Зверь прижался спиной к углу и уставился на серебряный клинок, как кролик на удава. Его губы приподнялись в оскале, открывая острые блестящие зубы.

– Зачем ты хочешь его убить? – голосом внезапно проснувшейся от длительной спячки совести вопросил незнакомец.

– С чего ты взял? – искренне удивилась я и слегка замешкалась с наступлением.

Оборотень быстро воспользовался моей оплошностью и принялся карабкаться вверх по стене, ловко цепляясь серповидными когтями.

– Ты гоняешься за ним с кинжалом. Зачем еще это делать?

– Мне просто нужна кровь оборотня, – спокойно, как младенцу, пояснила я, вцепившись в волчий хвост мертвой хваткой.

А он силен! Лезет себе вверх, словно мой вес для него ничего не значит. Впрочем, возможно, так оно и было.

– Хочешь выпить всю кровь? – ужаснулся незнакомец – Даже вампиры так не зверствуют!

– О Всевышний! – воскликнула я, упираясь ногами в стену, чтобы монстру стало немножко тяжелее, но не преуспела. Зверюга волок за собой, как тяжеловоз тележку сена – легко, непринужденно клацая когтями по булыжнику. – Зачем же всю? Мне нужно всего лишь круг магический начертить. И вообще, ты на чьей стороне?

– На своей.

– Понятно. А выбираться как думаешь?

Ответа не последовало. Зато оборотень благополучно добрался до потолка, и лезть дальше стало некуда. Он зацепился когтями под потолком, как гигантских размеров летучая мышь. Я же висела на хвосте, и не скажу, что сие обстоятельство радовало.

– Понятия не имею, – признался узник.

Очко в его пользу. Мужик не боится расписаться в собственной беспомощности. Хотя, учитывая его положение, что еще ему оставалось?

– Вот видишь. Не знаешь, а уже критикуешь, – кряхтя от натуги, заметила я.

Масса сил уходила на то, чтобы не разжать немеющие от усилий пальцы. Я уж было собралась толкнуть проникновенную речь о черной неблагодарности узников на фоне моих героических усилий, направленных на спасение, но тут произошло непредвиденное. Когти оборотня с душераздирающим скрежетом соскользнули, и мы дружным дуэтом полетели вниз, издавая вопли вперемешку с руганью, кто во что горазд. В полете мне удалось извернуться, и в итоге я грохнулась прямо на спину лохматого зверя. Оборотень взвизгнул и сделал прыжок в сторону, пытаясь сбросить ненужного наездника на пол. Но, на его беду, встреча с каменной поверхностью пола, устланной грязной подстилкой сомнительного происхождения, не входила в мои планы. Мы лихо промчались по комнате со скоростью почтовой кареты. Волк ежесекундно взбрыкивал, совершал какие-то невообразимые кульбиты, но я крепко зажала бурую шерсть в кулаках, так что отодрать можно было только вместе с изрядным куском шкуры.

Необходимо было что-то предпринять, иначе я сильно рисковала провести ночь, катаясь на аттракционе «обезумевшая нежить». К слову сказать, монстр абсолютно не заботился о комфорте седока, и я полностью изведала непередаваемый букет ощущений, что испытывает коктейль, когда его взбивают в шейкере. Организм стонал и болел так, словно меня долго били ногами и пару раз добавили палкой. В голове шумело, тошнота накатывала волнами. Пришлось пригрозить излишне ретивому скакуну клинком, дабы поубавить немного его прыть. Оборотень дал по тормозам, заставив всадницу сделать головокружительное сальто и впечататься в противоположную стену, что радости, понятное дело, не прибавило.

Я сползла по скользкому булыжнику на пол, едва прикрытый гнилой соломой, в которой наверняка кишели паразиты, ругаясь и клятвенно обещая монстру устроить персональный ад на земле за жестокое обращение с моим хрупким телом. К концу тирады оборотень так проникся, что утратил волю к сопротивлению и обреченно забился в угол, где тихо подвывал от ужаса, оплакивая свою горькую судьбину.

– Смотри, что ты наделала! – голосом, полным негодования, заявил подвешенный.

– Интересненькое дельце, – возмутилась я несправедливостью обвинения. Вот и помогай после этого узникам, в ответ получишь сплошную неблагодарность. – У меня все тело в синяках, а сочувствие вызывает волк? Ладно. Если несколько капель крови оборотня тебе дороже собственной свободы – пожалуйста, виси себе на здоровье. Я не навязываюсь.

