Кроме того, отдельные фрески, похоже, воссоздавали занятия датинцев. Некоторые из них были узнаваемы, вроде сельскохозяйственных работ или столярных. О смысле других можно было только догадываться. (Что это? Церемония? Научные исследования? — Мертвые уже не расскажут.) Но среди этих занятий не было ни охоты, ни пастушества — если не считать животных, которых явно разводили ради шерсти, ни рыболовства; никто не ставил капканов и не забивал скот на бойне.

Все это, вместе взятое, могло означать лишь одно — вегетарианство. На Датине разумом обладали травоядные существа. Это не то чтобы обычно, но случается довольно часто. Нельзя сказать, чтобы души вегетарианцев были чище душ плотоядных или всеядных существ. Нет, но вот грехи у них иные. Однако хотя они могут легализовать дуэли и терпимо относиться к преступлениям, совершаемым из-за любви, но вот к войне они не стремятся, и даже самая мысль об охоте вызывает у них отвращение. Как правило, они живут стаями; эти стаи — семьи, кланы, племена, народности, не в названии дело — легко объединяются в более крупные образования по мере развития средств передвижения и коммуникации.

У шеннов же было все наоборот. Они убивали ради забавы, они поделили планету на поместья, они создавали оружие и строили боевые корабли, они угрожали соседней цивилизации, которая ничем их не оскорбила… «Короче, — подумала Чи Лан, — они ведут себя как люди. Если мы поймем, что породило их на свет, как они появились на этой некогда мирной планете, то, быть может, станет понятным, что нам с ними делать. Или, по крайней мере, что они намерены сделать с нами».

Подумать она не успела — неожиданно заработал коммуникатор. Это было устройство, которое передавало сигналы через кости черепа, так что их нельзя было подслушать. Тем не менее они с Фолкейном пользовались коммуникатором только в крайних случаях. Сигнал расшифровывался просто: «Возвращайся немедленно». Чи переключила импеллер на горизонтальную тягу и через дверь выскользнула наружу.

Холодно сверкали звезды, вспыхивали и тут же гасли зарницы. Решив, что в этот час ей опасаться некого, цинтианка надвинула на лицо маску и перевела импеллер на полный ход. Ветер засвистел в ушах. Путь предстоял неблизкий — сотня километров над закоченевшей пустыней.

«Через пень-колоду» притаился на дне высохшего, поросшего кустарником каньона, так что его было незаметно с высоты. На краю каньона находилось то самое поселение, где Фолкейн усердно занимался раскопками. Очутившись в тени, Чи изменила частоту световых импульсов своего фонаря: он теперь работал в инфракрасном спектре. Затем нажатием кнопки активировала инфракрасные фильтры очков. Осторожность у Чи Лан, как и у любого другого плотоядного, была в крови.

Она продралась сквозь заросли и зависла над шлюзом звездолета. Детекторы опознали ее, и Пень открыл клапаны. Чи рванула внутрь.

— Дэвид! — крикнула она. — Во имя Цуши, что случилось?

— Много чего, — голос его никогда еще не был таким невыразительным. Или это штучки интеркома? — Я на мостике.

Она могла бы пролететь по коридору, но решила, что будет быстрее и лучше поработать мышцами. На четырех лапах, воздев хвост, она помчалась по кораблю и плюхнулась в свое кресло. Глаза ее сияли зеленым пламенем.

— Няор! — воскликнула она.

Фолкейн поглядел на нее. С тех пор как она покинула корабль, он не сомкнул глаз; на нем был все тот же пропыленный комбинезон. Кожа его задубела от работы, под ногтями была грязь. Выжженный солнцем вихор топорщился над виском.

— Я принял сообщение.

— Что? — Она напряглась. — От кого?

— Лично от Старого Ника. Он на этой планете, вместе с Эдзелом. — Фолкейн повернулся лицом к главной панели управления, как будто там жил некий корабельный дух. — Прочитай текст сообщения еще раз, — приказал он.

Зазвучали суровые, гнетущие слова.

На мостике воцарилась тишина.

Наконец Чи шевельнулась.

— Что ты предлагаешь? — спросила она тихо.

— Подчиниться приказу, что же еще, — отозвался Фолкейн. Его голос был таким же бесцветным, как у компьютера. — Я боюсь, мы и так уже вернемся домой слишком поздно. Но сначала надо решить, как нам выбраться отсюда. По сведениям Пня, на орбиту выходят все новые и новые сторожевики. Очевидно, шенны наконец-то забеспокоились. Вопрос заключается в следующем. Что лучше: попытаться тихонько прокрасться, уповая на то, что нас не заметят, или рвануть вверх на полной мощности, надеясь на внезапность и на то, что удастся затеряться в пространстве?

