– Солдатик! – Сулюк остервенело дергает меня за кисть. – Вытащи из моего рюкзака противогаз!
Маркизу не дотянуться до своих вещичек, он болтается в самом низу нашего насеста, практически упираясь ногами в «гриву» Зверя. Куда же девался твой жизнерадостный хохот и неземное довольство?
Подражая ему, вывожу протяжно:
– Не ссы, лошара, мы в Фар-ва-те-ре!
Сулюк демонстративно закатывает глаза и одними губами кроет меня трехэтажным непотребством, но вслух просит вполне дипломатично:
– Служивый, мы обязательно поговорим об этом, только, пожалуйста, давай начнем наш разговор с выдачи средств индивидуальной защиты, лады?
Звучит слишком разумно для полоумного Люка, но я поддаюсь магии слова «пожалуйста». Однако, протягивая средство индивидуальной защиты страждущему, не забываю вовремя придержать руку:
– Подарки в обмен на объяснения, лады?
Сулюк рычит нечто утвердительное и торопливо выхватывает противогаз. Успокаивается лишь покрыв свое худое, плохо выбритое лицо спасительной резиной.
– Тебе идет, – киваю я и помогаю горе-компаньону занять более удобную позицию на накренившемся вслед за «вьючным животным» помосте. Когда же Зверь уже закончит свои наклонные изыскания?!
– У меня есть история специально для нашего случая, – голос Сулюка в маске глух, но если напрячь слух, расслышать вполне возможно. – До войны – я был тогда молод и по-настоящему безумен – мы с друзьями увлекались моржеванием. Ну как увлекались, друзья с криками и визгами ныряли в прорубь с ледяной водой, я же свой кайф получал от созерцания и радости, что все это не со мной. Кутаясь в теплую шубу, очень приятно наблюдать за игрищами двинутых «моржей». Но!
Сулюк сделал многозначительную паузу и со вздохом продолжил:
– Но однажды эта дурь не обошла стороной и меня. Вечные подколы – «ты боишься застудить придатки?», «будь мужиком, сунь свои яичники в воду» и прочая подобная херь заставили, наконец, принять спор: за ящик не самого дерьмового вискаря окунуть тестикулы в прорубь. Тебе знакомо слово тестикулы?
– Я не идиот, – отвечаю без особой обиды, история внезапно разговорившегося Сулюка обещает быть интересной.
– Так вот… Я был не шибко трезв. Нет, я был исключительно, чертовски шибко не трезв – и это хоть немного объясняет мой поступок. Я стащил с сиденья одной из машин мохнатку. Помнишь, раньше некоторые водилы вместо чехлов использовали такую мохнатую накидку, чтобы жопа зимой не пристывала к «коже»?
Я помню.
– Кинул я мохнатку на лед, в аккурат рядом с прорубью, стянул портки и, раскорячившись, как горный орел или козел – уж не знаю, кого из них так корячит, – макнул свое драгоценное хозяйство прямо в местный ледовитый океан. Кажется, дело на Шарташе было, впрочем, это не важно. Макнул и сижу, выполняю условие спора – минуту нужно было продержаться. Весь алкоголь из башки мигом выбило, матерюсь про себя, кляну собственную тупость, а в голову все сказка не самая подходящая лезет, про то, как волк хвостом в проруби рыбачил. «Ловись рыбка большая и маленькая» – помнишь?
Со смехом подтверждаю: помню и это!
– Там в оконцовке у дебильного животного хвост в полынью вмерз и наутро его мужики всем селом отдирали… Уж не знаю, в каком смысле слова… Однако перспектива в любом случае незавидная! Еще и друзья кругом с мобилами носятся, на камеры мой подвиг снимают, обещают ютуб в клочья порвать… Когда чертова минута прошла, извлекал свою драгоценную пару с превеликой осторожностью, чтоб самому ничего не отодрать…
Помост вслед за телом Зверя дернулся и вернулся в полагающееся горизонтальное положение. Наш бронтозавр нерешительной поступью двинулся куда-то вбок. Таких приставных шагов я в жизни не видел! Преодолев столь странным способом десяток метров, мутант удовлетворенно хрюкнул на всю округу и с довольным урчанием рванул вперед, снова набирая крейсерскую скорость.
– Умница! – непонятно за что похвалил его Сулюк, подкрепив похвалу нежным тычком в загривок. – На чем я остановился?
– На извлечении замороженной яичницы.
