Как казалось Эгвейн, она еще не встречала айильца, который не относился бы нервно к джи’и’тох. Но такое! Похоже, все айильцы с приветом.

Сама Бэйр, похоже, совершенно выбросила из головы случившееся с Авиендой и продолжила.

– В Трехкратной Земле Потерянных ныне много больше обычного. Столько я и не припомню, – заявила она всем в палатке. Потерянными айильцы называли Лудильщиков, Туата’ан.

– Они бегут от бед, которые гонят их за Драконову Стену. – В голосе Мелэйн ясно слышалось презрение.

– Я слышала, – медленно промолвила Эмис, – что кое-кто из убежавших после откровения прибился к Потерянным. Они попросили принять их.

Повисло долгое молчание. Теперь все они знали, что у них с Туата’ан одни предки, что их пути разошлись еще до того, как айильцы пересекли Хребет Мира и явились в Пустыню, но это знание только углубило неприязнь.

– Он несет перемены, – хрипло прошептала скрытая клубами пара Мелэйн.

– Мне казалось, вы примирились с переменами, которые он несет, – сказала Эгвейн с искренним сочувствием в голосе. Должно быть, тяжело осознавать, что вся твоя жизнь перевернулась в один миг. Девушка готова была услышать распоряжение прекратить болтать, но ей не велели попридержать язык.

– Примирились. – Бэйр будто пробовала слово на вкус. – Вернее сказать, мы вытерпим перемены, насколько сможем.

– Он преобразует все. – Голос Эмис звучал озабоченно. – Руидин... Потерянные... Откровение... Предано огласке то, что нельзя было разглашать...

Хранительницам – да, пожалуй, и всем айильцам – по-прежнему трудно было говорить на эту тему.

– Девы теснятся вокруг него, будто обязаны ему больше, чем своим кланам, – добавила Бэйр. – Впервые мужчину впустили под Кров Дев!

Эмис собралась что-то сказать, но промолчала. Что бы ей ни было известно о делах Фар Дарайз Май, бывшая Дева не поделилась все же своими знаниями с теми, кто никогда не принадлежал к Девам Копья.

– Вожди больше не прислушиваются к нашим словам, как раньше, – проворчала Мелэйн. – О, они спрашивают у нас советов, как всегда, они не круглые дураки. Но Бэил больше не говорит мне, что он сказал Ранду ал’Тору и что Ранд ал’Тор сказал ему. Говорит, я должна спросить у Ранда ал’Тора, а тот велит спрашивать у Бэила. С Кар’а’карном я ничего не могу поделать, но Бэил... Он всегда был упрямцем, просто до бешенства доводил, теперь же переступил все рамки... Иногда мне хочется палкой вбить его дурь обратно в башку.

Эмис с Бэйр хихикнули, словно над удачной шуткой. Или им просто хотелось рассмеяться, чтобы хоть на время забыть о переменах.

– С таким мужчиной остаются только три выхода, – сквозь смех промолвила Бэйр. – Держаться от него подальше, убить его или выйти за него замуж.

Мелэйн словно одеревенела, загорелое лицо покраснело. Эгвейн вдруг показалось, что золотоволосая Хранительница даст волю горячим, зло жалящим словам. И тут порыв кусачего холода возвестил о возвращении Авиенды – она принесла чеканный серебряный поднос, на котором красовались желтый глазурованный чайник, изящные чашечки из золотистого фарфора Морского Народа и каменный кувшинчик с медом.

Разливая чай, девушка дрожала, – выйдя из палатки, она не позаботилась что-нибудь на себя накинуть. Потом она торопливо раздала чашечки и обнесла Хранительниц медом. Разумеется, себе и Эгвейн Авиенда налила чаю, лишь дождавшись позволения Эмис.

– Поддай пару, – промолвила Мелэйн. Ее гнев будто охладило морозным воздухом. Так и не пригубив, Авиенда поставила чашечку и поспешно схватилась за долбленую тыкву, явно стараясь загладить свое упущение с чаем.

– Эгвейн, – сказала Эмис, прихлебывая чай, – как Ранд ал’Тор отнесется к тому, что Авиенда попросится спать в его опочивальне? – Авиенда так и застыла с долбленой тыквой в руках.

– В его?.. – Эгвейн чуть дара речи не лишилась. – Вы не можете требовать от нее такого! Не можете!

– Вот глупая девчонка, – проворчала Бэйр. – Мы же не требуем от нее разделить с ним одеяла. Но не решит ли он, что именно этого она просит? Да и позволит ли? Вообще-то, мужчины – странные существа, а Ранд ал’Тор вырос не среди нас, поэтому он еще непонятней.

– Наверняка ему ничего такого и в голову не придет, – затараторила Эгвейн. Потом заговорила медленно: – По-моему, он об этом и не подумает. Но ведь это неприлично. Просто неприлично!

– Я прошу, чтобы вы не требовали от меня этого, – с покорностью промолвила Авиенда, так смиренно, что Эгвейн не поверила своим ушам. Нервным движением Авиенда брызнула водой – шипя взлетели густеющие облака пара. – За последние дни я научилась многому, отдав учебе все то время, которое обязана была проводить с ним. С тех пор как вы позволили Эгвейн и Морейн Седай помогать мне направлять, я обучаюсь даже быстрее. Не то чтобы они наставляли меня лучше вас, нет, – поспешно добавила девушка, – но я хочу научиться еще очень многому.

– Ты будешь учиться по-прежнему, – заявила Мелэйн. – Тебе незачем проводить с ним каждый час. Если будешь стараться как следует, в занятиях отказа не будет. Тогда вряд ли ты что упустишь. Но пока ты спишь, обучение стоит на месте.

– Я не могу, – промямлила Авиенда, опустив голову к тыкве с водой. Потом громче и решительней добавила: – И не буду. – Она вскинула голову, глаза полыхали голубовато-зеленым огнем. – Меня не будет там, когда он снова позовет к своим одеялам эту вертихвостку Изендре!

Эгвейн вытаращила глаза на подругу.

– Изендре! – Эгвейн видела – и крайне неодобрительно отнеслась к увиденному, – какому позорному наказанию подвергли ту Девы. Заставить ходить голой! Но услышать такое!.. – Не хочешь же ты сказать, будто он...

– Молчать! – точно кнутом, ожгла девушек своим окриком Бэйр. Тяжелый взор ее голубых глаз раздробил бы и камень. – Заткнитесь! Вы обе молоды, но даже Девам впору знать, что мужчины совершают глупости, особенно когда они не привязаны к женщине, способной направить их на верный путь.

– Я рада, – сухо заметила Эмис. – Вижу, ты больше не сдерживаешь своих чувств, Авиенда. Когда дело доходит до этого, Девы оказываются ничуть не умнее мужчин. Я сама хорошо все помню, и прошлое до сих пор смущает меня. Если выплескивать свои эмоции, это на время омрачает разум, лишает возможности судить здраво, но если постоянно зажимать их, не давать чувствам выхода, всегда будешь видеть все как в тумане. Надо просто не давать воли гневу и ярости излишне часто и знать, когда их лучше сдерживать.

Мелэйн подалась вперед, опершись на руки, – капельки пота, стекавшие с лица, чуть ли не в горячий котел срывались.

– Тебе известна твоя судьба, Авиенда. Ты станешь Хранительницей Мудрости великой силы и огромной власти. В тебе уже сейчас немалая сила. Благодаря ей ты прошла первую проверку, она поможет тебе пройти и через это.

– Моя честь, – хрипло вымолвила Авиенда и сглотнула, не в силах продолжить. Девушка сгорбилась, съежилась, судорожно прижимая к себе долбленую тыкву, будто в ней хранилась честь, которую она хотела уберечь и защитить.

– Узору неведом джи’и’тох,– сказала Бэйр; если в ее голосе и было сочувствие, то очень слабое. – Узору понятно только то, что должно быть, и то, что будет. Мужчины и Девы борются с судьбой, даже когда ясно: Узор сплетается, невзирая на их борьбу, но ты больше не Фар Дарайз Май. Ты должна научиться овладевать судьбой. Только поддавшись Узору, ты обретешь возможность управлять собственной жизнью. Если бороться, сопротивляться, Узор все равно тебя заставит, вынудит, и ты найдешь несчастья и страдания, вместо того чтобы обрести блаженство и радость.

Эгвейн подобные речи очень и очень напоминали то, чему ее учили в отношении Единой Силы. Чтобы контролировать саидар, вначале нужно уступить ему. Начнешь сопротивляться, и Сила обрушится на тебя, а то и сокрушит своим буйным напором; уступи и направляй легонько, деликатно, и она сделает так, как ты хочешь. Но это не объясняло, почему Хранительницы добиваются от Авиенды исполнения своего требования. Поэтому Эгвейн так ничего и не спросила, лишь повторила: