Мой долог путь, надолго и стенанья.
Король Ричард
Но вдвое горше мой короткий путь,
И вздохи будут разрывать мне грудь.
Раз вам со скорбью обвенчаться надо,
Не будем длить венчального обряда.
И молча, — лишь с лобзаньем, — в знак конца
Друг другу мы вручим свои сердца.
Обмениваются поцелуем.
Королева
Нет, снова обменяемся сердцами:
Я не хочу убить твое слезами.
Снова обмениваются поцелуем.
Ты сердце мне вернул; теперь иди:
Тоска убьет его в моей груди.
Король Ричард
Прощай! Молчи — слова лишь множат горе;
Все наша скорбь за нас доскажет вскоре.
Уходят.
СЦЕНА 2
Лондон. Покой во дворце герцога Йоркского.
Входят Йорк и герцогиня Йоркская.
Герцогиня
Супруг мой, вам рыданья помешали,
Но вы должны окончить свой рассказ
О въезде двух племянников в столицу.
Йорк
На чем остановился я?
Герцогиня
На том,
Что на голову Ричарду из окон
Бросали злые руки всякий сор.
Йорк
Как я сказал, великий Болингброк
Въезжал верхом на скакуне горячем,
Который выступал неторопливо,
Как будто бы гордясь столь славной ношей,
Своим честолюбивым седоком.
Народ его приветствовал, крича:
«Да здравствует наш Болингброк!» Казалось,
Что окна ожили: и стар и млад
Глазами жадными на них глядели;
Казалось, что кричали даже стены,
Украшенные яркими коврами:
«Добро пожаловать, наш Болингброк!»
Он ехал с непокрытой головой
И, кланяясь направо и налево,
Сгибаясь ниже гордой конской шеи,
Всем говорил: «Спасибо, земляки».
Так, всю дорогу кланяясь, он ехал.
Герцогиня
А бедный Ричард? Как же ехал он?
Йорк
Когда любимый публикой актер,
Окончив роль, подмостки покидает,
На сцене ж появляется другой,
То на него все смотрят без вниманья,
Зевают, слушая его слова.
Так Ричард встречен был пренебреженьем,
Никто «да здравствует!» не возгласил,
Никто «добро пожаловать!» не молвил,
Кой-кто бросал в помазанника грязью,
И кротко он стирал ее с себя;
А на лице его боролись слезы
С улыбкой — знаки скорби и терпенья.
Когда бы с некой высшей целью небо
Сердца людские не ожесточило,
Смягчились бы они; и состраданья
Исполнилось бы варварство само.
Но всем видна здесь божия десница,
Должны мы вышней воле подчиниться.
Я Болингброку свой принес обет;
Он — мой король, возврата больше нет.
Герцогиня
Но вот Омерль.
Йорк
Он больше не Омерль.
Друг Ричарда, он герцогства лишен
И только графом Ретлендом зовется.
В парламенте я нынче дал присягу,
Что государю новому мой сын
Вассалом верным будет навсегда.
Входит Омерль.
Герцогиня
Мой сын, какие новые фиалки
Взрастила эта новая весна?
Омерль
Не знаю. Что мне в том? Господь свидетель,
Я не желал бы стать одной из них.
Йорк
Сию весну ты должен стойко снесть,
Иль будешь сорван, не успев расцвесть.
Что в Оксфорде? Турниры и веселье?
Омерль
Как будто.
Йорк
Собираешься туда?
Омерль
Коль мне господь не помешает, — да.
Йорк
Постой! Что это за шнурок с печатью?
Ты побледнел! Что это за бумага?
Омерль
Безделица, милорд.
Йорк
Ну, если так,
Тогда и показать ее не страшно.
Подай бумагу, я хочу прочесть.
Омерль
Прошу меня уволить, ваша светлость.
Значения бумага не имеет,
Но все ж ее читать вы не должны.
Йорк
И все же, сэр, ее прочесть я должен.
Боюсь, боюсь…
Герцогиня
Чего боитесь вы?
Расписка это, верно, долговая:
Вошел в долги он, чтобы нарядиться
К оксфордским торжествам.
