- Бомбер знает гораздо больше, чем рассказал мне, - сказала я. - Уверена, он получит то, что хочет. Сегодня. Возможно, уже получил. Как - не спрашивай, не знаю. Его целью был Человек-Цыпленок, у него на Цыпленка свои планы, иначе, думаю, он бы давно нашел, как вытащить проглоченное зерно из меня и умыть руки...

  - Не думаю, что это возможно. Вытащить из кого-то проглоченное зерно. Видишь ли, зерно...

  - Эдуард, Бомбер чертовски опасный тип. Он поджег Церковь. У него было, как ты говоришь, это редкое зерно-поджигатель. Он угрожал мне, и его угрозы не были пустым звуком. Он получит свое. Более того, проглотив зерно 'А', не станет скрывать этот факт, как Человек-Цыпленок. Если он знает, - я сглотнула слюну, - как подчинить себе рядовые зерна, он это сделает. Вероятность того, что в Пороге появится новый поганец, зашкаливает.

  - А ты?

  - А что я? Я - нейтральная сторона. Бомбер знает мою позицию, знает, что я не стану вмешиваться в его грязные делишки. Именно поэтому он для меня не угроза. А я - для него.

  В коридоре послышался топот шагов, открылась дверь и двое мужчин в халатах ввели в палату парня с перемотанной головой. Его голова походила на голову снеговика. За бедолагой по пятам следовала молодая женщина с перекошенным от волнения лицом.

  - Прошу прощения... - начал было медбрат.

  - Считайте, нас уже нет.

  Эдуард рукой обвил меня за талию и вывел в коридор. Даже не смотря на то, что мы оба были грязные, в засохшей крови и пахли отнюдь не миндальными пирожными, он все равно выглядел как полубог. Его осанке мог позавидовать любой морской офицер.

  - Куда пойдем? - спросила я.

  - Пожалуй, тебе следует...

  - Черта с два! Я не уеду, пока состояние Влада не нормализуется. Это не обговаривается, Эдуард.

  Он вздохнул:

  - Тогда - не первый этаж.

  - Вот вы где!

  София догнала нас. В ее руках было два белых пищевых контейнера. На верхнем контейнере стояли две пластиковые чашки с кофе, и пакетик с апельсиновым соком. Ни капельки кофе не выплеснулось, пока она шла.

  Мы расположились на одном из диванов. Не смотря на максимально приближенную к домашнему очагу атмосферу, я ни на секунду не забывала, где нахожусь.

  Здесь все пахло больницей: каждая подушка, каждая страница в сваленном кучей на журнальном столике глянце, каждый листок растущего в кадке розового куста пропитались запахом больницы. Даже украшенная 'дождиком', гирляндами и пузатыми шарами елка словно бы несла на себе штамп: 'Да, приятель, это все еще больница!'

  Я почти не чувствовала вкуса еды. Что было в контейнерах? Картофель, отбивная, салат, брокколи и кусок подгоревшей запеканки ('новогоднего пирога', как сказала София). Еда горячими кусками проваливалась по пищеводу в желудок, принося насыщение, но не удовольствие.

  Не у кого ни спрашивая, я закурила. Ко мне тут же подбежали и велели немедленно потушить сигарету. Тогда я вышла на крыльцо, села на лавку и курила, пока Эдуард не затащил меня внутрь, в тепло. Спрашивается, какая теперь к черту разница, тепло, не тепло, когда я коматозник? На мою ругань он не отреагировал.

  Стрелка на больших белых часах ползла издевательски медленно.

  София листала журнал, Эдуард сидел с закрытыми глазами, я же свернулась клубочком на другой половине дивана и пялилась в беззвучно работающий телевизор. Праздничный концерт, шампанское рекой, бенгальские огни, конфетти, двое кривляющихся ведущих, весь певчий бомонд страны за круглыми столиками. Крупный план - улыбающаяся сверкающая Примадонна поднимает бокал...

  Что-то холодное коснулось моего лица. Я отозвалась на это прикосновение и открыла глаза. Эдуард. Он убрал волосы с моего лица. Под глазами у него были синяки, лицо осунулось, морщины, казалось, углубились. Меня как кипятком ошпарило. Я резко села на диване, из-за чего окружающая действительность протестующе выгнулась и начала медленно закручиваться спиралью.

  - Который час?.. О нет. Влад! Что с ним?!

