Никольский посмотрел на его почти не тронутое загаром лицо. Сказал сочувственно:

– Кстати, завтра суббота.

Гэлбрайт понял это по-своему.

– Завтра очень удобный для нас с вами день, – сказал он. – Вернее, для естественной окраски визита Полинга в Копсфорт.

– Шурин будет безумно счастлив видеть его.

– Н-да… но предложите мне более оперативный способ разведки. – Минуту Гэлбрайт изучал пространство за окном. – В конце концов, мы оставляем за Полингом право пойти на попятный, если там запахнет паленым. Меня тревожит другое…

– Неопытность Полинга?

– Нет. Он сообразителен, умен. Меня беспокоит вопрос: располагаем ли мы достаточной суммой сведений о черноследниках. Голыми руками Нортона не возьмешь. Вызвать его на существенный разговор можно, лишь ошеломив фактами.

– Да, только так… Что ж, посмотрим, чем порадуют нас аналитики.

У Фрэнка, который провел это время в одной компании с черным футляром и немым стариком, сильно испортилось настроение, и он с несвойственным ему злорадством отметил про себя, что в темных очках долговязый Никольский выглядит просто нелепо (темные очки действительно не шли Никольскому), а упитанный шеф теряет изрядную долю солидности, когда вот так елозит в кресле, то и дело нервозно глядит на часы и, натужно посапывая, озирается по сторонам, словно забыл, по какому поводу здесь очутился. Прозвищем «Носорог» ребята наградили шефа очаровательно метко… Умный Носорог, грозный Носорог, праведный Носорог. Трудолюбивый и проницательный Носорог. Его, Носорога, слегка побаивались, но уважали. Интересно, какое прозвище у Никольского? Ведь есть же у него какое-нибудь прозвище. Восточного типа. Скажем, Лось или Зубр. Или совсем экзотично – Копыто…

Раздражение улеглось, и Фрэнк постепенно проникся сочувствием к этим двум корифеям оперативного сыска, несущим на своих давно не тренированных плечах бремя головоломных расследований и постоянных тревог за судьбы – только подумать! – всего человечества. Разумеется, он понимал, что, кроме сочувствия, корифеям нужна его помощь, и готов был землю рыть от усердия, но отчетливо сознавал, что в поединке с таким человеком, как Дэв, иметь в своем арсенале одно лишь усердие – это все равно что не иметь ничего…

– Не помню случая, когда бы аналитический цех укладывался в свои законные четверть часа, – прорычал Гэлбрайт.

– Не рискнуть ли нам попытаться в общих чертах предугадать результаты анализа? – невозмутимо предложил Никольский.

Гэлбрайт взглянул на него:

– Ну хорошо… Окинем ретроспективным взглядом события общеизвестные, но подозрительные в свете отобранных нами фактов. Вот, скажем, незавершенное дело трехлетней давности – авария на Сиреневом плато…

– Меркурий?

– Да. Позволю себе напомнить обстоятельства дела. Орбитальная станция «Гелиос-два» по неизвестной причине сошла с орбиты и врезалась в энергетический комплекс «Солар»…

– Припоминаю. И что же?

– Любопытен список участников спасательной экспедиции, сброшенной на руины «Солара». Вернее, список участников ее десантного авангарда.

– Я просматривал список. Там есть Кизимов, Нортон и Йонге. Но там нет Лорэ. – Никольский снял очки. – Послушайте, Гэлбрайт, космодесантник Лорэ вышел в отставку восемь лет назад. С тех пор постоянно живет на Земле и никакого касательства к Внеземелью уже не имеет. С другой стороны, мы уверенно полагаем, что «черный след» – феномен внеземельного происхождения.

– Итак, вы настаиваете, что Йонге, Кизимов, Нортон, Лорэ оказались носителями «черных следов» строго одновременно?

– Я ни на чем не настаиваю. Просто легче предположить, что эта… гм… – Никольский поиграл очками, подыскивая нужное слово, – феноменизация, что ли, настигла всех четверых одновременно, при одних и тех же условиях. Давайте договоримся не затрагивать пока событий, отмеченных более поздней датой, чем отставка Лорэ.

– Договорились. Положим в основу будущей версии принцип одновременности. – Гэлбрайт смотрел куда-то мимо Никольского.

