Как-то раз Дейв появился у ее кровати весьма довольный собой и одарил ее лукавой улыбкой.

– Сегодня я еду в город, – сообщил он ей, – в это скопище трущоб, что дальше по дороге. Надо купить тебе какую-нибудь одежду. Мы уже скоро поставим тебя на ноги. Чем скорее ты выздоровеешь, тем быстрее сможешь связаться с семьей и друзьями. А теперь ни о чем не беспокойся. Я отлучусь на несколько часов. Вернусь до наступления темноты.

После того как Дейв ушел, она долго лежала на кровати, ломая голову над тем, что означали его слова. Семья? Друзья? Почему ей становится страшно от этих слов и единственным безопасным местом ей кажется эта жалкая хижина? Откуда она родом? Кто она вообще такая? «А ведь я даже не знаю, как выгляжу», – с глухим отчаянием думала она. В хижине Дейва не было ничего похожего на зеркало. «Кто я?» – молоточками стучало у нее в висках.

В конце концов, утомленная мрачными мыслями, она решила попробовать встать. Скоро вернется Дейв. Она наберет в чайник воды из бочки снаружи, как часто делал он, и вскипятит ее, чтобы вместе выпить горячего напитка после его возвращения. Еле-еле переставляя ноги, она взяла чайник и медленно пошла к двери. Замерев на пороге, она почувствовала, как ее израненная душа оживает при виде чудесного летнего дня. Солнце карабкалось по безоблачному небосклону, на деревьях перекликались птицы, и маленькое убежище Дейва представлялось ей раем на земле. Позволив первому робкому лучику надежды проникнуть в свое сердце, Стефани вышла из хижины и направилась к бочке с водой, стоявшей на углу под грубым водостоком. Наклонившись, она окунула в нее чайник, чтобы наполнить его, и гладкая поверхность пошла рябью.

И тут, в этих сверкающих бликами кругах на воде, она вдруг увидела свое расплывчатое отражение. Из глубины на нее смотрело незнакомое изуродованное лицо, и в душе у нее зашевелился леденящий ужас. Неужели это она? Нет, она не может выглядеть так! Она заставила себя успокоиться, вцепившись в края бочки с такой силой, что костяшки пальцев у нее побелели, и стала ждать, пока вода успокоится. Нет, ошибки быть не могло. В неподвижной поверхности отражалось ее собственное лицо, изуродованное до безобразия. Острые зубы крокодила пробороздили одну сторону ее головы, в клочья разорвав плоть, которая теперь подживала крупными красными струпьями. Злая ирония судьбы заключалась в том, что другая сторона лица ничуть не пострадала, так что один ее профиль выглядел как будто издевательской карикатурой на другой. На поврежденной стороне веко и уголок рта безжизненно поникли, словно в результате апоплексического удара. Перед нею дрожало лицо незнакомки, старухи, ведьмы…

– Н-е-е-ет! – Крик Стефани диким эхом прокатился по бушу. Птицы сорвались с веток и взмыли в воздух, встревоженно крича и хлопая крыльями, а мелкое зверье стремглав разбежалось по норам и укрытиям, настолько страшен был этот нечеловеческий вопль.

– Нет, нет, нет!

В ней восстало безумное отчаяние и накрыло ее с головой.

Спустя несколько часов, вернувшись домой, Дейв нашел ее тут же, у бочки с водой. Она сидела на корточках, обхватив голову руками, и бессвязно что-то бормотала. Мягко, но решительно он поднял ее на ноги и отвел обратно в хижину, где уложил на кровать, накрыл одеялом, а сам присел рядом.

– Вид у тебя неважный, девочка, знаю. Но с этим надо смириться, – начал он. – Все же взглянуть правде в глаза всегда лучше, чем тяготиться призрачной неизвестностью. Старый крокодил изрядно поработал над тобой. Но зато ты лишила его десерта. Ты осталась жива, хотя могла сейчас перевариваться в его брюхе. А это – уже кое-что. Ты выжила не просто так, а ради чего-то. Или ради кого-то. И теперь тебе предстоит выяснить, ради чего или кого именно.

Лицо Дейва смутно замаячило перед нею в пучине отчаяния, поглотившей ее. Ради чего-то? Кого-то? Она произнесла хриплым, каркающим голосом:

– Я даже не знаю, как меня зовут.

– Но у тебя – кольцо на пальце. Ты наверняка замужем. В городе полно полиции. Лесничие кого-то ищут. Как мне кажется, тебя.

– Ох, Дейв, мне страшно уходить отсюда. Я не знаю, куда пойти, не знаю, с чего начать.

Дейв помолчал, прежде чем ответить, а когда наконец заговорил, то в голосе его зазвучали печальные нотки:

– Не все сразу, девочка, не все сразу. Если хочешь, я дам тебе имя. Давным-давно, еще до того, как разочароваться в людях, я полюбил одну малышку из Маунт-Айзы. Она была дочерью владельца закусочной, и звали ее Тара. Дело в том, что ее мать видела в жизни одно-единственное кино, и оно называлось «Унесенные ветром». В общем, имя это пришлось мне по душе. Оно подходило ей. Словом… мы встречались, пока… в один ужасный день она не умчалась в Таунсвилл и не вышла там замуж за мясника! – Дейв хрипло рассмеялся, чтобы скрыть смущение. – Так что, если ты не возражаешь, я буду звать тебя Тарой!

Она благодарно улыбнулась и сжала его руку.

– И теперь мы должны начать действовать, Тара, – вернуть тебя в твой прошлый, реальный мир. Разумеется, здесь, со мной, ты была бы в безопасности до конца дней своих. Но ты пришла оттуда, – он энергично кивнул головой в сторону двери, – и именно там ты найдешь ответы на свои вопросы. Сегодня я совершил удачную вылазку – купил тебе кое-что из женской одежды вместо моих старых тряпок. – Он подошел к столу, на котором лежал узелок и, развернув его, извлек розовое платье, бюстгальтер, трусики, соломенную шляпу, шарф и даже туфли.

– О, Дейв! Где ты достал все это?

– Нашел, – ответил он и подмигнул ей, – на веревках в задних дворах и на стульях на крылечках. Понятное дело, с размером я мог и не угадать. Но ты хотя бы сможешь надеть это все, когда будешь в силах выйти в город сама.

Неделей позже она стояла рядом с Дейвом на обочине грунтовой дороги, поджидая автопоезд, единственный вид транспорта в этой глуши. После долгих споров и обсуждений они с Дейвом выработали план. Странный и необъяснимый страх не позволял ей прямиком отправиться в ближайший городок и обратиться за помощью к полиции или лесничим. Она знала лишь, что должна уехать. Далеко. Что будет потом, она не знала. Но каким будет ее первый шаг, она уже поняла, и потому решила действовать не спеша. Солнце, висевшее в зените прямо над головой, палило нещадно, посему она была рада широкополой соломенной шляпе, которую раздобыл для нее Дейв. Вкупе с ее густыми волосами, зачесанными вперед, шляпа вполне успешно помогала скрыть ее изуродованное лицо. Неловкими движениями она разгладила мешковато сидящее на ней розовое платье и слегка сжалась, ощущая прикосновение чужого нижнего белья.

– Вижу трейлер, – сказал Дейв. Его зоркий глаз различил на горизонте крошечное облачко красной пыли, свидетельствующее о приближении автопоезда. – Он подбросит тебя до Дарвина, а там ты уже сама разберешься, куда ехать дальше. – Он повернулся к ней, и на его обветренном лице заиграла слабая улыбка. Сунув руку за пазуху, он вытащил оттуда старую жестянку, похожую на коробочку из-под чая.

– Держи, – небрежно проговорил он, протягивая ей жестянку. – Подарок от меня на прощание. В этой коробочке хранятся мои старые мечты, которым больше нет применения. Загляни внутрь.

Она открыла жестянку. Внутри, на подкладке из грубой ваты, лежала горсть великолепных опалов. Самый маленький был размером с ноготь большого пальца, самый крупный – с кулачок младенца. Все они были первоклассными, чистейшей воды камнями.

– Взгляни на цвет, – с гордостью сказал Дейв, – словно огонь в ночи. Эти опалы помогут тебе начать жизнь сначала.

– О, Дейв… я не могу принять их.

– Разумеется, можешь. Что мне с ними делать? Да, когда я только нашел их, то решил, что они станут моей страховкой в старости, а потому продал остальные, а самые лучшие сохранил. Но теперь, – он удовлетворенно улыбнулся, – они мне больше не нужны, девочка. У меня есть все что нужно. Я уже никуда не уеду отсюда. А тебе они очень пригодятся.

Глаза у нее защипало от слез. Не в силах заговорить, она лишь кивнула в ответ.