Много проводили полетов, весь цикл летных испытаний. Па следующий, 1961 год был назначен парад наДень Победы, над Тушино. Собирались показать «95-е», «Эмки» мясищевские, и Казань к нужному времени сделала 13 самолётов Ту-22. Последней оттуда пригнали «24-ю» 2* . Это была первая машина с размещением ракеты под фюзеляжем. Когда подоспела и сама ракета, и аппаратура для ее пуска, то всё это установили на «24-ю» (позже, после парада, появилась и «25-я» – точно такая же машина). Она была готова, только оборудование было не отлажено. Так вот, ракету подвесили, покрасили в красный цвет, чтоб с земли хорошо видно на параде. Перегонял ее из Казани и назначен был на полеты на этой машине Елян Эдуард Ваганович – это была его тема. Поскольку самолет был такой один, то шел он лидером парада, а за ним – строй. Посадили командиром па этот самолет Калину, поскольку он считался лидером на «105-х». Елян тоже должен был лететь, но ему не повезло: на его машине начались всякие приключения. Пришла команда срочно на всех двигателях поменять узлы зажигания: фланец, а в него вворачивается свеча с проводами. Неважно было что-то с запуском. И представитель рыбинской фирмы (он и сейчас еще есть, я его в Жуковском встречаю часто. Джон .Алексеевич Шумкин, молодой парень, он из подводников пришел – в тельняшке, плечистый) уронил болт, когда откручивал свечной механизм, в двигатель. А руководил подготовкой к параду замминистра Лещенко. Он чуть ли не сам приходил смотреть на понурую голову Джона. Тут же дали команду поменять двигатель.

Меня только-только забрали в инженеры. Я до этого мотористом с Джоном очень много работал. Я говорю:

– Джон, давай мы сейчас с тобой подумаем, что делать.

– А чего?

– Ну, у тебя слух музыкальный, попробуй постучать по двигателю, возьмем киянку, постучим по двигателю, он начнет брямкать, где застрял.

Постучали, он брям-брям в самом низу. Я говорю: «Джон, есть идея!». Пошел на свалку, отодрал от старого самолета реле (катушечку релейную), припаял к ней два проводочка, привязал к ней хорошую нитку Маккией и говорю: «Джон, давай ее опускать туда потихонечку, и молоточком постукивать». Опустили мы ее туда, я и говорю: «Джон, теперь давай включать релюху в розетку!». Там розетки были под капотом. В розетку – раз! И говорю: «А теперь стучи молотком, чтобы сближались!». Он киянкой тук-тук, потом – цок – и засосали болт на релюшку. Говорю: «Смотри, чтобы концы не выскочили случайно из розетки!». Прихватили, и веревочкой вытащили – катушку и к ней прилипший болт. Лещенко тут же на коленке подписывает приказ (даже в трудовой книжке записан): объявили мне благодарность, и деньги какие-то я получил, чуть ли не рублей 200. А у меня тогда оклад инженерный был 137 рублей 50 копеек, и считалось, что мне очень повезло, потому что оклад молодого специалиста тогда был вообще 110 рублей.

Мы все порадовались. Я потом говорю: «Джон, давай мы это дело на поток поставим, ты будешь болты опускать, а я буду их вытаскивать! Но, наверное, долго не продержимся, потому что тут чекисты ходят рядом». Ну и начали готовиться к параду.

1* Реверс элеронов – явление, возникающее на приборной скорости около 830 км/час, когда при отклонении элеронов из-за крутки концевых профилей крыла (оно ведь не жесткое) возникает крен в сторону, обратную ожидаемой.

2* Нумерацию машинам на заводе дают при закладке, а выпустить могут, к примеру, 20-ю раньше, чем 15-ю. Вот так и получилось, что 13-м по счету в Казани сделали 24-й Ту-22.

А тут слу чилась еще интересная история. В один прекрасный день Ефимов меня подзывает (я носился по стоянкам), и говорит:

– Езжай в командировку.

– Куда?

– В Казань.

– Зачем?

– Вот тебе автобус, в Захарково 3* стоит самолет, тебя ждет, лети в Казань, привези запчастей для парада.