  - Тише, Софию разбудишь. Влад в послеоперационной. Его состояние стабилизировалось.

  Я некоторое время смотрела на Эдуарда, а потом накрыла ладонями лицо и разрыдалась.

   Глава 41

  Небо посветлело на два тона, но звезды оставались такими же яркими. Если небо не запрудят тучи, можно будет полюбоваться рассветом.

  Владислав открыл глаза и кривовато улыбнулся. Он попытался поднять руку и махнуть в знаке приветствия, но я шикнула на него. Все равно не смог был. Брат был слаб настолько, чтобы даже махнуть рукой.

  - Привет, - стараясь не шуметь, я пододвинула к его кровати стул, села и кончиками пальцев коснулась его руки. - Как дела?

  Он облизал нижнюю губу, его улыбка стала на миллиметр шире. Он был очень бледен, его кожа имела нездоровый пепельный оттенок. Глаза с поволокой. Но это был Влад, мой Влад. Живой Влад.

  - Привет. Уже хорошо, ведь ты рядом, - ответил он. - Живот, правда, болит. Я что, съел что-то не то?

  Это у Владислава такой юмор.

  Я погладила брата по голове:

  - Ничего, скоро все пройдет.

  - А как моя сестра поживает?

  - Хорошо. Ведь ты рядом.

  Влад в упор посмотрел на меня. Он всегда лучше меня умел играть в гляделки. Я первой отвела глаза.

  - Рита, это был очень необдуманный поступок: соваться в место лежанки зверя. Тебя могли ранить...

  - За вами, парниша, нужен глаз да глаз.

  Он не улыбнулся:

  - Рита, я все знаю.

  - Ты о чем?

  - У меня не было основания не поверить ему. Когда тебя не собираются долго держать среди живых, тебе начинают говорить правду. Он назвался Стефаном. Он сказал, что ты коматозник.

  Я знала, что хочет услышать Влад. Любопытно, но мой голос даже не дрогнул:

  - Он сказал правду. Ты ненавидишь меня?

  - Рита, - брат прикрыл глаза и поморщился, - пожалуйста, вот только не начинай пороть чушь, чем наверняка добьешь меня.

  - Влад...

  - И каково это?

  - Что?

  Он открыл глаза и выразительно посмотрел на меня:

  - Каково быть коматозником?

  И знаете что? Я ответила:

  - Ну... я могу щеголять в майке в пятнадцатиградусный мороз и не замерзну. Влад, - я придвинулась к нему, сжала его руку и заглянула ему в лицо, - клянусь, я все та же.

  - Нет. Не та. - Закружилась голова, когда он шепотом добавил: - Ты стала морозоустойчивой.

  - Это было ничуть не смешно, - процедила я.

  Перед внутренним взором мелькали видения, в которых Влад съедает очередную порцию горькой правды. Кому понравится, что его сестре стреляли в голову?

  - Конечно, не смешно, - согласился он. - Ты могла рассказать мне обо всем, и не говори, что у тебя не было возможности.

  - Я боялась твоей реакции. И все еще боюсь ее.

  - О какой реакции может быть речь? Да я пальцами с трудом могу пошевелить!

  - Влад, мне так жаль!

  - Жалко у пчелки, - проворчал брат, морщась, когда я принялась расцеловывать его.

  - Прости, прости, тебе больно?

  - Терпимо. Ладно, если хочешь, - Влад деланно снисходительно вздохнул и закатил глаза, - можешь продолжать. Чмокнешь меня в нос?

  Я запечатлела поцелуй на кончике его носа.

  - Я не уберег тебя, Рита, - сказал он внезапно потяжелевшим голосом, и я отодвинулась от него. - Никогда не прощу себе этого.

  - Знакомая пластинка. Именно этим я всю ночь пилила Эдуарда и Софию.

  - Они тоже здесь?

  - А как же. Ты у нас главный нарушитель спокойствия. - Я подумала и добавила: - И главный подарок на Новый год.

  Верхушки тополей, похожие на рыбьи скелеты, заметали небо, будто хотели соскрести с него неоновые звезды. Молодой месяц со свитой из облаков важно плыл к горизонту.

  Мы молчали, глядя друг на друга. Рука об руку с таким молчанием обычно идут неловкость и напряжение. Но, ни того, ни другого в протянувшейся между нами тишине не было. Никогда не было.