Русские армии генералов Грипинского, Владимирова и Осдорова, убедившись в невозможности отразить или хотя бы задержать нашествие китайцев при громадной разнице сил, отступали к Уралу на соединение с войсками, шедшими из внутренней России к азиатской границе. Китайцы медленно надвигались, делая по тридцать километров в сутки.

Спустя две недели после конференции главная масса европейских войск была уже в России, передовые полки на азиатской границе. «Белая стена» быстро формировалась.

17 января мы, — я и г. Мартен Дюбуа, взявший на себя обязанности главного гражданского комиссара французских войск на азиатской границе — оставили Париж, направляясь в Россию. Пижон выехал неделю тому назад, и был уже в Петербурге. Спустя двое суток и мы оказались там же.

В России поразило меня отсутствие одушевления, которое замечалось повсюду в Европе. По-видимому, эта страна, наиболее заинтересованная в деле, наименее интересовалась им. Какое-то странное равнодушие, угрюмая апатия читались на лицах, чувствовались в разговорах. Как будто этот народ махнул рукой на все, утратил надежду на будущее и застыл в оцепенении. «Страна мертвых!» — так резюмировал свои впечатления Дюбуа.

В Петербурге мы пробыли два дня, следя за непрерывным потоком европейских войск, авангарды которых уже занимали огромные территории вдоль Уральского хребта по линии Пермь — Златоуст — Уфа. Генерал Приальмон назначал каждому главнокомандующему его место в огромной цепи, протянувшейся от Карского до Каспийского моря.

Русские и немцы составляли северный конец ее на протяжении двухсот километров. Главной квартирой англичан, голландцев, бельгийцев и скандинавов была Пермь. Австро-итальянские армии оперировали в области Уфы. Французская занимала равнины к югу от Уральских гор, по эту сторону реки Урала. Ее подкрепляла турецкая армия, так как Турция, усвоившая европейский режим, решила присоединиться к европейской коалиции, несмотря на свою стародавнюю вражду с Россией. Впрочем, это произошло не без борьбы. Сильная партия в турецком парламенте отстаивала союз с Китаем, дававший, по ее мнению, Турции возможность разом отобрать у России Кавказ и побережье Черного моря с Крымом. Но одержала верх партия союза с Европой.

Главная квартира французов находилась в Оренбурге, куда и мы отправились 21 января. В Москве г. Дюбуа остался на несколько дней, задержанный делами по снабжению армии, мы же продолжали путь вместе с бригадой генерала Ламидэ.

Странное приключение ожидало нас на пути. Под самой Тулой скопление поездов вызвало продолжительную задержку. Часть солдат была высажена и отправлена пешком. Генерал Ламидэ со своим штабом решил проводить их лично; мы с Пижоном присоединились к офицерам. На пути кто-то обратил внимание на черную точку в небе. Генерал остановил колонну. Бинокли направились по указанному направлению. Точка приближалась, увеличивалась в объеме. Это был аэрокар — по-видимому, потерпевший аварию, так как двигался он по ветру. Вскоре форма его обрисовалась ясно. Сигара из золотисто-желтого китайского шелка, с двумя исполинскими черными драконами, намалеванными с обеих сторон…

— Китайский аэрокар! — воскликнул генерал.

Да, несомненно, это был китайский аэрокар. А я только что спрашивал себя, существует ли эта фантастическая сорокамиллионная китайская армия, точно ли мы отправляемся воевать с ней, не продолжаю ли я бредить?.. Продолжаю! Да разве я начинал?.. Это странное наваждение, чувство, какое испытываешь в кошмарном сне, когда пытаешься стряхнуть его с себя, не раз уже появлялось у меня в последнее время и положительно начинало пугать меня: не мешается ли мой рассудок под впечатлением ужасов этой адской войны?.. Но, к счастью, действительность всякий раз возвращала меня к нормальному состоянию. Так и теперь; китайский аэрокар разом заставил меня встряхнуться…

Он приближался, потихоньку опускаясь, и вскоре наши солдаты окружили его и притянули к земле, ухватившись за веревки. В гондоле оказалось четверо человек; их подвели к генералу.

