На племя, что живет в том, внешнем, мире,
Похоже удивительно оно:
Ведь мысли тоже вечно недовольны.
Так, мысли о божественном всегда
Сплетаются с сомненьями, и часто
Одна из них другой противоречит;
Здесь, например, «Придите все», а там
«Ко мне попасть не легче, чем пройти
Верблюду сквозь игольное ушко».
Иное у честолюбивых мыслей,
Им надобно несбыточных чудес:
Чтоб эти ногти слабые могли
Прорыть проход сквозь каменную толщу,
Разрушить грубый мир тюремных стен.
Но так как это неосуществимо,
В своей гордыне гибнут мысли те.
А мысли о смиренье и покое
Твердят о том, что в рабстве у Фортуны
Не первый я и, верно, не последний.
Так утешается в своем позоре
Колодник жалкий — тем, что до него
Сидели тысячи бродяг в колодках,
И ощущает облегченье он,
Переложив груз своего несчастья
На плечи тех, кто прежде отстрадал.
В одном лице я здесь играю многих,
Но все они судьбою недовольны.
То я — король, но, встретившись с изменой.
Я нищему завидую. И вот,
Я — нищий. Но тяжелые лишенья
Внушают мне, что королем быть лучше.
И вновь на мне венец. И вспоминаю
Я снова, что развенчан Болингброком
И стал ничем. Но, кем бы я ни стал,
И всякий, если только человек он,
Ничем не будет никогда доволен
И обретет покой, лишь став ничем.
Музыка.
Что? Музыка? Ха-ха! Держите строй:
Ведь музыка нестройная ужасна!
Не так ли с музыкою душ людских?
Я здесь улавливаю чутким ухом
Фальшь инструментов, нарушенье строя,
А нарушенье строя в государстве
Расслышать вовремя я не сумел.
Я долго время проводил без пользы,
Зато и время провело меня.
Часы растратив, стал я сам часами:
Минуты — мысли; ход их мерят вздохи;
Счет времени — на циферблате глаз,
Где указующая стрелка — палец,
Который наземь смахивает слезы;
Бой, говорящий об истекшем часе,
Стенанья, ударяющие в сердце,
Как в колокол. Так вздохи и стенанья
Ведут мой счет минутам и часам.
Послушное триумфу Болингброка,
Несется время; я же — неподвижен,
Стою кукушкой на его часах.
Не надо больше музыки. Устал я.
Хоть, говорят, безумных ею лечат,
Боюсь, я от нее сойду с ума.
И все ж, да будет мне ее пославший
Благословен. Ведь это — знак любви,
А к Ричарду любовь — такая редкость,
Такая ценность в этом мире злом.
Входит конюх.
Конюх
Привет мой королю!
Король Ричард
Привет вельможе!
Мы вместе стоим фартинг, не дороже.
Кто ты? Зачем ты здесь, куда приходит
Лишь мрачный пес, который носит пищу,
Чтобы мое несчастье жить могло.
Конюх
Я конюхом был у тебя, король,
Когда ты королем был. В Йорк я еду
И, хоть с трудом, добился разрешенья
На господина прежнего взглянуть.
Как больно сжалось сердце у меня
В день коронации, когда — вдруг вижу:
На Берберийце едет Болингброк!
На жеребце, тобою столь любимом,
На жеребце, так выхоленном мной!
Король Ричард
На Берберийце? Расскажи мне, друг,
Как шел мой конь под ним?
Конюх
Так горделиво, словно бы гнушался
Землею, по которой он ступал.
Король Ричард
Гордился тем, что Болингброка нес?
Из рук моих хлеб ела эта кляча,
Она гордилась ласкою моей!
И не споткнулась кляча? Не упала
(Раз уж случилось, что упала гордость)
И шею не сломала гордецу,
Который сел в ее седло насильно?..
Прости, мой конь! За что тебя бранить?
Ты сотворен для подчиненья людям
И выношен, чтоб их носить. А я,
Хоть по рожденью — человек, не лошадь,
Тащу свою поклажу, словно мул,
И загнан беспощадным Болингброком.
Входит тюремщик с блюдом.
