- Скажи, - вдруг произносит он, - ты по здешним меркам как владеешь клинком? Только честно.

Необходимость дать честный ответ на этот вопрос досадна, но что поделаешь. Врать в таких вопросах более чем грешно: глупо и опасно, все равно не скроешь.

- Это тройка с плюсом по пятибалльной шкале. Иногда - четверка. Словом, есть куда расти.

Как ни удивительно, смущается он, а не я.

- Я о другом, - поправляется. - Сколько народу из прочих гемов побьет тебя и скольких побьешь ты. А сколько вообще в руках только плазмотрон и держали.

Вопрос заставляет задуматься. Раньше я не пытался вести подобной статистики, традиционно ограничиваясь боями в зале со знакомыми мне партнерами: положение Старшего и приличествующая этому титулу выдержка позволяли мне не ввязываться в настоящие поединки без крайней необходимости. Воистину, Эрик перевернул мою жизнь самим своим появлением - иначе не объяснить дуэль с Бонэ...

- Видишь ли, - начинаю объяснение издалека, - у нас холодное оружие - это скорее ритуал, иногда - увлечение, но всерьез фехтуют немногие, в числе которых и я. Так что я не могу назвать тебе точное число. Мой учитель меня побьет, безусловно. Я, скорее всего, справлюсь с большинством известных фехтовальщиков столицы, примерно равных мне по возрасту и опыту. Остальное решает бой.

- То есть твои шансы выйти победителем из схватки со случайным противником из своего круга..? - задумывается Эрик, и тут же добавляет. - Не считая детей, стариков, больных и пьяных. Семьдесят-восемьдесят на сто?

Как цепко он ухватывает он суть. И как быстро переводит разговор от теоретических выкладок к практическим результатам.

- С тем типом - не помню фамилии, ну, который что-то такое про меня говорил, - ты дрался именно на мечах?

Воспоминание не делает мне чести и заставляет поморщиться.

- На саях. Ты их заметил, наверное. На стене, узкие парные кинжалы, с вилообразной рукояткой. Но это, повторюсь, ритуал. До мастера клинка младшему Бонэ далеко.

- А запись у тебя есть? - любопытствует Эрик неожиданно, но, неверно истолковав мою удивленную паузу, поправляется: - Или не мое дело?

Разумеется, парню интересно. Слишком мало вещей в его нынешней жизни сопряжено с жизнью прежней - и при этом не болезненным напоминанием, а просто увлечением. Наверняка фехтование - одно из них. И мне, чтобы преуспеть в благом деле адаптации барраярца к Цетаганде, необходимо не спешить и постоянно подкидывать ему крошечные намеки на схожесть наших миров.

- Есть, конечно. Идем.

Пока комм-пульт в моем кабинете сам выбирает заказанный диск из хранилища, я присаживаюсь прямо на подоконник с чашкой кофе в одной руке и пультом - в другой, а Эрик придвигает себе кресло.

- У вас вообще есть привычка записывать подобные вещи или этот случай чем-то отличился? - уточняет он.

- Привычка, - признаюсь честно. - Хотя я не очень понимаю ее смысла. В назидание потомкам, вероятно.

Или для развлечения родственников-барраярцев. Нажимаю на кнопку, запись начинает прокручиваться. Я смотрю не на изображение над видеопластиной - на Эрика. Он глядит, прищурясь, что-то хмыкает, пару раз просит поставить видео на паузу. Предложенных мною комментариев не потребовалось, опытному глазу и так все ясно, по крайней мере Эрик достаточно уверенно подытоживает, когда запись заканчивается:

- Понятно. Да, забавная у вас техника.

Это все комментарии? Я не успеваю еще перевести дыхания, как барраярец все же добавляет, отведя взгляд от финального стоп-кадра:

- Если я спрошу, что именно он тебе сказал, ты смолчишь?

- Тебе хочется слушать эту грязь? - невольно морщусь. Мало было парню проблем, так он решил себе еще добавить поводов для размышлений не лучшего характера? - Я не отказываю, просто...

- Если я не услышу, в чем там было дело, я воображу себе что-то похуже, - резонно возражает Эрик. - Уж на ругательства у меня фантазия богатая.