Я говорю:

– Юрий Георгиевич, ну как же я поеду? Во-первых, я в институте учусь, во- вторых, если я не то привезу?

– Некогда думать, привезешь, что сможешь. Все будет хорошо.

Дают мне командировку, допуск, денег не дают: «Давай быстрей». Я позвонил домой жене, жена мне приготовила быстро «тревожный чемоданчик» 4* , я заскочил в одну секунду, чемоданчик взял, в автобус – и едем в Захарково. А возглавляет эту экспедицию казанский представитель на нашей Базе Зиновий Матвеевич Эдельштейн. Он говорит: «Давай, заедем в гостиницу Москва, кое-кого возьмем». Ну, я не против, заедем, так заедем. Автобус – ПАЗ, с длинным носом, были такие 5* . Заезжаем в гостиницу Москва, заходим, в вестибюле стоят люди, я знаю только одного из них – Максимов Николай Иванович, директор Казанского завода, и с ним еще трое. Ну, думаю, ничего себе компания! Поздоровались, в машину – и поехали. Приезжаем в Захарково – туман, ничего не видно! Я думаю: теперь на лекцию не попаду, зря поехал, только время потеряли. Ну, подъехали к Ил-14. Выходит парень, командир, крепыш рыжий. Саша Манидин, докладывает: «Николай Иванович. все готово, можно лететь». – «Ну, садимся». Залезаем в самолет. В Ил-14 впереди сделан салончик небольшой, а дальше занавеска, и наложена хурда-мурда для завода – металл, какие-то профили, нагружен он достаточно солидно, чего-то везут. Садимся. Через короткое время – уже летим. Куда летим – ни хрена не видно, кругом туман, а Саня Манидин летит. С кем мы летели: Максимов, директор моторного завода, который с максимовским через забор, председатель Татарского совнархоза и директор завода, который делал радиооборудование. Четыре вождя, и я с ними, пацаненок. После взлета через несколько секунд появляются на столе бутылки. Начинается бал. Я тоже немножечко выпил. Бал все разгорается и разгорается. Потом я чувствую, что мне не надо больше. Я говорю:

– Я больше не могу.

На меня Максимов посмотрел и говорит:

– А чего ты не можешь?

– Да мне на работу, работать надо.

– Вот, нашелся работник! Он. значит, работает, а мы – пьяницы! Ты откуда такой взялся?!

И тут, как впоследствии стало ясно, я совершил крупную тактическую ошибку. Во время войны этот Максимов был на Казанском заводе главным контролером. Главным инженером был Корнеев Михаил Никифорович. И они были не очень дружны. Потом Корнеев ушел главным инженером ВВС, когда Ту-4 пошел. А позже, после смерти Сталина, он из ВВС пришел к нам на базу директорствовать. Я всего этого не знал. Максимов был маленького росточка. И когда он сказал: «Ты откуда такой взялся?», я говорю:

– Я от Корнеева, лечу к вам на завод для того, чтобы поставку запчастей организовать для парада.

Он на меня смотрит и говорит:

– Ты и твой Корнеев – вы оба жулики! Вы с меня штаны снять хотите!

Ну, я уже подогретый, смелый, я встаю, упираюсь головой в крышу Ил-14 и говорю:

– Николай Иванович, да зачем мне ваши штаны-то?!

Ну, он тут рассвирепел. Мне кажется, что все это было по-настоящему, но он наверняка решил над пацаном поиздеваться. Мне говорит:

– Иди в хвост, там у меня желтый чемодан лежит, принеси, там пистолет, я тебя сейчас застрелю!

Я чувствую, что надо как-то спасаться, не хочу, чтобы застрелили, я говорю:

– Нет-нет, Николай Иванович, я не пойду, я по работе, а подай-принеси, это не по работе, нет, не пойду!

Он, тогда сидя на диване, сделанном в салоне, полез под диван, упал, укатился под стол, потом оттуда вылезает и вынимает из-под дивана ружье.

– На вот, я Эйдельману купил ружье, а ты неси мой чемодан, будем сейчас стреляться!