Тюремщик
(конюху)
Приятель, уходи! Прошел твой срок.
Король Ричард
(конюху)
Коль ты мне друг, — переступи порог.
Конюх
Так много в сердце, а сказать — не смог.
(Уходит.)
Тюремщик
Милорд, вам не угодно ль пообедать?
Король Ричард
Изволь сначала, как всегда, отведать.
Тюремщик
Я не смею, милорд. Мне запретил это сэр Пирс Экстон, который только что прибыл от короля.
Король Ричард
Пускай сам дьявол заберет тебя
И Генриха Ланкастера впридачу!
Мое терпенье истощили вы.
(Бьет тюремщика.)
Тюремщик
Помогите! Помогите! Помогите!
Входят сэр Пирс Экстон и вооруженные слуги.
Король Ричард
Вот как! Мне угрожает смерть? — Злодей,
Погибнешь ты от собственной секиры!
(Выхватывает секиру у одного из слуг и убивает его.)
И ты найдешь пристанище в аду.
(Убивает второго слугу.)
Экстон поражает короля Ричарда.
Рука, меня сразившая, да будет
В неугасимом пламени гореть.
Свою страну ты, Экстон дерзновенный,
Забрызгал кровью короля священной.
Душа, с греховной плотью распростись.
Твой трон на небе, — отлетай же ввысь!
(Умирает.)
Экстон
О нем скажу одно в надгробном слове:
Он был король по доблести, по крови.
Я пролил кровь и доблесть я убил;
Благое ли я дело совершил?
Но дьявол, сам мою толкавший руку,
Теперь мне адскую пророчит муку.
Я к королю свезу труп короля,
А эти два пусть примет здесь земля.
СЦЕНА 6
Уиндзор. Покои в королевском дворце.
Трубы. Входят Болингброк, Йорк и свита.
Болингброк
Мятежники, как слышно, в Глостершире
Творят свои преступные дела:
Наш город Сайстер там сожжен дотла.
Успели ли схватить их, мы не знаем.
Входит Нортемберленд.
Добро пожаловать. Какие вести?
Нортемберленд
Да будет счастье над твоей державой!
Шлю в Лондон я четыре головы:
Блент, Спенсер, Солсбери и Кент — мертвы.
(Подает бумагу.)
Здесь, государь, в подробном донесенье
Перечисляются их преступленья.
Болингброк
Нортемберленд, за твой достойный труд
Тебя достойные награды ждут.
Входит Фицуотер.
Фицуотер
Я, государь, из Оксфорда вернулся.
Всех прочих заговорщиков опасных,
Готовивших убийство короля,
Там ждали Брокас и сэр Беннет Сили.
Их головы я в Лондон отослал.
Болингброк
Фицуотер, ты достоин восхваленья,
Я твоего не позабуду рвенья.
Входят Перси и епископ Карлейльский
Перси
Аббат Уэстминстерский, главарь их шайки,
Замученный раскаяньем и скорбью,
Плоть бренную свою могиле предал.
Но вот Карлейль. Я взял его живым,
Чтоб сам король вершил свой суд над ним.
Болингброк
Так слушай же, Карлейль!
К тебе судьба не будет столь жестокой:
Вдали от мира, в келье одинокой
Жить будешь ты и там, в святой тиши,
Молиться о спасении души.
Хоть мне как давний враг мой ты известен,
Но ты порой бывал и прям и честен.
Входит сэр Пирс Экстон, за ним слуги несут гроб.
Экстон
Великий государь, вот гроб. Узнай же,
Что Ричарда Бордоского в нем прах.
Взгляни — в гробу покоится твой страх:
Твой злейший недруг больше не опасен.
Болингброк
Прочь, Экстон, прочь! Поступок твой ужасен.
И за него не жди себе похвал:
Меня и Англию он запятнал.
Экстон
Он вами был внушен, хоть он и дерзок.
Болингброк
Порою нужен яд, — и все ж он мерзок.
Убийца гадок мне, убитый — мил,
Хоть звал я смерть к нему, пока он жил.
Ты встретишь не мое благоволенье,
Но совести нечистой угрызенья:
Бродить, как Каин, будешь ты в ночи,
