– Это духи? – спросила она, показывая на небольшой флакон.

– Да. – Керн, собственно, ожидал, что она заинтересуется мылом. Он поднял флакон, точно драгоценный камень. – Вот знаменитые духи «Фарр»

фирмы Керн. Нечто совершенно особенное! Не какой-нибудь там щёлок, как, например, изделия фирмы «Андреаверке», представляемой господином Шимеком, что живет этажом ниже.

– Вот как…

Керн открыл флакон и дал ей понюхать. Затем вытащил пробку со стеклянной палочкой и провел ею по жирной руке женщины.

– Убедитесь сами…

Она вдохнула аромат и кивнула.

– Как будто неплохие. А у вас только такие маленькие флаконы?

– Вот другой, побольше. Но есть у меня и совсем большой. Посмотрите! Правда, он стоит сорок крон.

– Это не важно. Большой флакон – как раз то, что мне нужно. Оставляю его себе.

Керн не верил своим ушам. Получалось восемнадцать крон чистого заработка.

– Раз вы покупаете большой флакон, даю вам в придачу кусок миндального мыла. Бесплатно! – восторженно объявил он.

Женщина взяла флакон и мыло и ушла в соседнюю комнату. Керн уложил оставшуюся парфюмерию в портфель. Сквозь полуоткрытую дверь проникал аромат вареного мяса. Он решил, что сегодня поужинает на славу. Похлебкой в столовой на Вацлавской площади он еще ни разу не наелся досыта.

Хозяйка вернулась.

– Ну что ж, спасибо и до свидания! – приветливо сказала она. – Вот вам бутерброд на дорогу!

– Благодарю. – Керн встал и вопросительно посмотрел на нее.

– Что вам еще угодно? – спросила она.

– То есть как что? – Керн улыбнулся. – Ведь вы мне еще не заплатили деньги.

– Деньга? Какие еще деньги?

– Сорок крон, – изумленно проговорил Керн.

– Ах вот в чем дело! Антон! – позвала она, обернувшись к двери. – Ну-ка иди сюда. Тут кто-то просит денег!

Из смежной комнаты вышел жующий мужчина в подтяжках. Не переставая жевать, он вытер усы. Керн заметил, что сильно пропотевшая рубаха хозяина заправлена в брюки с кантом, и тотчас же почуял недоброе.

– Деньги? – хрипло спросил мужчина и принялся ковырять в ухе.

– Сорок крон, – ответил Керн. – Но лучше верните мне флакон, если вам это слишком дорого. Мыло можете оставить себе.

– Так, так! – Мужчина подошел ближе. От него несло застарелым потом и свежей вареной свининой. – Пойдем-ка со мной, сынок! – Он распахнул дверь в соседнюю комнату. – Вот! Видел? – он показал на форменный китель, висевший на стуле. – Хочешь, я надену эту штуку и мы пойдем с тобой в полицию?

Керн сделал шаг назад. Ему уже мерещились две недели тюрьмы за запрещенную торговлю.

– У меня есть вид на жительство, – произнес он, стараясь казаться спокойным. – Могу предъявить его вам.

– Лучше покажи разрешение работать, – ответил мужчина и вытаращился на Керна.

– Оно у меня в отеле.

– Можно сходить и в отель. Но не лучше ли считать флакон с духами подарком, как ты думаешь?

– Пусть так. – Керн повернулся к выходу.

– Да возьмите же бутерброд, – сказала женщина с той же приветливой улыбкой.

– Благодарю, он мне не нужен.

Керн открыл дверь.

– Ишь ты какой! Ко всему он еще и неблагодарный!

Керн захлопнул за собой дверь и быстро побежал вниз.

Он не слышал громкого хохота на четвертом этаже.

– Вот так здорово, Антон! – задыхалась женщина. – Видал, как понесся! Точно в штанах у него полно пчел. Еще быстрее, чем старый еврей, который заходил сегодня днем. Тот, наверное, решил, что ты капитан полиции – не меньше, уже видел себя за решеткой!

Антон самодовольно усмехнулся.

– Так уж устроено на свете: люди боятся любой формы! Даже если это всего-навсего форма почтальона. Что ж, тем лучше для нас! Эмигранты неплохо помогают нам, верно? – он облапил грудь жены.

