Эти листы мне принес санитар, он нашел их у нашего грибника. Было удивительно читать это: шизофрения не расщепляла его «я», у него было что-то похожее на резонерство, и текст был вполне осознанным. Я решил навестить Александра.

– Мне довелось прочитать, что ты написал, – сказал я. – Ты правда, считаешь, что существование законов говорит о неэффективности ценностей общества?

– Да, – спокойно ответил он. – Человек – это открытая книга, в него можно записать все, что угодно, и он будет следовать этому сценарию. Запиши эгоизм – и он будет эгоистичным на протяжении жизни. Запиши добродетель – и он будет всеми силами стараться сохранить ее.

– Но в детстве обман – это развитие воображения. Впоследствии, когда человек вырастает, обман преобразуется в психологическую защиту, и, таким образом, человек продолжает жить во лжи.

– Каковы причины лжи? – спокойно спросил он, развалившись на кровати.

– Личная выгода любого характера, – ответил я.

– Если все дать в изобилии, то зачем врать изначально? Ребенок в таком обществе перестанет лгать, а все его вопросы должны быть удовлетворены и объяснены родителями. Если ребенок знает, что и почему, разве он станет исследовать? Бить, грызть и т.д.? Он будет удовлетворен этим.

– А как же воспоминания, которые с годами будут искажаться?

– Если человек будет знать это, то он не будет настаивать на чем-то другом.

– Утопия, не считаете? – спросил я.

– Отчего же? – удивился он. – Все реально, если этим займется государство, вынужденно или само по себе.

– Но это же орган власти. Как чиновники откажутся от нее? Придется же работать и заниматься прочей ерундой.

– В мире хватает ресурсов, а машины вполне могут заменять человека во многих отраслях, от приготовления пищи до сложных задач разных масштабов. Это было возможно еще в начале 2000-х. А люди никак не могут отказаться от власти. Она рудимент. Даже не то, что рудимент, а паразит.

– Это сложно представить, – сказал я, думая о том, что он не подает признаков шизофрении.

– Разумеется, это сложно представить человеку, прожившему почти целую жизнь. И чем старше человек, тем закоренелей его представление о том, что власть должна быть.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Замечательно, – ответил он.

– Галлюцинации беспокоят?

– Наверное. Я не знаю, сложно понять, где правда, а где вымысел.

– Опиши, что ты чувствуешь, – попросил я.

– Серега, ну зачем тебе это? Ты ведь не доктор, – ответил он.

– Мне интересно, – ответил я, понимая, что он лишь частично находится в здравом уме. Где-то на границе фантазии с реальностью.

– Ну, если тебе так интересно... Я вижу мир, словно в тумане, реагирую на все так, словно это не я управляю телом, а оно само движется. Я думаю, а губы сами шевелятся, и я озвучиваю мысли. Это как игра, только тут можно чувствовать боль и радость, но они затуманенные. А еще ты, Серега, какой-то странный: не молодой и не старый, никак не могу понять, сколько тебе лет. Мне легко философствовать, меня увлекает этот процесс, но как-то сложно думать о чем-то одном. С трудом, но мне удается. Записывать мысли получается лучше.

– А чем ты занимался до того, как попал сюда?

– Писательским делом.

– Ты писатель? – удивился я.

– Да. Косачев, можешь поискать, как выйдешь отсюда.

– Но это моя фамилия! – возразил я.

– Нет-нет, это моя фамилия, а ты найди себе другую.

Продолжать беседу я не стал. То, что мне показалось нормальным, оказалось бредом. В форме философии это выглядело разумным рассуждением, но когда я копнул чуть глубже, стало ясно, что я ошибся. Типичная шизофрения. Только мысли на листках были уж больно складно изложены. Это отвлекало, но я решил не заострять на этом внимание.

Александр подошел к окну, и, стоило мне только встать, он спросил:

– Кто эта девушка?

– Сюзанна, – ответил я, вспомнив, что она должна быть во дворе. И солгал, заметив, что он проявил интерес: – Это моя сестра.