— Последнее, — сказала Чи. — Наша спасательная операция наверняка вызовет переполох. Но если мы все прикинем, так, чтобы проскочить между патрульными звездолетами…

— Чего? — Фолкейн выпрямился. — Кого это ты собираешься спасать?

— Эдзела, — ответила Чи. Усы ее подрагивали. — И ван Рийна, разумеется. Мы ведь не можем бросить Эдзела тут, ты же знаешь.

— Нет, не знаю! Слушай…

— Да, мы с ним, бывало, ругались, — перебила Чи, — но он мой товарищ, да и твой тоже. — Она наклонила голову и поглядела на гермесца. — Я всегда считала тебя порядочным человеком, Дэви.

— Да, но… но я такой и есть! — воскликнул Фолкейн. — Разве ты не слышала? Приказ — отправляться прямиком домой.

— Да при чем здесь это, в конце-то концов? Ты что, не хочешь освободить Эдзела?

— Конечно, хочу! Даже ценой собственной жизни. Но…

— Но позволишь ему умереть только потому, что этот пивной бочонок ван Рийн что-то там сказал.

Фолкейн судорожно вздохнул.

— Слушай, Чи, — сказал он. — Объясняю еще раз. Ван Рийн хочет, чтобы мы бросили и его. Он даже не сказал нам, где они находятся. Он использовал волну, которая огибает планету. То есть он может быть где угодно.

— Пень, — обратилась Чи к компьютеру, — ты можешь определить, откуда велась передача?

— По структуре отражений от ионосферы — да, с высокой вероятностью, — отозвался компьютер. — Это большое поселение, сравнительно недалеко отсюда, мы его видели при входе в атмосферу.

Чи снова повернулась к Фолкейну.

— Понял? — спросила она.

— Я что-то понял, а вот ты ничего не поняла! — крикнул он. — Что судьба Эдзела и ван Рийна — и наша тоже — по сравнению с судьбой целых миров? Так уж получилось, что они не могут известить Лигу, а мы можем.

— Мы так и сделаем, только захватим с собой Эдзела.

— Но нас могут подбить, пленить или… — Фолкейн остановился. Потом заговорил вновь, уже спокойнее: — Я знаю тебя, Чи. Твои предки были хищными зверями, охотившимися в одиночку или малыми группками. Поэтому ты так себя и ведешь. Твоему миру ничего не говорит слово «нация». Идея жертвования собой ради общества для тебя пустой звук. Чувство долга у тебя не слабее моего, даже, может быть, сильнее, но оно обрывается на родичах и друзьях. Все так. Это я понимаю. Но пораскинь мозгами, постарайся понять меня. Как тебе еще объяснить? Одна жизнь не стоит биллиона жизней.

— Конечно, — согласилась Чи. — Но это не дает нам права забывать о друзьях.

— Послушай…

Фолкейн замолк на полуслове. На него в упор глядело дуло станнера. Будь Чи человеком, он, пожалуй, попытался бы выбить пистолет из ее руки, а так он знал, что не успеет. Поэтому он сидел не шевелясь и слушал.

— Я предпочла бы не оглушать тебя. Без твоей помощи у меня может ничего не получиться. Однако я все равно попробую. Давай поговорим начистоту, Дэви. Согласись, нам по плечу справиться с этими деревенщинами. Иначе нам прямая дорога в приют для слабоумных.

— Чего ты хочешь от меня? — прошептал он.

— Пообещай, что поможешь мне вытащить Эдзела.

— И ты мне поверишь?

— Да, потому что иначе один из нас должен будет умереть. — Пистолет по-прежнему нацелен был в лоб Фолкейну, но цинти-анка отвела глаза. — А я вовсе этого не хочу, Дэви.

Он целую минуту сидел неподвижно. Потом ударил кулаком по подлокотнику кресла и расхохотался:

— Идет, чертовка ты этакая! Шантажистка. Твоя взяла… и клянусь Иудой, я рад этому!

Кое-как засунув пистолет обратно в кобуру, Чи прыгнула к нему на колени. Он погладил ее по спине и почесал под подбородком. Она хвостом провела ему по щеке. И сказала: