море по-прежнему стонет,

Кидаясь на серый шуршащий песок

на берег Поманока.

И желтый растет полумесяц - он

опускается, никнет, лицом едва

не касается волн.

И вот восторженный мальчик с

босыми ногами в воде, с волосами

по ветру,

Любовь, таимая прежде, потом

сорвавшая цепи и ныне -

заполыхавшая вдруг,

Значенье той песни, глубоко

запавшее в душу,

И на щеках непонятные слезы,

Беседы - втроем, и звуки, и

полутона,

И дикое старое море, чей ропот

угрюмый

Сродни был вопросам, теснившимся

в сердце ребенка,

И выдавал давно потонувшие тайны

Грядущему поэту любви.

Демон иль птица (сказала душа

ребенка),

Ты пел для супруги? Иль, может

быть, пел для меня?

Еще не прощался я с детством, уста

мои спали,

Но вот я услышал тебя,

И мне открылось, кто я; я проснулся,

И тысячи новых певцов, и тысячи

песен - возвышенней, чище,

печальнее песен твоих,

И тысячи откликов звонких

возникли, чтоб жить со мной,

Жить и не умереть никогда.

О ты, певец одинокий, ты пел о себе

- предвещая меня,

И я, одинокий твой слушатель, я,

твой продолжатель,

вовеки не смолкну,

Вовеки не вырвусь, и это вовеки, и

стоны любви в душе

не стихнут вовеки,

Вовеки не стану ребенком,

спокойным, таким же, каким был

когда-то в ночи,

У моря, под желтой отяжелевшей

луной,

Где все зародилось - и пламя, и

сладостный ад,

И жажда моя, и мой жребий.

О, дай путеводную нить! (Она где-то

здесь, во мраке.}

О, если вкусил я так много, дай мне

вкусить еще!

Одно только слово (я должен его

добиться),

Последнее слово - и самое главное,

Великое, мудрое, - что же? - я жду.

Иль вы мне шепнули его, иль

шепчете, волны, издревле.

Из ваших ли влажных песков иль из

пены текучей оно?

Что ж отвечаешь ты, море?

Не замедляя свой бег, не спеша,

Ты шепчешь в глубокой ночи, ты

сетуешь перед рассветом,

Ты нежно и тихо лепечешь мне:

"Смерть".

Смерть и еще раз смерть, да, смерть,

смерть, смерть.

Ты песни поешь, не схожие с

песнями птицы, не схожие с теми,

что пело мне детское сердце,

Доверчиво ластясь ко мне, шелестя у

ног моих пеной,

Затем поднимаясь к ушам и мягко

всего захлестнув, -

Смерть, смерть, смерть, смерть,

смерть.

И этого я не забуду.

Но песню, которую темный мой

демон, мой брат,

Мне пел в ту лунную ночь на седом

побережье Поманока,

Я сплел с моею собственной песней,

С миллионами песен ответных,

проснувшихся в этот час,

А в них - слово неба, и ветра,

И самой сладостной песни,

То сильное мягкое слово, которое,

ластясь к моим ногам

Или качаясь, подобно старухе в

прекрасных одеждах,

склонившейся над колыбелью,

Шептало мне грозное море.

КОГДА ЖИЗНЬ МОЯ УБЫВАЛА

ВМЕСТЕ С ОКЕАНСКИМ ОТЛИВОМ

<>

1

<>

Когда жизнь моя убывала вместе с

океанским отливом,

Когда я бродил по знакомым

берегам,

Когда проходил там, где рябь прибоя

всегда омывает тебя,

Поманок,

Где волны взбегают с хрипом и

свистом,

Где неистовая старуха вечно

оплакивает своих погибших детей,

В этот день, это было поздней

осенью, я пристально смотрел на

юг,

И электричество души сбивало с

меня поэтическую спесь -

Я был охвачен чувством, что эта

кромка отлива,

Ободок, осадок, воплощает дух

моря и суши всей планеты.

Мой зачарованный взгляд обращался

на север, опускался, чтобы

разглядеть эту узкую полоску,

Солому, щепки, сорняки и

водоросли,

Пену, осколки блестящих камешков,

листья морской травы,

оставленные отливом отбросы,

Я проходил милю за милей, и

разбивающиеся волны ревели

рядом со мной.

И когда я снова и снова искал

подобия,

Ты, Поманок, остров, похожий на

рыбу, преподнес мне все это,

Пока я бродил по знакомым берегам,

Пока с наэлектризованной душой

искал образы.

<>

2

<>

Когда я брожу по незнакомым

берегам,

Когда слушаю панихиду, голоса

погибших мужчин и женщин,

Когда вдыхаю порывы неуловимых

бризов,

Когда океан подкатывается ко мне

все ближе и ближе с такою

таинственностью,

Тогда для бесконечности я тоже

значу не больше,

Чем горсть песчинок, чем опавшие

листья,

Сбившиеся в кучу и завалившие меня,

как песчинку.

О, сбитый с толку, загнанный в угол,

втоптанный в грязь,

Казнящий себя за то, что осмелился

открыть рот,

Понявший наконец, что среди всей

болтовни, чье эхо

перекатывается надо мной, я

даже не догадывался, кто я

и что я,

Но что рядом с моими надменными

стихами стоит мое подлинное

Я, еще нетронутое, невысказанное,

неисчерпанное,

Издали дразнящее меня шутовскими

песенками

и поздравлениями,

Взрывающееся холодным

ироническим смехом над любым,

написанным мною словом,

Молча указывая сначала на мои

стихи, потом на песок

под ногами.

Я осознал, что действительно не

разбирался ни в чем,

ни в едином предмете и что никто

из людей не способен

разобраться,

Здесь, у моря, Природа

использовала свое превосходство, чтобы

устремиться ко мне и уязвить

меня,

Только потому что я осмелился

открыть рот и запеть.

<>

3

<>

Два океана, я сблизился с вами,

Мы ропщем с одинаковой укоризной,

перекатывая неведомо зачем

волны и песок,

Этот сор и дребезг - вот образ для

меня, и для вас, и для всего

сущего.

Вы, осыпающиеся берега со следами

разрушения,

И ты, похожий на рыбу остров,

приемлю то, что у меня под

ногами,

Что твое, то и мое, отче.

Я тоже - Поманок, я тоже пенился,

громоздил бесконечные

наносы и был выброшен на твой

берег,

Я тоже только след прибоя и

осколков,

Я тоже оставляю на тебе, похожий на

рыбу остров, свои

обломки,

Я бросаюсь к тебе на грудь, отче,

Я так к тебе прижимаюсь, что ты не

можешь меня оттолкнуть,

Я стискиваю тебя до тех пор, пока

ты мне не ответишь хоть

чем-нибудь.

Поцелуй меня, отче,

Коснись меня губами, как я касаюсь

любимых,

Шепни мне, покуда я сжимаю тебя,

тайну твоего ропота, которой

я так завидую.

<>

4

<>

Отливайте, волны жизни (прилив

еще повторится),

Неистовая старуха, не прекращай

своих рыданий,

Бесконечного воя над погибшими,

но не бойся меня, не отвергай

меня,

Не ропщи так хрипло и сердито, не

буйствуй у моих ног, когда

я касаюсь тебя или заимствую у

тебя силы.

Я с любовью думаю о тебе и обо

всем,

Я делаю выводы за тебя и за тот

призрак, что свысока

наблюдает, как мы пролагаем

путь, но следует за мной

и за всеми нами.

Это я и все мы - разметанные

наносы, мертвые тельца,

Снежная белая пена и пузыри.

(Смотри, тина опадает наконец с

моих мертвых губ,

Смотри, мелькают и искрятся все

цвета радуги),

Пучки соломы, песок, обломки,

Поднятые на поверхность многими

противоборствующими

настроениями,

Шторма, штиля, темени, зыби,

Обдумывание, взвешивание, вздох,