Я смотрел и не верил глазам. Неужели это он? Вот вездесущий! Да, положительно, это был Вами. Пижон дернул меня за рукав и сказал вполголоса:

— А ведь это наш приятель!..

Да, это был Вами, с каким-то другим японцем, похожим на него как две капли воды — впрочем, для наших европейских глаз все японцы на одно лицо — но одетым в штатское платье, и с двумя китайскими солдатами. Вероятно, он отправился к китайцам с целью организовать их воздушный флот и во время какой-нибудь рекогносцировки был, вследствие порчи мотора, увлечен ветром в Россию.

— Я знаю этого человека, — сказал я генералу.

— О, в самом деле? Кто же это такой? Я в коротких словах сообщил генералу о Вами, имя и подвиги которого были, впрочем, известны ему из газет.

— Ага! Так это важная птица! — заметил он. — Ну, теперь мы ему подрежем крылья. Поговорите-ка с ним, спросите, кто он такой, откуда летит, где китайский авангард…

Я обратился к Вами, который смотрел на меня холодным взглядом, с чуть заметной презрительной усмешкой на губах.

— Кто вы такой? — спросил я.

— Вы сами знаете.

— Наш бывший союзник, Вами?

— Если вам угодно.

— А это кто?

— Мой слуга Эраочи Масатака.

— А эти китайцы?

— Спросите у них сами.

Я обратился к ним по очереди, но они только скалили зубы и упорно молчали. Вами тоже не пожелал давать дальнейших показаний. На вопрос, где находится китайская армия, что он там делал, как попал сюда, он холодно молчал, как и его слуга. Наконец, он промолвил;

— Вы только попусту теряете время. Кончайте допрос — больше ничего не узнаете!

В Туле был созван военный суд, который приговорил Вами и двух китайцев к расстрелу, как захваченных с оружием в руках. Слуга-японец остался в качестве военнопленного.

Казнь назначена была в десять часов вечера. Я решил пойти посмотреть на нее и пригласил Пижона. Он поморщился и, видимо, колебался.

— Чем вы недовольны? — спросил я. — Похоже вам жаль этого молодца…

— Жалеть мне нечего, патрон. Он опасный враг и много бы еще каверз наделал европейской коалиции, да и нам лично, при случае… Но мне не по нутру эта бойня, а вы так весело собираетесь любоваться на нее…

— Скажите, какой чувствительный! Разумеется я рад, что эту опасную каналью наконец уничтожат. Припомните-ка, чего мы натерпелись от него… Или вы забыли Аризону, Калифорнию, военный суд в Сан-Франциско, тюрьму, процессию, девственный лес, колесо — да за одно колесо я готов придушить его своими руками! — забыли об участи Билла Кеога, касика, забыли о плавании на рамах?..

— Ничего не забыл, патрон. Но я не жесток. Вы, я вижу, лютый тигр, вы, пожалуй, выпросите себе на память голову Вами и сделаете чашу из его черепа… Мне таких трофеев не нужно. Не пойду я смотреть, как будут расстреливать трех человек… беззащитных, патрон… привязанных к столбу…

— Ну и ступайте спать, — сказал я сердито. — А я пойду, чтобы хоть убедиться своими глазами, что мы избавились от этого врага.

Однако Пижон не утерпел. Он и впрямь пошел было спать, но в последнюю минуту вскочил и поплелся за мной.

Все трое приговоренных встретили смерть со стоическим хладнокровием. Когда все было кончено и отвязанные от столбов трупы лежали на земле, мы с Пижоном подошли взглянуть на них.

Странно — нам показалось, что расстрелянный японец не так похож на Вами, как было бы желательно. Я попросил у солдата фонарь, нагнулся над трупом, осветил лицо. Не тот… положительно не тот: и глаза не такие плутовские, и черты лица другие…

— Что вы скажете? — спросил я у Пижона. — А вы, патрон?

— Мне кажется… мне сдается…

— Что это не Вами?

— Ну да… Это другой, его слуга или товарищ. Они поменялись платьем.

— Но в таком случае Вами сидит под арестом… Надо сообщить генералу.

Мы отправились к генералу Ламидэ и нашли его в тревоге. Ему только что сообщили, что часовой, стерегший пленника-японца, найден убитым, а пленник исчез.