– А духи и впрямь хороши, – она прижалась к нему. – Лучше, чем вежеталь этого старого еврея.

Антон самодовольно подтянул брюки.

– Вот и намажься ими сегодня. Тогда у меня в постели будет графиня. Есть еще мясо в кастрюле?

Керн стоял на тротуаре.

– Рабби Израэль Лёв, – произнес он, глядя на кладбище. У него был довольно жалкий вид. – Здорово же я влип из-за вас! Сорок крон! А если считать мыло, то и все сорок три. Двадцать четыре кроны чистого убытка.

Он вернулся в отель.

– Кто-нибудь спрашивал меня? – спросил он портье.

Тот отрицательно покачал головой.

– Никто.

– Наверняка никто?

– Наверняка. Даже президент Чехословакии и тот не спрашивал.

– Его я и не жду, – сказал Керн.

Он поднялся по лестнице. Странно все-таки, что от отца нет никаких известий. Может, он уехал из города. Или схвачен полицией. Керн решил подождать еще несколько дней, а затем снова наведаться на квартиру к госпоже Эковски.

Войдя в свою комнату, он застал там Рабе – мужчину, кричавшего ночью. Тот раздевался.

– Уже ложитесь? – спросил Керн. – Ведь девяти еще нет.

Рабе кивнул.

– Для меня это самое разумное. Посплю до двенадцати. Именно в полночь у меня все и начинается. В это время они обычно приходили за нами в бункер… А потом часа два сижу у окна, принимаю снотворное и ложусь. Получается довольно неплохо.

Он поставил около своей постели стакан с водой.

– Знаете, что меня больше всего успокаивает, когда ночью я сижу у окна? Читаю самому себе стихи. Старые стихи. Учил их еще в школе.

– Стихи? – удивился Керн.

– Да, совсем простенькие. Вот, например, песенка, которой убаюкивают детей:

В полумраке комнаты Рабе, сидевший в одном белье, казался каким-то усталым и добрым привидением. Медленным, монотонным голосом он произносил слова колыбельной, уставив потухшие глаза в ночь, раскинувшуюся за окном.

– Стихи меня успокаивают, – повторил он и улыбнулся. – Не знаю почему, но успокаивают.

– Возможно, – сказал Керн.

– Это звучит просто дико, но стихи меня действительно успокаивают, и на душе становится легче, как будто я снова дома.

Керну стало не по себе, точно его охватил озноб.

– А я никаких стихов наизусть не помню. Все позабыл. Мне кажется, после моих школьных лет прошла целая вечность.

– И я думал, что забыл стихи. А теперь, представьте, начал припоминать.

Керн вежливо кивнул и поднялся. Ему захотелось выйти из комнаты. Тогда Рабе заснет, и не надо будет больше думать о нем.

– Если бы только знать, чем заполнить вечер! – сказал Керн. – Вечер – вот самое проклятое время! Читать мне уже давно нечего. А торчать внизу и в сотый раз повторять, до чего же, мол, было хорошо в Германии и когда же, наконец, там все изменится, – этого я тоже не хочу.

Рабе сел на кровать.

– Пойдите в кино. Лучший способ убить вечер. Правда, потом не помнишь, что видел, но по крайней мере хоть во время сеанса ни о чем не думаешь.

Он снял носки. Керн задумчиво глядел на него.

– Кино, – проговорил он. Вдруг ему пришло в голову пригласить в кино девушку из соседней комнаты.

– Вы знаете постояльцев нашего отеля? – спросил он.

Рабе положил носки на стул и зашевелил пальцами ног.

– Кое-кого знаю. А вам зачем? – Он разглядывал свои ступни, точно никогда их не видел.

– Вот ту, что живет рядом, знаете?

Рабе подумал.

– Там живет старуха Шимановска. До войны она была знаменитой актрисой.

– Я не ее имел в виду.

– Он имеет в виду Рут Холланд, молодую, хорошенькую девушку, – сказал человек в очках – третий обитатель комнаты. Он стоял уже некоторое время в дверях и слышал весь разговор. Его звали Марилл. В прошлом он был депутатом рейхстага. – Не правда ли, Керн? Сознайтесь, что я прав, донжуан вы этакий!