о причинах, подтекст и так понятен обоим). Дайте Барраяру времени и свободы, и поговорим на эту тему через сто лет, а, Иллуми?
Он незло усмехается. - С учетом последних технологий, пожалуй, что может удаться. Правда, мы оба будем совершеннейшими старцами, рассыпающими вокруг себя песок...
Упаси боже! Развожу руками. - Дожить до ста тридцати - кошмар. Я не привык загадывать так далеко. На день вперед, на месяц, на год максимум...
- Помечтать-то можно? - возражает этот фантазер. - Уверен, спорить мы и через сто лет не прекратим. Так и вижу, как ты кипятишься, тряся сединами. А я гордо медитирую в этот момент в соседнем кресле, готовясь к достойной кончине, и никто тебе не помешает огреть меня тростью, на практике демонстрируя преимущество барраярских вооруженных сил.
Хохочет. Я невольно присоединяюсь, а, отсмеявшись, не отказываюсь заполировать удовольствие еще одним глотком. В голове шумит приятным фоновым гулом - как прибой в морской раковине. И хмельная рассеянность не дает моментально среагировать на сказанное добродушным тоном: - Хороший у тебя голос.
Комплимент? Неужели в том самом лесу, где водятся лисы, издохло что-то крупное? - Ты терпеливый слушатель, - только и могу ответить.
- Мне просто нравится, - отвечает без обиняков. - А у тебя все песни любимые, как у Арно, или есть особенно соответствующая натуре?
- Не знаю, - развожу руками. - Что последним напишется - то и любимое, обычно так. Под настроение.