Йорк
Вошел в долги?
И самому себе вручил расписку?
В уме ли ты?
(Омерлю.)
Подай сюда бумагу.
Омерль
О нет, отец! Простите, не могу.
Йорк
Нет, ты отдашь, и я ее прочту.
(Вырывает бумагу и читает ее.)
Предательство!.. Злодей! Подлец! Изменник!
Герцогиня
Но что случилось? Что все это значит?
Йорк
Эй! Слуги! Кто там! Эй!
Входит слуга.
Седлать коня!
О боже! Что за гнусная измена!
Герцогиня
О чем вы, мой супруг?
Йорк
Подать мне сапоги! Седлать коня!
Слуга уходит.
Клянусь я честью, жизнью и присягой
Изобличу злодея!
Герцогиня
Что случилось?
Йорк
Безумная, молчи!
Герцогиня
Не замолчу! — Омерль, скажи, в чем дело?
Омерль
Не бойся, пустяки, и я отвечу
За это только жизнью.
Герцогиня
Только жизнью?
Йорк
Эй, сапоги! Я еду к королю.
Входит слуга с высокими сапогами.
Герцогиня
Гони его, Омерль! Мой бедный мальчик,
Растерян ты?
(Слуге.)
Прочь с глаз моих, холоп!
Слуга уходит.
Йорк
Я говорю — подать мне сапоги!
Герцогиня
Остановись! Что ты задумал, Йорк?
Ужель ты выдашь собственное чадо?
Иль есть у нас другие сыновья?
Иль мне рожать детей еще не поздно?
Отнять ты хочешь сына у старухи,
Чтоб матерью ее никто не звал?
Иль в вас нет сходства? Он тебе чужой?
Йорк
Несчастная! Лишилась ты рассудка?
Ты хочешь скрыть сей заговор ужасный?
Двенадцать заговорщиков решили
Вот клятва их, скрепленная печатью,
Убить монарха в Оксфорде.
Герцогиня
О нет!
Мы сына своего туда не пустим!
Так нам-то что до этого?
Йорк
Отстань!
Безумная! Да будь он двадцать раз
Мой сын, — его изобличить я должен.
Герцогиня
Когда б из-за него ты принял муки,
Как я, — к нему ты был бы милосердней.
Теперь я вижу: ты подозреваешь,
Что ложе осквернила я твое
И он тебе не сын, но плод греха?
О нет, не думай так, супруг любимый!
Нет сходства большего, чем между вами.
Ни на меня, ни на моих родных
Он вовсе не похож, а между тем
Я так его люблю!
Йорк
Прочь! Прочь с дороги!
(Уходит.)
Герцогиня
Омерль, — за ним! Возьми его коня!
Мчись к королю, опередив отца,
И вымоли заранее прощенье,
Пока отцом еще не обвинен.
Я — тоже за тобой. Хоть я стара,
Но Йорк меня намного не обгонит.
И там с колен я поднимусь не прежде,
Чем Болингброк тебя простит. Спеши!
Уходят.
СЦЕНА 3
Уиндзор. Зал во дворце.
Входит Болингброк в королевском одеянии, Перси и другие лорды.
Болингброк
Кто скажет мне, где мой беспутный сын?
Три месяца, как я его не видел.
Поистине, для нас он божья кара.
Прошу вас разыскать его, милорды.
По лондонским ищите кабакам:
Там, говорят, он днюет и ночует
Среди своих друзей — головорезов,
Из тех, что рыщут в узких переулках,
Чиня разбой, на стражу нападая.
А он, шальной, балованный юнец,
Считает для себя великой честью
Кормить весь этот сброд.
Перси
На днях я встретил принца, государь,
И рассказал об оксфордских турнирах.
Болингброк
И что ж тебе ответил шалопай?
Перси
Ответил, что пойдет в публичный дом,
Возьмет перчатку у последней шлюхи,
Что, прикрепив сей знак благоволенья
На шлем, участье примет он в турнире
И выбьет там любого из седла.
Болингброк
В нем удали не меньше, чем беспутства!