И не только фантазия. Значение некоторых эпитетов, допускаемых моим новым родственником в речь, понятно мне только приблизительно, а грамматические конструкции, их породившие, церемониально сложны. Так что придется отвечать и быть точным в формулировках.

- Мне было сказано, - сухо цитирую: - "Иллуми, ваша семья так заботится о низших расах, что впору предположить оригинальное увлечение. Ваш дикий родственник быстро сошелся с вашим братом... а потом и с вами, не так ли?" Ну и что-то, что тебе недолго осталось быть вдовцом Хисоки; я был уже настолько рассержен, что дословно не запомнил. - Отголоски пережитого тогда гнева заставляют меня хмуриться даже сейчас.

Как ни невероятно, но Эрик улыбается, чуть кривовато, но не яростно.

- Он имел в виду, что ты со мною спишь, и всего-то?

Всего-то?! Я так ошарашен отсутствием его гнева, что только киваю, и Эрик прибавляет, кажется, стараясь объяснить свою позицию:

- Ладно бы я разозлился, но ты чего? - и тут его осеняет, и улыбка сходит с лица. - Или у вас связь с инопланетниками идет за особое извращение? Вроде как не с людьми?

Придумал же, параноик! Впрочем, я и сам не лучше.

- Нет, - опровергаю я быстро. - Но это звучало так, словно ты попытался меня обольстить, ловко устроиться за счет семьи и тянуть из нее соки. Если ты понимаешь, о чем я. - Конечно, понимает. От этого все наши финансовые проблемы - или, точнее, проблемы с финансами, положенными ему по закону и по совести; его совесть их не способна принять. Ничего, способ обеспечить его деньгами я придумаю... - Соответственно, и я счел себя оскорбленным.

- Оскорбительно быть обманутым низшей расой? - хмыкает он, и меня снова окатывает иррациональной злостью. Он ведь низший, действительно - но я уже не могу воспринимать этот факт как должно, и злюсь от упоминания кажущейся низости Эрика, как злился бы, увидев нечто достойное, брошенное в грязь.

- Недостойно быть обманутым шлюхой, - отрезаю, чувствуя, что вступаю на рискованную территорию. - Которой ты не являешься.

Не надо было затрагивать скользких вопросов. Тихо, с тщательно скрываемой досадой, он тут же поправляет:

- Я ведь вправду с ним... - прикусывает губу и продолжает, - не важно, чем платить. Я согласился, чтобы мне заплатили моей шкурой. Это не деньги, но тоже... мало хорошего. В конце концов, я офицер и мужчина, а не беззащитная девица. Значит, выбирал сам и сам виновен.

Тема ему мучительна, как ноющий от давней боли зуб и, как тот же зуб, не дает покоя, вынуждая трогать ее вновь и вновь. Навязчивость боли иногда затягивает, а ведь он сам пару дней назад просил меня о ней не вспоминать - сколько же раз он обещал себе не поднимать эту тему даже и в мыслях?

- Слушай, хватит об этом, а? - прошу. Хватит с него самоедства. - Или тебе нужно все это выплеснуть, наконец, как грязную воду из чашки?

- Тебе неприятно об этом говорить, я вижу, - произносит Эрик мягко и отстраненно, замыкаясь на глазах, точно ключик повернули. - Извини. Замнем для ясности.

- Как хочешь, - вздыхаю. Сейчас мой гордец наверняка посчитает, что я посоветовал ему заткнуться, поэтому приходится добавить: - Я рад был бы дать тебе выговориться, но... не консервным же ножом вскрывать твое забрало?

Эрик невольно фыркает от смеха, представив картину, но добавляет серьезно:

- Да нет, не надо. Нет смысла жаловаться: чувствуешь себя все равно дураком, а толку чуть. Не солдатское это дело.

- У вас солдат - это на всю жизнь? - неожиданно интересуюсь. Какое мне за дело до того, что там принято у агрессивных варваров на дальней планете?

- Если кадровый, то на ее большую часть, - поясняет. - А форы вообще воинская каста.

- Тяжело, - констатирую. - Но все-таки не безнадежно. Послушай, тебя будет очень раздражать, если я начну задавать вопросы вроде того, как звали твою матушку и на каком дереве был твой детский домик?