У Фрэнка, внимательно следившего за разговором, складывалось впечатление, будто это не столько обмен информацией, сколько размышления вслух. Размышления осторожные, как осмотр обнаруженной бомбы с хитроумным устройством взрывателя.

– Принцип одновременности, – сказал Никольский, – дает нам реальный шанс взять быка за рога.

– Или хотя бы потрогать за хвост, – добавил Гэлбрайт. – Что ж, будем считать этот шанс главным доводом в пользу нашего договора.

– И единственное, что находится в нормальном соответствии с условиями нашего договора… во всяком случае, мне это так представляется…

– Да, – сказал Гэлбрайт, – «Лунная радуга».

Никольский с треском сложил дужки очков.

Фрэнк понял, куда нацеливались корифеи. В перекрестии прицела – разведочно-десантный рейдер «Лунная радуга». А точнее, вторая катастрофа на Обероне…

Момент, пожалуй, был любопытный: версия зачиналась на основе событий десятилетней давности. Нортон один из тех, кому во время этих событий удалось выжить… Фрэнк покосился на старика. Мистер Икс спокойно разглядывал черный футляр с ореховой тростью, и любопытный момент зачатия версии, казалось, ни в малейшей степени его не занимал.

– «Лунная радуга», – повторил Гэлбрайт, пальцами выбивая барабанную дробь на столе. – Экипаж – тридцать два человека. Капитан корабля Игорь Молчанов, штурм-навигатор Гюнтер Дитрих, первый пилот Меф Аганн…

– Начальник рейда на Оберон Николай Асеев, – подхватил Никольский. – Ну и… командир группы десантников Юс Элдер. Похоже, все, что касается «Лунной радуги», мы с вами знаем едва ли не наизусть. Симптоматично, Гэлбрайт. Очень симптоматично. – Никольский тоже побарабанил пальцами.

– Ну, если полный букет имен феноменальной четверки можно встретить лишь в списке десантной группы Элдера… Скажите, Никольский, а вас не смущает тот факт, что события на Обероне имеют без малого десятилетнюю давность?

– Смущает. В том плане, что мы, очевидно, плохо работаем. Не знаю, надо ли ставить это в упрек только отделам наблюдения, но ситуация совершенно скандальная: сегодня мы занимаемся тем, чем обязаны были заняться по крайней мере лет восемь назад…

– А в идеале сразу после злополучного рейда «Лунной радуги», – подхватил Гэлбрайт.

«Пароксизм самобичевания, – подумал Фрэнк. – Каждый раз та же самая песня: плохо работает, недосмотрели, недоучли… Неужели им никогда не понять, что идея „космической предусмотрительности“ – это просто мыльный пузырь ненормально большого размера?!»

– Простите, – не выдержал он, – можно вопрос?

– Можно, – позволил шеф и свирепо взглянул на часы. – Но учтите, Полинг, времени у вас немного – на полсекунды больше, чем продлится безобразное молчание аналитиков.

– Спасибо, учту. – Фрэнк обратился к Никольскому: – Мистер Никольский… вот вы говорите: плохо работаем. Верно. А почему, как по-вашему?

На лице Никольского появилось странное выражение. Бесцветным голосом он произнес:

– Полагаю, это не относится к предмету нашего следствия.

– Вы правы. Это относится к направлению нашей стратегии в целом.

– Ах стратегии!.. – повторил Никольский, и странное выражение на его лице обозначилось еще отчетливее.

– Хочу заранее вас успокоить: в мои намерения не входит праздное вопрошательство, – продолжал Фрэнк. – Я для этого слишком рационален. Итак, я осмелился затронуть тему, которая в нашей служебной среде, мягко выражаясь, не популярна… Волею судеб или, лучше сказать, под давлением обстоятельств создано Управление, определены задачи, укомплектован штат – два чудовищно разбухших филиала. Солидные средства, грамотный персонал, новейшая техника, а работаем из рук вон… Скверно, в общем, работаем. Вот вы помянули отделы наблюдения… А если глубже? Если нет у нас гибкой функциональной программы? Ведь не секрет, что наши рабочие методы сплошь и рядом себя не оправдывают. А может быть, вообще дело не в этом и мы и наши методы здесь ни при чем? Может, дело в природной ограниченности функциональных возможностей нашего мозга?