Но мужик почему-то не оценил широты жеста и оставаться в камере не пожелал. Удивляясь непоследовательности его действий, я одернула сбившийся халат, попыталась отряхнуть его от грязи, что, признаться, не сделало некогда белую ткань чище, надела правую тапку, а за второй лихо допрыгала до противоположной стены, куда она была отброшена во время безумной скачки. Оборотень наблюдал за моими действиями огромными от страха глазами с видом незаслуженно побитой хозяйкой собаки.

Я подошла к нему, совершенно не опасаясь клыков, когтей или внезапного нападения. Вот уж никогда не думала, что порождения тьмы, которыми принято пугать непослушных чад, могут быть столь трогательно милы.

– Да ладно тебе, – как могла ласково произнесла я. – Я возьму совсем немного. Это совершенно не опасно для такого крупного зверя, а лекари вообще говорят о пользе кровопускания для организма.

– Да? – тут же встрял в монолог обнаженный. – Тогда почему бы тебе не пожертвовать свою?

Глаза волка засветились надеждой.

– Если кто-то не заткнется, его перенесут из списка спасаемых в список добровольных жертв, – скрипнула зубами я.

Угроза подействовала; мужик в очередной раз заткнулся, хотя сопел очень возмущенно. Будет ли он и дальше мешать процессу дурацкими комментариями, покажет время. А сейчас я и этой передышке рада.

Вервольф понял – отвертеться все-таки не выйдет, и в его янтарных глазах появилась неизбывная тоска обреченного на мучительную смертную казнь. Он тяжело, с надрывом вздохнул, демонстративно закрыл очи правой лапой, чтобы не видеть произвола некроманта с кинжалом в руке, а мелко дрожащую левую храбро протянул для экзекуции. Чувствуя себя мучителем несчастных животных, я приняла когтистую конечность и полоснула лезвием. Лапа в руке ощутимо дрогнула. Надрез получился качественный; достаточно глубокий, чтобы получить нужное количество крови, но совершенно не опасный для дальнейшего существования нежити, если не считать прискорбного факта, что нанесенные серебром раны оборотни залечивают дольше обычного. Ничего, ради свободы можно потерпеть некоторые неудобства. Волка пришлось уговаривать пройти со мной круг, так как емкости для сбора крови все равно не было, и совершить задуманное, не таская за собой донора, не получалось. Нарисовав еще несколько необходимых для поднятия мертвецов рун, я с чувством профессиональной гордости полюбовалась на творение своих рук. Хотя, если честно, в камере не хватало света, чтобы оценить правильность написания, но тут уж не до каллиграфии. В конце концов, это не первый ритуал, который я провожу, и сейчас главное – сделать все правильно, а эстетической составляющей можно пожертвовать.

Отпущенный на свободу оборотень осторожно отполз в угол, где лишился чувств от нервного потрясения. Надо же, какая чувствительная нежить пошла! Слопать меня на обед – это пожалуйста, а стоило пролить немного крови хищника, так он в оборок падает. С такой ранимой психикой ему бы стихи писать, а не шерстью покрываться в полнолуние. Хотя… Одно другому не мешает. Кто знает, чем именно волк занимается в своей человеческой ипостаси. Может, пасет овечек на лугу и параллельно сочиняет балладу о весеннем ветерке.

Напевая привычные заклинания, я обошла сотворенный круг и замкнула его. Раскинув руки в стороны, словно хотела обнять весь мир, я искала отклик своей стихии – некромантии. Обычно смерть не призывают. Она сама приходит, и ее приходу не рады. Я же чувствую ее в мертвецах, смирно лежащих в могилах, в призраках, витающих там и сям, во всех не живущих. Сейчас же я старалась сосредоточиться на определенной смерти. Той, что ощутила на местном кладбище, надеясь, что крови оборотня для этого хватит. Тщетно. Не хватило. Но прежде чем окончательно предаться отчаянию, признать поражение и расписаться в бессилии, я почувствовала слабый отклик. Тихий, тоненький, как язык холодного пламени, если бы таковое существовало, сначала он появился в единственном числе и робко постучался в подсознание. Я практически не обратила на него внимания, но тут он принялся размножаться, и вот уже множество откликов, как маленькие ледяные снежинки, вьюгой бьются в мозгу.