— Не виноват, — согласился Павел. — И мы, кстати, не грыземся… Все будет нормально. Только позже.

— Паш, ведь, фактически, у тебя нет оснований на них злиться. Основания есть у Кати, но она-то как раз молодец. А ты заводишься…

— Слушай, — Павел начал на самом деле заводиться, — давай эту тему прикроем. Что ж это такое — у меня чувство, будто последние пару месяцев мы только и делаем, что выясняем отношения! То я работаю психологом, то ко мне психолог подваливает! Витька, прекращайте эту ерунду, а то я, правда, взбешусь. Давайте уже нормально жить, а? Пусть они делают, что хотят, мне все равно, понимаешь?

Виктор нырнул в капсулу. Спустя несколько секунд оттуда донесся его приглушенный голос:

— В том-то и дело, что тебе не все равно. И однажды тебя это стукнет. Это сейчас тебе кажется, что все нормально, пока ты злишься. А вот будешь ты как-нибудь вымотанный, усталый и перенервничавший, вот тогда тебя и приложит.

— Спасибо, я постараюсь это как-нибудь пережить, — вздохнул Павел.

Весь день, пока Виктор и Михаил работали на планете, Павел провел у грузового шлюза — приемка и распределение сырья с планеты тоже было не самым легким занятием. Федор же в это время следил за переработкой льда в пригодную для употребления воду, которая помещалась в отремонтированный четвертый резервуар. Девушки, как всегда, были на подхвате — Катя помогала Федору, Юля — Павлу, Варя занималась уже привычным для себя занятием — дежурством по столовой, а Лиэлл из рубки следила за ребятами на планете.

В таком темпе они проработали шесть дней, на седьмой оставалось два последних рейса. Павел с Федором уже собирались идти надевать скафандры, когда Виктор позвал их в рубку.

— Ребята, мы выбили почти весь чистый лед из пятого квадрата. Будет лучше, если сегодня вы перейдете в шестой. Там мы еще не брали ничего, целина нетронутая… Единственное «но» — в шестом квадрате явно прослеживается расщелина. В принципе, снега и льда там столько, что она засыпана, видимо, до самого дна. Посмотрите топограмму.

После прослушивания инструкций «как быть осторожным около пропасти, заполненной снегом», они получили добро на выход и отправились одеваться.

Уже около шлюза Павел притормозил — показалось, что левый ботинок вот-вот расстегнется. Федор прошел внутрь, а он наклонился проверить застежку. Выпрямился и увидел прямо перед собой серьезное лицо Лиэлл.

— Проводить пришла? — заставил он себя улыбнуться. — Сегодня заканчиваем.

— Я знаю, — без улыбки откликнулась она. — Я проводить, да… Паша, я вас очень прошу — будьте сегодня аккуратнее. Я чувствую, что там опасно.

Павел приятно удивился. Она за него волнуется. Надо ее успокоить, что они там не видали, на этой снежной равнине.

— Ли, не переживай, — осторожно дотронулся он рукой в перчатке до ее плеча. — Мы там уже каждый метр знаем. И там никого нет. Все будет нормально, не беспокойся. К тому же, всего два рейса осталось. Завтра мы отсюда уже улетим.

— Да, конечно, — согласилась она. — Наверное, это я просто устала ждать. Так тоскливо сидеть в рубке, когда все работают, — она постаралась улыбнуться, но у нее плохо получилось.

Что ж ты так волнуешься, милая, — подумал Павел и поймал себя на знакомом желании снять перчатку и погладить шелковые волосы, притянуть ее к себе, обнять и успокоить. Ладно, сейчас Мишка освободится, и все у нее будет. Сам удивился, как легко это подумалось. Вот значит, почему Катя тогда так спокойно говорила о «человеческих» глазах Михаила.

Знать, что ей будет хорошо — и больше ничего не надо. Не надо? А, черт…

— Спасибо, Ли, мне пора, — отстранился он. — Счастливо! Не грусти.

— Счастливо, — эхом отозвалась она. — Будь осторожен, Паша!

Уже в капсуле Павел вспоминал это ее тревожное прощание, и на душе одновременно делалось не по себе, от холодка — а вдруг она права? — и от тепла, с которым она это сказала. Вот ведь… Неужели теперь всю оставшуюся жизнь он будет, как во втором классе, считать взгляды и мерить температуру произнесенных слов, оставшихся «от щедрот» с барского плеча другого? Дурак.

— Адмирал, отключи разгонные, входим в атмосферу, — шутливо, но с тенью беспокойства произнес в наушниках Лобанов.

Павел снова чертыхнулся сквозь зубы и выключил разгонные двигатели. Точно, совсем дурак.