– Точно, – маркиз быстрым движением сдернул с себя противогаз и жестом предложил мне последовать дурному примеру. Пришлось отчаянно крутить головой, отказываясь от неумного действия. Настаивать Сулюк не стал, только вздохнул с осуждением. – Вытаскиваю причиндалы и едва не кричу от ужаса. Мои роскошные, практически бычьи тестикулы сжались до размеров зеленого (или в данном случае синего!) горошка. Кроооохотные шарики в заиндевевшем кожаном мешочке!
Сумасшедший Люк настолько живописно и отчаянно врет, демонстрируя размеры «до» разведенными в стороны руками, а «после» – миллиметровым зазором между сложенными в кольцо большим и указательным пальцами, что сдержать хохот у меня нет ни малейших шансов. Раскачиваясь на помосте из стороны в сторону, судорожно нащупываю веревочные поручни – только бы не свалиться с нашего четырехлапого ночного экспресса!
– Зря заливаешься, солдатик! Хочешь докажу?
Сквозь слезы и душащий смех без промедления капитулирую: верю, верю!
– Вооооот! В рот компот, – замысловато протягивает владелец бычьего хозяйства, превратившегося в горошинки. – В чем мораль поведанной мною бы́ли?
– Мораль в баснях!
– Не умничай, служивый, мораль – она повсеместна. Она витает вокруг нас, заставляет атмосферу искрить молниями, безграничный космос наполнен ею до предела, все сущее есть лишь форма ее…
Чувствуя, что Сулюк начинает заговариваться, возвращаю его на прежние «рельсы»:
– Хорошо, в чем же мораль твоей бы́ли?
– Ты запомнил размер моих горошин после водных процедур? – и не дожидаясь ответа маркиз машет перед моим защищенным противогазом лицом сведенными в кольцо пальцами. Расстояние между большим и указательным пальцем значительно меньше диаметра среднестатистического гороха, по крайней мере того, что сохранился в моей памяти.
– Миллиметры и микроны! – Сулюк горячится, древняя история заводит его. – Вот эти самые карликовые яички по массе и объему в разы превосходят массу и объем мозга нашего Зверя! В разы! – Люк потрясает вытянутым указательным пальцем, окольцованный союз с большим пальцем распадается за ненадобностью. – Зверь непроходимо туп, охренительно, непередаваемо туп! У тебя не хватит воображения, чтобы представить, насколько он туп! Так вот, это все чистая ерунда, настоящая беда в том, что твой мозг в сотню раз меньше звериного! – Сулюк срывается на крик. – Солдатик, ты тупее паровоза, четырехлапая котлета с клыками по сравнению с тобой гений чистой красоты!
Неожиданный поворот истории ставит меня в тупик. Хмурюсь под плотно облегающей резиной маской – вот все, на что хватает моей обескураженной реакции. Легкий ступор… Но кулаки на всякий случай сжимаются – это в битву вступают безотказные рефлексы.
Замечаю, что кулаки в полной боевой готовности и у моего разгорячившегося оппонента. Его угловатое, какое-то острое лицо – обтянутые кожей скулы, чуть вытянутая вперед нижняя челюсть (возможно, таковой она кажется из-за эспаньолки а-ля Политическая Проститутка Троцкий), нервно изогнутые тонкие губы, высокий, испещренный переменной глубины морщинами лоб, впалые глазницы – словно состоит из одних углов. Топорщащаяся во все стороны многодневная щетина лишь добавляет геометрической фигуре гротеска: бородатый треугольник с диагнозом. На «диагноз» работают сверкающие из-под куцых бровей глаза – вот там пылает настоящий огонь, цельная мартеновская печь! Не представляю, как она выглядит, но для красного словца…
– Ты форменный дебил! Увидел сынка и поплыл, как сучка! Включай мозг, мы посреди радиоактивного зоопарка, где обитают весьма злые гориллы, крокодилы и бармалеи! А если ты сдохнешь, Зверь в ту же секунду сожрет меня!
– Слышь, Чуковский, завязывай с истерикой, – не терплю визгов и ора, да и градус беседы пора сбивать. – Я не разобью тебе едало, если ты в течение трех минут объяснишь мне тихим и спокойным голосом суть произошедшего. За «форменного дебила» получишь волшебного пенделя в любом случае, но пищеприемник имеешь реальную возможность сохранить в неприкосновенности. Время пошло.