Мне пришла в голову одна идея. Я хотел разыграть его галлюцинацию, чтобы попытаться выйти через чувства. Я направился к выходу, а он, будто назло, спросил:

– Симпатичная. У нее есть кто-нибудь?

Я повернулся, хотел было ответить, но Александр, видимо, уже успел получить ответ.

– Это хорошо. Познакомишь? – спросил он.

– Конечно, – ответил я и отправился к Сюзанне. Но стоило мне выйти из палаты, как в глазах помутнело и снова послышался женский голос: «Я принесла кое-что интересное посмотреть». Встречу с Сюзанной я отложил. Решил, что нужно полежать и немного отдохнуть. Как только лег, я начал думать над словами, которые звучали в голове. Посмотреть? Что посмотреть? И тут я вспомнил про флэшку, на которой хранилось видео, где Анну насиловали. Подумав, я решил, что, возможно, это мое подсознание намекает на что-то важное, и включил ноутбук.

Смотреть было больно, но на какой-то момент я отвлекся от того, что испытывала Анна, и внимательнее рассмотрел насильников. Один из них был тем, кого я выгнал, когда вернулся домой, а у второго подергивался уголок губ. На память мне пришел отец Сюзанны. Когда я сказал, что это он изнасиловал свою дочь, он занервничал и у него начался тик. Я сделал снимок экрана с его лицом, а затем скинул изображение на телефон. Качество видео было отличным, можно было отчетливо разглядеть каждый изгиб кожи. Раньше я думал, что пленка даст мне лишь понимание того, что съемка велась на очень дорогую камеру, а это означало финансовую независимость насильников. Но в свете новых событий я понял, что, возможно, нашел косвенного убийцу жены. Третий мужчина был довольно неприметным. Всех найти я не надеялся, но, по крайней мере, до одного мог добраться.

После того, как я поговорил с Сюзанной, ко мне пришла Анжелика, жена моего друга.

– Саш, мне нужна твоя помощь. Вася ко мне совсем охладел, – расстроенно сказала она. – Я по-разному пробовала до него достучаться, но он ведет себя так, будто мы не муж и жена, а просто сожители.

– Как в постели дела? – задал я обычный для подобных ситуаций вопрос.

– Нормально. Но редко, – коротко ответила она.

– Каким образом ты пробовала ему показать, что ты ему не сожительница, а жена?

– Говорила, показывала, кричала, игнорировала, менялась, критиковала.

Эх, – выдохнула она, – в основном, только крики и ругань.

– Женщины! – улыбнулся я. – Если тебе сказать, чтобы ты полюбила какого-то определенного человека, ты будешь к нему испытывать любовь?

– Нет. Нельзя так просто полюбить, – уверенно ответила она.

– А если на тебя накричать, ты полюбишь его?

– Нет, – уже расстроено ответила она, понимая, что попытки были безнадежными изначально. – Я уже вижу, что толку от этого нет. А что делать-то? Он не реагирует не на что!

– Не капай ему на мозги, это не поможет. Не нарушай его личное пространство без нужды. Начни вести себя так, как ведет себя он. Васе об этом не говори. Он, конечно, начнет беситься, а ты чередуй: то игнорируй, то люби его в ответ. И относись проще – я знаю, что тебе это не нравится, но нужно потерпеть. Он же с тобой, хотя мог бы быть с другой, правильно?

– Но меня раздражает его поведение!

– Я знаю, как это бывает. Человек вроде ничего не сделал, обычная фраза или просьба, а тебя это ужасно злит. Это из-за нервозности. Ты пьешь Персен или Ново-Пассит?

– Нет, перестала.

– А нужно! Разница огромная! Вот представь: ты просишь стул, а в ответ тебя им ударяют. Это без таблеток. А если с таблетками – ты просишь стул, и тебе его аккуратно подают. Это инверсионное олицетворение твоей реакции на ситуацию. Контролировать себя сложно: откуда-то появляется раздражительность, это все ухудшает твое состояние и без Васиного безразличного отношения. Так что не пренебрегай антидепрессантами. И когда он начнет проявлять к тебе чувства, не нужно сразу все бросать и повторять ситуацию снова. Этот метод тебе на всю жизнь.