Капсулы они посадили на изрядно потрепанном пятом квадрате, ближе к границам шестого. Выкатить автопогрузчики, приспособленные для перевозки глыб льда, достать излучатели, и — вперед, заре навстре… тьфу, она на орбите осталась… Ну, равнинам снежным навстречу.

Первый рейс они завершили удачно, две полные капсулы были доставлены в грузовой шлюз и разгружены довольно быстро.

— Отдыхать будем? — спросил Федор, по блестящим глазам которого ясно читалось — давай уже побыстрее сделаем это, а потом отдохнем на всю катушку!

— Давай не будем, — усмехнулся Павел. И правда, чего ждать? — Ли, мы выходим в последний рейс, давай трехминутную готовность на открытие шлюза.

— Хорошо, — после секундной заминки отозвалась Лиэлл из рубки. — Даю трехминутную готовность. Паша, пожалуйста…

— Я помню, — поморщился Павел и надел шлем. — Все будет нормально, Ли.

— Я за ним прослежу! — бодро встрял Лобанов и полез в свою капсулу.

— Конечно, как же я, без тебя-то, — пробурчал Павел.

— Катя, зайди в рубку, — попросила по громкой связи Лиэлл. — Готовы новые диаграммы с зондов. Ты просила сообщить.

Виктор кивнул — иди, надо! — и Катя побежала в рубку. Сейчас, быстренько проверю, и обратно, а то Виктору одному тяжело, за всем не уследишь.

— Давай диаграммы, — влетела она в двери. Лиэлл щелкнула клавишей, и на центральном мониторе поползли знакомые тонкие, но слегка вздрагивающие линии. Черт, опять помехи какие-то… Искажения? Атмосфера шалит, — покачала головой Катя, — на волны передач действует. Со вчерашнего дня помехи явно усилились.

— Ли, как связь? — на всякий случай спросила она.

— Плохо, помехи периодически, — недовольно ответила Лиэлл. — А сейчас мы вообще ушли на противоположную сторону планеты, связь совсем пропала.

— Я пойду обратно, там Витька запарился один, — сказала Катя. — Ты сообщи по громкой, когда связь появится, я еще следующий цикл посмотрю.

— Если что, я позову, конечно, — напряженно улыбнулась Лиэлл.

Волнуется? — удивилась Катя. Странно.

— Пашка, смотри, какой там удобный валун, — ткнул рукой вправо Лобанов. — Если лучом подплавить с той стороны, вот так и вот так, — рука вырисовывала в воздухе сложные стереометрические фигуры, — то двумя взмахами мы его отломаем. А потом вот здесь распилить — и готов груз на оба кузова. Пошли?

— Погоди, Федь, этот валун уже не в шестом квадрате. Мы с той стороны топограмму не смотрели, — помотал головой внутри шлема Павел.

— Да ладно, это ж два шага! — искренне изумился Лобанов. — Это ближе, чем мы сейчас пойдем в шестой!

Павел махнул рукой — спорить со спецом по нештатным, который что-то решил, было совершенно безнадежным мероприятием. Тем более, и правда…

— Погоди, я с Катей свяжусь, — придержал он Федора и попробовал выйти на связь с рубкой. Ну, вот, а связи-то и нет.

— Да они на той стороне сейчас, ждать еще минут пятнадцать, пока они смогут сигнал поймать, — нетерпеливо объяснил Лобанов. — Пошли, а? Или ты оставайся, а я пойду.

— Нет уж, — возразил Павел, — ты подождешь тут, а если все нормально — пойдешь с погрузчиком.

— Пашка, ты меня опять зажимаешь, — недовольно надулся Федор.

— А ты пользуешься тем, что я не хочу тебя на Копаныгина сегодня менять, — беззлобно огрызнулся Павел. — Все, я пошел, не надо песен.

И он решительно зашагал к валуну, перехватив поудобнее излучатель.

— И вот так всегда, — обиженно проворчал в наушниках Федор.

Катя дошла почти до самого грузового отсека, как вдруг ее озарило. Виктор уже подзывал ее издалека, чтобы она помогла ему с автопогрузчиком, а она не могла двинуться с места.

«…Катюша, я понимаю, что вам это вряд ли пригодится на корабле, да и на второй планете Шедар это вам тоже вряд ли понадобится, — тихий смех ее преподавателя Кирилла Николаевича, — но вы запомните: вот этот приборчик вам всегда поможет отличить почву от, скажем, льда. Посмотрите на картинку — видите, эти как будто вздрагивающие линии? Это не помехи, Катюша, это колебания, свидетельствующие о возмущении сейсмологической обстановки в Антарктике, во льдах. Да, я знаю, что предвестники землетрясения выглядят иначе, но то земля, милая моя, а то — ледовая толща…»